Сафьяновая шкатулка - Сурен Даниелович Каспаров
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Название: Сафьяновая шкатулка
- Автор: Сурен Даниелович Каспаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сурен Каспаров
САФЬЯНОВАЯ ШКАТУЛКА
ПОВЕСТИ И РАССКАЗЫ
Сурен Каспаров живет и работает в Баку. В 1965 году в «Советском писателе» был издан его роман «Четвертое измерение». Прозу писателя отличает лиризм, психологичность. Повести и рассказы, вошедшие в сборник «Сафьяновая шкатулка», — дальнейшее развитие интересного таланта писателя. В повести «Этот странный месяц апрель» женщина полюбила инвалида войны, бывшего летчика. Эта горькая и тяжелая любовь становится испытанием для обоих. Дружбе армянского и азербайджанского народов посвящена повесть «Гара-киши». С. Каспаров изображает людей чутких, обладающих высоким чувством собственного достоинства.
ПОВЕСТИ
НАДПИСЬ НА КАМНЕ
1
Несколько десятков лет назад семнадцать семейств армянских погорельцев из Шуши вместе со своими детьми, коровами, подойниками, кастрюлями, ослами, женами, перевалив через горы, через ущелья, спустились в долину небольшой, но бурной реки, перешли реку вброд, походя утопив в ней двух ослов и одного ребенка, и выбрались на левый берег. Здесь осмотрелись, почесали затылки и решили, что берег слишком открытый для чужого глаза. И углубились в лес, окутывавший весь левый берег реки до самого подножия Мрав-горы с шапкой снега на острой верхушке.
Шли, шли, шли и к вечеру, не дойдя шагов трехсот до гребня первой горы, наткнулись на разрушенный то ли хлев, то ли землянку. Чуть поодаль от этого сооружения стоял покосившийся на один бок каменный крест. А может, то был и не крест вовсе, а обыкновенный валун, похожий на крест. Рядом с этим крестом росло несколько колосьев ячменя. Откуда крест, кто посеял ячмень и зачем всего несколько колосьев — никто не знал. Может быть, ветром занесло семена, а может быть, в хлеву когда то держали скот и скармливали ему ячмень. Кто знает? Но и крест и ячмень были, это точно. Стали размышлять: раз крест, значит, кристонья; раз кристонья, значит, армянин, потому что в Карабахе только армяне кристонья. Стало быть, здесь до них ступала нога армянина. А раз так, стало быть, земля армянская, а значит, и наша. А коли наша, то от добра добра не ищут: здесь и надо осесть, лучшего места все равно не найти — если идти дальше, то как раз попадешь на лысую макушку Мрав-горы, где даже летом снег не тает…
И осели. Разожгли один общий костер на всех, приготовили одну общую похлебку на всех, поели и завалились спать. А утром стали прикидывать, кому где строиться.
Один сказал:
— Я буду строиться здесь, тут мне нравится.
Другой сказал:
— А я — чуть выше, вон у того дуба.
Третий сказал:
— А я — еще выше, под той скалой, что в виде петушиного гребня.
Четвертый сказал:
— А я — еще выше, чтобы, значит, всю долину видеть.
И так до тех пор, пока самый последний из них, Гаспар, холостяк и сирота, лишь полгода назад вернувшийся с турецкого фронта, не сказал:
— А я — вон там! — И показал на гребень первой горы, дальше начинался подъем на Мрав.
И стали рыть ямы под жилища.
Так на склоне этой безымянной горы взвился первый дым очага и первый дым над ердиком[1].
Потом появилось село. А раз есть село — должно быть и название этому селу. Начали подбирать название. Перебрали множество, но ни на одном не, сошлись. И тогда Гаспар сказал:
— Люди, зачем вы зря ломаете головы?
— А как не ломать? — сказали люди. — Название-то надо?
— Когда мы пришли сюда, что увидели?
— Крест увидели, — сказали люди.
— Еще что увидели?
— Ячмень увидели, девять колосьев, — сказали люди.
— А разве это вам не название?
— Где название? — не поняли люди.
— Гари и хач![2] Разве плохо?
— Гарихач? Ячменный крест? Ха-ха-ха! Уморил же, ей-богу! Ну и Гаспар! Ячменный крест. Ха-ха, да кто же видел, чтобы крест был ячменный! Ну и ну!..
Долго смеялись над этим «ячменным крестом», — может, два дня, а может, и неделю. Ни у кого из головы не выходил «Гарихач», и уж настолько свыклись с этим странным словосочетанием, что перестали замечать его. Так оно и стало названием села.
Поосвоившись, стали вырубать деревья вокруг домов, выжигать пни, выкорчевывать камни. К осени появились первые борозды на черной жирной земле, первая озимая пшеница — крупная, ядреная: земля в этих местах оказалась на редкость благодатной.
И стали жить, забытые богом и людьми и сами забывшие бога и людей. Правда, позднее выяснилось, что хотя место по всем статьям и хорошее и земля добрая, но вот одно плохо: комаров много, сельчане стали болеть малярией. То одного затрясет в ознобе, то другого. Отчего малярия, откуда столько комаров? Оказалось, в лесу, в полуверсте от села, лежит что-то среднее между болотом и озерцом. Это болото-озеро потом назвали так: Сакюн-гел, по имени одного из сельчан. У этого Саки с чего-то вдруг по всему телу пошли нарывы. Откуда и что за хворь такая — никто не знал, но страдал бедняга жестоко. Молод еще был, а жена брезгливо сторонилась его, да и только ли жена — дети родные! Сельчане и те при встрече старались не прикасаться к нему. Саки впору было хоть в реке утопиться или живым в могилу лечь! И тут тетка его, старуха Баллу, возьми да и посоветуй ему наловить в лесном озере пиявок и попользоваться ими. Саки ловить