Идущая - Мария Капшина

Реана и рада была бы поверить в лето, но у неё не оставалось сил даже на мысли, не говоря уж об эмоциях. Не сказать, чтобы такое положение её действительно огорчало: непроходящая, глубокая и привычная усталость — не худший способ не сойти с ума. За глаза её не звали иначе, как "Безумная". Ведьма с болезненным упорством участвовала во всех вылазках (говорили, что это Ррагэ требует кровавых жертв, и служительница его не может не убивать), а после остервенело отвоёвывала у Слепого его добычу, излечивая тех, кого можно, и вливая жизнь в тех, кого спасти уже казалось немыслимым. Этого "а после" люди объяснить не могли — что и уверило их в безумии Возродившейся.

А Реана больше смерти боялась Возродившейся. Ненавидела себя за то, что идёт убивать — и ничего не чувствует, никаких эмоций, кроме ледяного упоения битвой. За то, что в ней было от Реды. И возвращалась со стен и с берега в город, в госпиталь, и за каждую жизнь боролась не так, как боролась бы за свою, совсем не так — не за жизнь свою, а за себя, своё сознание, разум. За право быть — не Редой.

Итогом этой напряжённой борьбы стало то, что ведьма похудела ещё больше, став похожей на ладзахские статуэтки из тёмного дерева: с такими же ломкими, нервными изгибами, загорелая почти до черноты. Костистое лицо с выпуклыми скулами оцепенело в каком-то диком упорстве. Когда Лаолиец и ведьма стояли рядом, люди испытывали нечто похожее на мистический ужас: и по отдельности эти двое, больше походившие на духов, чем на людей, вызывали какое-то смутное беспокойство, если не страх. О Раире и Реане ходили слухи, один другого причудливее: о них двоих, о каждом из них в отдельности, в нескольких модификациях… Столько же историй ходило, пожалуй, только о Шегдаре.

Ещё, к немалому удивлению Реаны, ходили истории о том, как Безумная бывала там-то и там-то, делала то-то и то-то — два, три года, пять лет назад… В один из вечеров в госпиталь заглянула девушка — подруга Дайре, видимо, которая развлекала персонал байками. Звали её Эйтахе, и внешне она казалась одних лет с Дайре, полная и низенькая, в противоположность подруге, но подвижная, весёлая настолько, что будь она тоньше, её живость, казалось, взорвала бы девчонку изнутри. Латаная и грязная одежда была отменно сшита, да и метка на рукаве — вышитая иголка с ниткой — указывала на цех портных. Рассказывала Эйтахе великолепно, и слушатели то и дело припоминали свои истории, одна другой цветистее. Довольно скоро ответные байки пошли о начальстве; вечная тема — и тем более животрепещущая, когда в начальниках столь одиозная личность, как Возродившаяся. Приятельница Дайре живо отозвалась и высыпала целый ворох историй о ведьме, одна другой жутче. Причём, все — незнакомые, про её детство и жизнь до появления в Даз-нок-Рааде. О том, что разговоры их прекрасно слышно в соседней каморке, где сидела за схемами городских стен ведьма, собравшиеся не то забыли, не то не знали.

— Вот говорят же: вызвал Дракон Возродившуюся, — рассказывала Эйтахе, спокойно и деловито, но с какой-то подспудной готовностью рассмеяться в любой момент. Даже сквозь стену было ясно, как она весело щурит глаза, смотрит на собеседников искоса и руками раскладывает свои слова по полочкам. — Говорят — "вызвал", так обычно и решают, будто она — хлоп — да и появилась посреди залы, как ни есть — живая. А мне знающий человек говорил, что умерших можно только души призывать, а не тела. Тела-то ого когда Наама забрала! А она жадная, она через столько лет своё не отдаёт, это со Слепым маги договориться могут, да и то не все, и потому только, что Кеил магам благоволит, а души умершие от времени не портятся. Тело-то ведьмино сожгли шестьсот Порогов тому как, вот и выходит, что не мог его Дракон призвать, будь он хоть самый что ни на есть разнаисильнейший маг!

— Как же! — хмыкнул Лузойи. — Ты, девчонка, ври, да не завирайся! "Знающий человек" ей сказал, ишь ты! А что ж он, знающий-то, не признал, что у Возродившейся души нет? И что ж, в такой случайности, Дракон призвал? Как это можно то, чего нет, призвать, га?

— А и не я вру вовсе, напрасно ты, дядька, ругаешься, — возразила Эйтахе. — Ну вот душа — она что? Она то, отчего человек ходит да дышит, да говорит. А у нечисти души нет, но они тоже говорят да ходят. А нечисть они потому, что вместо души у них дыхание нечистого, а не душа. Реда, она ведь живой-то выглядела? Стало быть, вместо души-то у неё было что ни на есть. Вот это-то самое Дракон и призвал, стало быть. А тело-то всё равно у человека должно быть, иначе-то что за польза такая от Возродившейся, если от неё один призрак только, а больше ничего-то и нет? Что с неё тогда — детей разве пугать? Значит, надо ей ещё тело найти. А коли предсказано, что она возродится, то Дракон и увидел в магическом зеркале, где она родилась да когда — ну да и подселил ведьмино это самое, что вместо души. Но это ж когда ещё было, верно? Порогов тому сорок назад, я чай. Сперва-то, пока ведьма росла только, ничего и не было, а уж после вовсю разгулялась. Вот слыхали, как девять Порогов тому в Кладойренке сразу четыре города за еретиков, за продвижников встали? Когда их едва белые уговорили аж совместно с коричневыми? И не нашли тогда-то виновника, а это ж ведьма и устроила; против истинной-то веры вставать — завсегда самое это ведьминское дело! Они, ведьмы-то, завсегда думают, как бы похуже напакостить! За то их Вечные и карают: ничего у ведьмы путного не выйдет, и молоко скиснет, и цыплята подохнут… Или вот ещё в год, когда в Тиволи…

Через час примерно Реана поняла, что ничего для себя существенного, кроме головной боли, от старых схем и планов не добьётся, и вышла шугануть бездельников. В комнате их было с дюжину; Эйтахе сидела на высоком столе, где обычно складывали грязное постельное бельё, и вдохновенно рассказывала о ранних заморозках в Налвихе, которые загадочным образом тронули только земли, принадлежавшие лично барону. Появление Реаны породило волну смущённых покашливаний, которая обежала комнату, и лишь затем Эйтахе ойкнула — ничуть не испуганно — и замолчала.

Реана усмехнулась.

— Спасибо за истории, Эйтахе. Много нового о себе узнала.

Эйтахе сделала странное движение углами губ, глотая улыбку. Потом сказала — на удивление, не задорно, а как-то нагло:

— А мне твоё "спасибо" ни на что не сгодится! Я могу ещё и за проклятье рассказать, и за то, сколько всего Возродившаяся второй-то раз по земле походит…

Реана недоумённо прищурилась на неё.

— Нет, благодарю. Это я и сама прекрасно знаю.

Она по-прежнему улыбалась, но откровенно приклеенной улыбкой.

— Господа, — обратилась она к остальным, повернувшись спиной к Эйтахе, — у вас появилось свободное время? Просто замечательно: у меня как раз скопилась несделанная работа…