Приговор - Отохико Кага

Казалось, этому намуамидабуцу не будет конца. Голос, не приглушённый стенами камеры, а звонкий и настойчивый, тягучий, как мёд, заполнил пространство и время. Катакири был обрит наголо. Поскольку брили в тюремной парикмахерской бесплатно, с бритыми головами ходили многие заключённые, но Катакири был действительно похож на монаха — бритая голова прекрасно гармонировала с жёсткими чертами лица. А уж когда он читал сутру — ни дать ни взять святой отец.

…Наму Амида буцу

Наму Амида буцу

— Сдаюсь, — воскликнул Тамэдзиро, пряча съёжившийся член в штаны и застёгивая молнию. — Этого грязного монаха мне не одолеть.

— Да ты что, — рассердился Коно, — выходит, ты совсем слабак? Спасовать перед каким-то вонючим служителем культа!

— Ничего не поделаешь. — Тамэдзиро провёл рукой по ширинке, потом похлопал себя по лысой макушке. — Плохо переношу монахов. Если хочешь, сам попробуй.

— Давай, давай, — подначил его Андо.

— А ты заткнись. Таким буржуазным барчукам, как ты, вообще надо помалкивать.

Коно оттолкнул Андо и, вздёрнув голову с торчащими седыми вихрами, выдвинулся вперёд. Ухватившись за Тамэдзиро, он расстегнул ремень джинсов.

— Ну-ка, дедуля, погладь мне задницу. Щас я тебя доведу до экстаза.

— Э, нет. Не пойдёт! Революционеры мне не по нутру…

— Это ещё почему? Тебе что, не нравится моя физиономия?

— Ну, в общем…

— Брехня! — И Коно устрашающе заскрипел зубами, будто дробя ими кости. — Просто этот твой Сюкити буржуазное отродье, а я бедный пролетарий, не имеющий даже высшего образования. Короче, дело в извращённости и ограниченности твоего сознания. Поскольку тебя выдрессировали в духе дискриминационного восприятия действительности, то есть приучили направлять своё сексуальное влечение на всяких там буржуазных выродков, а бедным людом гнушаться, постольку и ко мне, пролетарию, ты, естественно, не испытываешь ничего, кроме отвращения. То есть вопрос надо ставить прежде всего о низкопоклонстве перед властями и оппортунизме.

— Что-то мудрёно больно. Так или иначе, с тобой у меня ничего не выйдет.

— Ну… раз так, то теперь, буржуазное отродье, твой выход. Пора тебе нравственно переродиться и принять участие в революционных экспериментах. — И Коно прошептал что-то Андо на ухо и подбадривающе похлопал его по плечу.

— Да ты что, не могу я ничего такого.

Схватив Андо, который, как ребёнок, упирался, извиваясь всем телом, Коно подтащил его к Нихэю и с силой толкнул прямо на него, это произошло так быстро, что Нихэй не успел увернуться. Не исключено, что в какой-то момент Андо перестал сопротивляться и сам подбежал к Нихэю. Так или иначе, в результате картина получилась своеобразная — каланча-надзиратель прижимает хрупкого юношу к своей могучей груди. Опомнившись, Нихэй попытался отбросить от себя Андо, но тот обеими руками обхватил его за шею и впился поцелуем в губы. В тот же момент резко, словно выключили радио, замолк голос, читавший сутру. То ли надзирателю всё-таки удалось оттолкнуть юношу, то ли тот сам разжал руки, огорошенный внезапно наступившей тишиной, — во всяком случае, они отделились друг от друга. Андо быстро подбежал к Карасаве и спрятался у него за спиной, словно ища защиты, а Нихэй, стараясь скрыть смятение, напустил на себя важный вид и несколько раз сплюнул в носовой платок. Тут пожилой надзиратель, который на протяжении всего этого времени стоял, остолбенев от неожиданности, и не двигался с места, наконец пришёл в себя и погнался за Андо, однако, поняв, что догнать его не удастся, схватил за руку Коно.

— Ты что, ты что это себе позволяешь? — орал он, не замечая, что его передразнивает Тамэдзиро: «Ты что, ты что это, а?»

— Ты что, это ведь насильственные действия в отношении персонала!

— Это нельзя квалифицировать как насильственные действия, — ответил Коно и поморщился, возможно оттого, что надзиратель слишком сильно сдавил ему руку.

— Любое прикосновение к телу служащего рассматривается как насильственное действие.

— Это логическое построение не имеет права на существование. В каком именно параграфе Закона о содержании в тюрьмах об этом сказано? В 59-м параграфе говорится только, что нарушение дисциплины влечёт за собой наказание.

— Об этом… Как же это?.. Об этом говорится в должностных инструкциях, — поспешно поправился надзиратель, но снова попал впросак, недооценив юридической подготовки Коно.

