Сафьяновая шкатулка - Сурен Даниелович Каспаров

Дед Саак опять поднял руку. Арташес досадливо посмотрел на него.

— Дед, сказано тебе, голосование еще не началось.

— Я спросить хочу, а не голосовать! — сердито отозвался дед.

— Ну, спрашивай.

— Ара Аваг, вот ты, по всему видать, умный человек, землю на семь вершков вглубь видишь и все законы наизусть знаешь. Скажи, что, по-твоему, лучше: по закону сидеть без воды и грязью зарастать, или, не спрашивая закона, провести воду и жить по-человечески? Я хочу услышать твой ответ!

В помещении послышались смешки, постепенно сменившиеся гулом возбужденных голосов. Гарихачцы кричали с мест, перебивая друг друга, спеша высказать то, что наболело у каждого.

— Ара, ну что это за разговор — законно, незаконно? Что же нам, умирать без воды, что ли?

— В других селах воду уже в дома проводят, а мы даже на ферму не можем провести! Ладно, мы люди, мы как-нибудь перетерпим, как терпели столько лет, а как со скотом быть?

— Мы уже видели, как это бывает по закону! Привезут две-три машины бракованных Глиняных труб, а потом их выбрасывают.

— Две недели канаву рыли для этих труб, сколько трудодней на нее затрачено было. Где она?

— Как где — травой заросла!

— За это под суд не отдают, как же: все по закону сделано — и трубы по закону выброшены, и канава заброшена, и…

— И мы сидим без воды… тоже по закону…

— Авагу что, Авагу плевать на все. Главное, чтобы закон соблюдать, а там хоть трава не расти. Закон захочет — Аваг и Гарихач подожжет, и гарихачцев по миру пустит!

— Дай ему волю, он хоть сейчас начнет раскулачивать гарихачцев!

— Вон вчера он опять акт составил, на этот раз на Русагета Хачатура!

— Ара, кажется, уже и гарихачца не осталось, чтобы, значит, ходил без акта! Ай, Аваг, балам[5], неужели ты родился на этот ясный белый свет только для того, чтобы акты на людей писать, а?

Спор грозил разрастись в нешуточный скандал, если вовремя не принять меры. Арташес поднялся, стукнул кулаком по столу так, что графин на нем подпрыгнул. В помещении сразу стало тихо.

— Товарищи, — сказал Арташес сердито, — говорить надо по существу, а не болтать, кому что взбредет! Акты мы будем составлять и будем наказывать каждого, кто провинится в чем-либо. И обвинять тут Авага Саруханяна ни к чему. Мы собрались сюда не для того, чтобы сводить с ним счеты. Он прав, когда предупреждает нас, что мы затеваем дело, за которое сами же можем пострадать. А ворошить старое сено не надо. Кто еще хочет высказаться по существу?

— Хватит, высказались! — взвизгнула та самая женщина, что недавно возмущалась курильщиками. — И нечего пугать нас страшными карами. Ставь вопрос на голосование, я первая подниму руку!

— Больше никто не хочет высказаться? — Арташес взглядом обвел гарихачцев. — Никто. Значит, ставлю на голосование. Кто за то, чтобы на средства колхоза провести воду в село, прошу поднять руки. Один, два, три, четыре, пять… Мели-даи, я что-то не пойму, ты за или против?

Колхозный сторож, подслеповатый Мели натянул на самые глаза изжеванный козырек фуражки.

— Да я и сам не знаю, Арташ-джан, говорят, дело незаконное. А ну как всех нас в Сибирь погонят…

Гарихачцы ответили веселым хохотом. Ах, Мели, Мели, будь ты неладен, Мели! Собственной тени боится человек, ну что ты скажешь! Недаром сторожем его назначили на склад. Самый раз ему быть сторожем!

— Ну что вы от этого человека хотите? Уж если он испугался своего же решета, как не бояться Сибири!

— Так как же, Мели-даи, ты за или против? — спросил Арташес. — Мы же подсчитываем голоса.

— Да что вы прицепились ко мне, — озлился Мели, — без меня вода не пойдет, что ли?

Гарихачцы опять весело загалдели.

— Считай его тоже! Его жена всем надоела, за водой не к речке, ходит, а по соседям: от каждого по кружке, к вечеру смотришь — уже два полных кувшина в углу стоят!

— Зачем два? — возмутился Мели. — У нас всего один кувшин!

Арташес опять постучал по столу.

— Написать — воздержался, что ли?

— Что хочешь, то и пиши, — ответил Мели.

— Ануш, пиши воздержался.

Мели чуть приподнял сломанный козырек фуражки и покосился на учительницу.

— Постой! А мне за это что будет?

— Медаль за отвагу будет! — отозвался кто-то.

— Да я не к тому! Я спрашиваю, воду нам запретят брать или нет?

— Не запретят, Мели-даи, не запретят, не бойся, — успокоил его Арташес.

— А, ну тогда еще ничего, пиши… против…

Арташес принялся считать заново.

— Так. Кто еще против? Аваг и Грачик… Еще кто? Больше никого. Будем считать, что предложение прошло подавляющим большинством голосов.

Собрание закончилось. Но люди долго еще не расходились по домам, сидели, не спеша покуривали самокрутки и разговаривали о делах.

6

Дед Саак, мурлыча под нос «Сиреци, ярс таран», вышел из огорода, приоткрыв до половины часть плетня, заменявшего ворота, и засеменил к дому, придавливая чарыхами редкую травку, выклюнувшуюся там и сям между камнями, устилавшими дворик. В руках дед держал пучок молодой крапивы с нежными, отливающими изумрудной синевой листьями. Он прошел под навес, остановился у столба, вытесанного из ствола молодого бука, поискал глазами, но скамеечки не нашел, хотел присесть на камень у очага, но раздумал и окликнул внука: