Хризалида - Варвара Малахиева-Мирович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О Ростове
На решетках балконаВялых рыб ожерелье.А внизу граммофонаХриплый тон и веселье.
Нежных ликов девичьихМолодое томленьеИ сольфеджий привычныхМонотонное пенье.
Рой детей сиротливыхВ тесной клетке двора.Всё так живо, так живо,Точно было вчера.
1921, Москва«На мраморную балюстраду…»
На мраморную балюстрадуИ на засохший водоемВ квадрате крохотного садаПод хризолитовым плющом
Гляжу я так же, как бывалоВ те обольстительные дни,Когда душа припоминала,Что в мире значили они.
И вижу черную гондолу,Мостов венецианских взлет,И голос сладостной виолыМеня томительно зовет.
Сквозь шелк дворцовой занавески,Как нож, блистает чей-то взор,А весел радостные всплескиЗвучат, как поцелуев хор.
И знаю, в этом же каналеНа мягком и тенистом днеЯ буду спать с твоим кинжаломВ груди, в непробудимом сне.
[1921], Сергиев Посад«Боже воинств, великой Твоей благодатью…»
Боже воинств, великой Твоей благодатьюНиспошли мне твой панцирь, и щит, и копье.Я одна пред несметною ратью,Полно ужасом сердце мое.
Кто щитом моим был, и мечом, и твердыней,С поля битвы ушел и ночует в шатрах,Опои меня, Боже, своею святыней,Да бежит предо мною твой враг!
13 февраля 1922«Голубая ночь баюкает…»
Голубая ночь баюкаетВ небе сонную звезду.Леший по лесу аукает,Я одна в лесу иду.
Я одна, и сердцу радостно,Что одна я в голубом,В неразгаданном и сладостном,В древнем таинстве ночном.
Протянула струны тонкиеК сердцу, вспыхнувши, звезда,Под кустом блестит, сторонкоюНаговорная вода.
Не нужны мне заклинания,Никого не позову.В звездной песне и в молчании —Долгий век мой проживу.
6 марта 1922, Сергиев Посад«Не касайся меня, Магдалина…»
Не касайся меня, Магдалина,Не влачись у краев моих риз,Женской мукою Божьего СынаНа земле удержать не стремись.
Я не плотник, не сын Марии,Не учитель, не друг я твой,Позабудь слова земные,Если хочешь идти за мной.
И ты — не Вифании дева,Не Лазарь и Марфа — родные твои,Отныне ты сеятель Божьего сева,Апостол Моей Любви.
25 марта 1922«Там, где нога твоя земли коснется…»
П.А. Флоренскому
Там, где нога твоя земли коснется,Не оживет сожженная трава,И черный вихрь вослед тебе несется —Так шелестит несмелая молва.
Но ты молчишь, склонив ресницы долу,Таинственным величьем обречен,Завившись в быт прогорклый и тяжелый,В нем поглотить пророческий свой сон.
Но ветхий бог, как мех, уже раздранный,Вместить не может нового вина,И ты не в нем живешь, пришелец странный,Не там, где дом твой, дети и жена.
Тебе знакомо нижних бездн сиянье,Денницы близкой дерзновенный взор,И сладостность свободного познанья,И горького изгнанья приговор.
И ничего о них молва не знает,И ничему там не поможет быт,Где Дьявол с Богом в смертный бой вступаютИ где душа, как два костра, горит.
[конец апреля — начало мая 1922]Святому Сергию
Ты ходил тропинкою лесистоюПо лощинам тем же и холмам,Где идут стопы мои нечистыеКаждый день к мучительным грехам.
Светлый нимб, души твоей сияниеЯ ловлю порой на облаках,И в росистом трав благоухании,И в закатных розах на крестах.
Но, смущенный темным отвержением,Вечной болью незаживших ран,Белых риз твоих прикосновенияДух страшится — зван, но не избран.
Чудом встречи глубже озаряетсяДикий мрак падений и утрат.И твоей святыней не спасаетсяДух, гееннским пламенем объят.
31 мая 1922, Сергиев ПосадПамяти Елены Гуро
Два озера лесных — глаза,В них — мудрость вещего ребенка.Порой нежданная слезаСквозь смех, стремительный и звонкий.
На тонких пепельных косахДва банта — желтый и вишневый.Неоперенных крыльев взмахВ движеньях грации суровой.
В певучем бархате речейОргана голос величавый.И вдруг — победный звон мечей,И дальний отзвук битв кровавых.
Волшебник снежно-белый котС янтарным ворожащим окомТебя — царевну — стережетИ там, в краю от нас далеком.
С твоей картины нежный зверь,Прозрачно радужный лосенок,Тебе открыл Эдема дверь,Где призрак, ласковый и тонкий,
Земного сына твоегоТебя объятьем лунным встретилИ дивной музыкой отметилТвоей кончины торжество.
1–13 июня 1922, Сергиев Посад«В твоем пространстве многомерном…»
Вл. Андр. Фаворскому
В твоем пространстве многомерномСыскав единый монолит,Движеньем медленным и вернымТвоя рука его дробит.
И, разделяя, созидаетУгрюмых ликов хоровод,Чьей жизни сумрачная тайнаЕще в веках разгадки ждет.
А здесь, в трехмерной нашей были,Ты ясен, прост, как голубь белый.И скрыты творческие крыльяКрасноармейскою шинелью.
15–28 июля 1922Инопланетным
Они меж нами пребываютИ нами видимы порой,И часто даже роль играютВ любой профессии земной.
Средь них актеры и поэты,Возможен даже большевик,Но в их глазах иного светаВсегда заметен жуткий блик.
Не в нашем ритме их движенья;Как незнакомые слова,В устах их наши выраженья.Земли касаются едва,
Как тень скользящая, их ноги,И им легко переступатьМорали скользкие порогиИ сразу две игры играть.
И, может быть, они крылаты,И в разных могут жить телах.Видали их неоднократноЗа раз и в двух, и в трех местах.
Их часто любят без надежды.Они же любят кровь сердец.Для них измены неизбежны,И быстр, и странен их конец.
3–4 сентября 1922, Сергиев Посад«Как тихо у меня в душе…»
Как тихо у меня в душе,Как будто в ней одни могилы,Как будто в них почиют все,Кого любовь усыновила,
Кто верой в спутники был дан,Кого надежда увенчала.И боль тиха от старых ран,И тихо самой смерти жало.
3–4 сентября 1922, Сергиев ПосадМоя комната
Чайник пунцовый с отбитым носом,На чайнике — с розой медальон.А внутри его — пепел от папиросы,И георгины в тубе жестяном.
На стенах картины своего изделья.Пальмы да пальмы. Без береговМоря, и кое-где пастельюСозвездья с другой планеты цветов.
За иконой охапка сухого бурьяна,Одеяло вместо гардин на окне.И самодельный лик ИоаннаНад постелью приколот к стене.
10 сентября 1922, Сергиев Посад«А у меня в груди орган…»
