Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р. - Павел Фокин

Сотворяя его, Бог как бы впал в какую-то задумчивость, резец остановился, и все лицо стало матовым. Глаза „не торчат“ из мрамора, и губы никогда не закричат. Ума и далекого зрения, как и меткого слова (в письмах), у него „как дай Бог всякому“, и особенно привлекательно его благородство и бескорыстие: но все эти качества заволакиваются туманом неопределенных поступков, тихо сказанных слов; какого-то „шуршания бытия“, а не скакания бытия.

Но он „рыцарь честный“, честный и старый (по чекану) в нашей низменной журналистике» (В. Розанов. Опавшие листья. Короб второй).

ПЕТИПА Виктор Мариусович

Драматический актер. Сын балетмейстера М. И. Петипа.

«Виктор… с раннего детства проявлял недюжинные актерские способности. Он, как и старшие представители нашей семьи, отличался легкостью и изяществом исполнения комедийных ролей. Еще в детстве на него обратил внимание дед – Леонид Львович Леонидов, а затем отец, увидев его в любительском спектакле, сразу определил, что он будет артистом. Весь его репертуар был строго продуман и глубоко проработан, он много читал и прислушивался к каждой заслуживающей внимания критике, обладал огромной интуицией и тонким вкусом. Он обожал театр, жил искусством. Брат выступал во многих городах России: в Николаеве, Воронеже, Севастополе, в труппе Никулина. Но больше всего он играл в Харькове, Киеве, Одессе, а весной и летом часто ездил играть в Тифлис и Крым. В Харькове у Н. Н. Синельникова он проработал десять сезонов, имел выдающийся успех. Очень любил Украину, изучал украинский язык, поступил в Киевский театр имени Франко.

Выступал он часто и как чтец песен Беранже, организовал цикл концертов произведений национальных поэтов, переведенных на русский язык, и пользовался выдающимся успехом» (В. Петипа. Наша семья).

ПЕТИПА Марий Мариусович

Драматический актер. Сын балетмейстера М. И. Петипа.

«Со всем пылом юношеского увлечения Марий отбывал воинскую повинность в кавалерии и пристрастился к военной службе. Отец, который баловал его более других сыновей, был крайне удивлен этим, так как видел его способности и был уверен, что Марий станет артистом. После отбывания воинской повинности увлечение военной службой прошло, Марий устремился к театру и поехал с братом Виктором в провинцию, где играл небольшие роли. Несмотря на исключительные артистические способности, он относился к театру крайне поверхностно. Увлеченный еще с самых юных лет поэзией Пушкина и в особенности Лермонтова, он писал стихи, их хвалили. Обладая абсолютным слухом и хорошим голосом, он пел целые оперы, и, не имея музыкального образования, выступал в оперетках. Хорошо рисовал и танцевал. Но все эти данные не развивал из-за легкомыслия и непостоянства. Все же он занял в театре первое положение, очень удачно начал свою артистическую работу в Севастополе под руководством режиссера Людвигова – в той же труппе служил и его старший брат Виктор. Марий был мягок, добр, веселого нрава. Старше меня всего на два с половиной года, он рос со мною вместе, в играх отличался необычайной изобретательностью и фантазией. Империалистическая война прервала его сценический путь. Проявив мужество и выносливость на войне, он вернулся совершенно больным и морально разбитым. После демобилизации Марий должен был приступить к театральной работе в Тамбове. Весной он надеялся приехать в Москву для свидания с сыном и с нами. Но не осуществились его мечты и желания: по приезде в Тамбов он тяжко заболел и после операции по поводу ущемления грыжи умер» (В. Петипа. Наша семья).

ПЕТИПА Мариус Иванович

Артист балета, балетмейстер. На сцене с 1838. В 1869–1903 главный балетмейстер петербургской балетной труппы. Поставил свыше 60 балетов, в том числе «Дон Кихот» (1869), «Баядерка» (1877) Л. Минкуса, «Спящая красавица» (1890) П. Чайковского и «Раймонда» (1898) А. Глазунова и др. В 1855–1887 – преподаватель в Петербургском театральном училище.

«Петипа лет до семидесяти казался юношей. Издали ему можно было дать около тридцати. Зато, вернувшись с гостями домой после спектакля, весь желтый, он сбрасывал парик, медленно опускался в мягкое кресло и старчески разбитым голосом говорил: „Дайте нам, пожалуйста, по рюмке водки“» (Б. Садовской. Записки. 1881–1916).

«Каким сохранился Петипа в моей памяти? Маленьким, даже просто миниатюрным, очень хрупким, немного согбенным, непрочно стоящим на ногах, элегантно одетым, в черной шелковой шапочке, с аккуратно подстриженной, раздвоенной бородкой серовато-белого цвета, золотое пенсне со шнурочком на кончике носа. При мне он ничего нового не создавал. Только один раз мне удалось, в ожидании отца, очутиться в зале, когда Петипа ставил вариацию солистке для своего последнего балета „Волшебное зеркало“. Что-то не ладилось, и видно было по лицу исполнительницы, что она недовольна. Он тут же сказал: „Не нравис – я перемениль“. И стал показывать другую комбинацию. Я это хорошо запомнила только потому, что мне понравилось, как он произнес русские слова, и я потом его часто изображала» (Е. Гердт. Что вспомнилось).

«Мариус Иванович Петипа был человеком милым и деликатным. По-русски он знал несколько слов и выражений, но употреблял их нескладно, вследствие чего получались такие каламбуры, что порой и повторить нельзя.

…Петипа хотел, чтобы его понимали очень быстро, не любил повторять больше двух-трех раз то, что показывал. Если танцовщица, которую он предварительно выбрал, недостаточно быстро схватывала движения, он брал ее за руку и отводил в самый последний ряд, а оттуда, опять-таки за руку, приводил другую и ставил ее вперед.

Петипа был молчалив, мало с кем говорил. Обращался к нам всегда в одних и тех же выражениях: „Ma belle, ma belle“ [франц. Моя красавица. – Сост.]. Все его очень любили. Тем не менее дисциплина была железная. Когда он входил в репетиционный зал, все вставали, не исключая балерин.

Вечером во время спектакля он сидел в первой кулисе, откуда ему видна была вся сцена. Когда танцевали хорошо, Петипа качал одобрительно головой и вполголоса приговаривал: „Ma belle, ma belle“. Бывало, что танцевали плохо. Тогда он поворачивался спиной к исполнителям, проходившим мимо него за кулисы, или смотрел наверх, но никогда ничего не говорил» (Л. Егорова. На репетиции).

«В работе Петипа был суров и никогда не имел любимчиков в труппе.