— Вы имеете в виду инструкцию от 8 июля 1941 года? Но там просто перечислены основные виды нарушений правил внутреннего распорядка. Их ровно восемнадцать, как то: неповиновение приказу, насилие, перебранка, оскорбление действием, кража продуктов питания, сокрытие запрещённых предметов, обмен запрещёнными предметами, нарушение режима сидения и лежания, установление голосового контакта между камерами, совершение непристойных действий, игра в азартные игры, отлынивание от работы, несанкционированное изготовление любой продукции, владение табачными изделиями, злословие и клевета, агитационная деятельность, подготовка к побегу. И более ничего!

— И всё же…

— Что «и всё же»? Нет там никаких указаний на этот счёт! Эй, больно же. Отпустите руку, терпеть не могу, когда меня хватают! Никаких нарушений правил внутреннего распорядка вы мне приписать не можете. Я не делал ничего — не отказывался повиноваться приказу, не применял насилия, не пререкался, не оскорблял действием, не крал продукты питания.

— А вот и делал! Ты совершал непристойные действия.

— Да ну? Надо же, сумел-таки выкрутиться! Только что, по-вашему, входит в понятие «непристойный»? А? Раз в результате моих действий молодой начальник сексуально возбудился, значит, они непристойные? Так что ли? Но это ещё надо доказать. И позвольте спросить: когда этот говнюк Тамэдзиро занимался тут рукоблудием, а вы ему не только не препятствовали, но ещё и подзуживали, разве это не было непристойным поведением? Кто его спрашивал: «У тебя по утрам встаёт?» Кто его подуськивал, мол — пусть покажет, на что способен? Уж не вы ли? А раз сам начальник ведёт себя непристойно, то что требовать от заключённых? Злонамеренность, предвзятость, дискриминация, стремление в своём глазу бревна не видеть, а в чужом соломинку замечать — вот ваша истинная сущность. Так, начальник? Скажите, разве я не прав? Возразить-то нечем.

— Эй, — Пожилой надзиратель повернулся к Нихэю, надеясь получить поддержку, — что с этим типом будем делать?

Нихэй медленно спрятал в карман грязноватый носовой платок, которым вытирал губы, и что-то шепнул на ухо напарнику. Тот кивнул и направился к ведущей во внутренние помещения железной двери. Нихэй старался напустить на себя грозный вид, но по тому, как нервно он морщил лоб, было видно, что он растерян.

— А ты неплохо подкован в законах, — сказал он, глядя сверху вниз на малорослого Коно.

— Да нет, что вы. — Коно, словно черепаха, втянул голову в ворот свитера.

— И здорово разбираешься в инструкциях. Но знаешь, Коно, нарушения правил внутреннего распорядка не исчерпываются перечисленными тобой восемнадцатью пунктами. Суть дисциплины в исполнении лицами, отбывающими наказание, всех своих обязанностей и подчинении всем запретам. Запреты же могут устанавливаться по мере необходимости, главное — чтобы не нарушался внутритюремный распорядок. Разве не так?

Коно стоял, сжав кулаки, и исподлобья злобно поглядывал на Нихэя.

— Ты же своими действиями нарушил правила поведения на спортплощадке, это совершенно очевидно. Следовательно, их можно рассматривать как нарушение дисциплины.

— Ну и ладно, как хотите, так и рассматривайте. — Коно обхватил правой рукой сжатую в кулак левую и стал вращать ею.

— Что значит «ладно»? Ты не считаешь, что вёл себя плохо?

— Я ничего такого не делал.

— Как же, не делал он! — В голосе Нихэя зазвучали гневные нотки, глаза — поставленные рядом два полумесяца — засверкали. Толстые губы изогнулись, обнажив кривые зубы. Нихэй всегда напоминал Такэо долговязого сыщика, арестовавшего его в Киото, сейчас он тоже невольно вспомнил его. — Хватит ерунду молоть! Ты ведь нарочно пихнул Андо прямо на меня. Я всё видел!

— Андо по собственной воле побежал к тебе, по собственной воде тебя поцеловал. Таково его свободное волеизъявление. Ясно? Ты мозгами-то пораскинь — лучше бы подумал, может ли человек поцеловать другого только потому, что его толкнули! — И Коно высунул голову из воротника.

— Да пошёл ты… — Пытаясь скрыть замешательство, Нихэй повернулся к Андо: — А ну подойди!

Андо выглянул из-за плеча Карасавы, как рак-отшельник из норки, и, почесав затылок, вышел вперёд.

— Ты зачем это сделал?

— Так он мне велел — поцелуй, говорит, начальника. Чистая правда, вы уж не серчайте. Начальник-то у нас гомик, говорит, вот и проверим!