На гонках в Ле-Мане - Луи Бодуэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но комиссар встретил его все с той же суровостью. Густые нахмуренные брови оттеняли проницательный взгляд маленьких глаз.
— Я уж спрашивал себя, чем вы там занимаетесь с вашим дружком Фабиеном, — проворчал комиссар, усаживаясь за письменный стол.
Сен-Жюст принял свой самый любезный вид и ответил:
— Я знаю, комиссар, что вы очень занятый человек, поэтому ждал, когда у меня будет что-нибудь серьезное, чтобы прийти к вам.
Он вытащил из кармана отчет Фабиена и аккуратнейшим образом разгладил рукой, прежде чем отдать Ронжье.
— После вашего визита, — сказал комиссар, взяв листки, — я поручил это дело двум инспекторам. Посмотрим, совпадает ли их информация с вашей.
Он надел очки в черепаховой оправе и приступил к чтению.
Сен-Жюст знал почти наизусть все восемь страниц отчета и мог по выражению лица Ронжье угадать, что именно тот читал. Те «деликатные» строчки, где Фабиен пишет, что Франсуа Новали служит в марсельской полиции, находились на последнем листке. «In cauda venenum» ("яд в хвосте") — так, посмеиваясь, прокомментировал детектив свой отчет, отдавая его Пьеру.
Ронжье прочел первые шесть страничек, не произнеся ни единого слова. «Это хороший знак», — подумал Сен-Жюст. Он знал, что комиссар без всякой снисходительности отнесется к отчету, подписанному Фабиеном де ла Хуссей.
Когда комиссар перевернул предпоследнюю страничку, Сен-Жюст поудобнее уселся на своем стуле. До этого момента только шевелящиеся брови говорили о внимании комиссара. Проявляя некоторую жестокость, Сен-Жюст попробовал предугадать возможную реакцию Ронжье.
«Когда он будет читать строчки, посвященные истории жизни Новали, его брови, каждая по отдельности, поползут вверх и огромный кулак обрушится на стол».
Он заканчивал свое мысленное пари, когда звук удара кулаком по столу заставил его подскочить.
«Я выиграл!» — подумал Сен-Жюст.
Брови Ронжье превратились в два больших восклицательных знака. Комиссар сорвал очки, и Пьер увидел, что его глаза мечут молнии. Громовым голосом, стуча пальцем по виновной восьмой страничке, он спросил:
— Это что за вздор?
— Какой вздор? — поинтересовался Сен-Жюст, прикидываясь удивленным.
Кулак комиссара вновь обрушился на стол, затрещавший от удара.
— Новали — полицейский! — воскликнул он. — Немыслимо!
Он затряс головой, как раненый бык, а его высказывание об умственных способностях Фабиена было настолько грубым, что его невозможно передать. Сен-Жюст наслаждался. Гнев Ронжье не произвел на него никакого впечатления. Он решил выступить утешителем:
— Мне известно, что в настоящий момент полиция переживает черные времена. Но «заблудшие овцы» бывают всюду. Так же и в журналистике. Вы не можете себе представить, комиссар, как много негодяев позорят нашу профессию! И если Новали плохой полицейский, то Фабиен ведь не виноват...
Эти слова явились как бы бальзамом для раненого самолюбия Ронжье. Сен-Жюст воспользовался затишьем, чтобы добавить:
— В сущности, вам главным образом не нравится, что это раскрыл Фабиен. Я не ошибаюсь?
Комиссар был человеком умным и честным. Замечание Пьера заставило его улыбнуться. Он вздохнул и признался:
— В целом отчет Фабиена ясен, точен и полон полезных сведений, которые полностью совпадают с уже имеющейся у меня информацией.
Ронжье должен был сделать над собой большое усилие, признавая за детективом эту заслугу. Чтобы быть уверенным, что Сен-Жюст оценил по достоинству его добрую волю, он добавил, бросив мрачный взгляд на отчет Фабиена лежащий на столе.
— Вы можете убедиться, что мы в полиции не такие уж ограниченные и упрямые, как о нас частенько говорят.
Сен-Жюст пододвинул стул к столу комиссара и, улыбаясь своей самой открытой улыбкой, сказал:
— Не будьте злопамятны. В этом деле мы будем сотрудничать. Не забывайте об этом. Возможно, это будет «брак по расчету». Но чем теснее мы объединимся без всяких задних мыслей, тем эффективнее будем работать.
Эти слова были полны здравого смысла. На лице комиссара появилась улыбка. Он сложил листки с отчетом Фабиена, вздохнул и сказал:
— Хорошо, поговорим теперь немного о том, что мы будем делать.
Затем он поднял руку, как будто какая-то новая мысль только что пришла ему в голову, схватил телефон и спросил:
— Это вы, Лоран? Хорошо... Зайдите сейчас же ко мне в кабинет.
Не прошло и минуты, как в кабинете появился Лоран. Выпрямившись, он стоял у стола комиссара с почтительным видом. Храня молчание, Лоран ждал, когда Ронжье обратится к нему.
— Возьмите это, — сказал наконец комиссар, протягивая бумажку, на которой он что-то нацарапал. — И проверьте, служит ли в полиции некий Франсуа Новали.
— Сию минуту, господин комиссар, — ответил Лоран и поспешил покинуть кабинет.
«Только что каблуками не щелкнул»,— подумал, усмехнувшись Сен-Жюст.
Когда Лоран ушел, он заметил комиссару:
— Я вижу, что между нами царит недоверие.
— Не в этом дело. Если я хочу проверить, то лишь для того, чтобы иметь максимум сведений об этом Новали. Если он действительно служит в полиции, как утверждает Фабиен, это маленькое расследование даст нам наверняка новые, возможно полезные детали.
Инцидент был исчерпан, и комиссар с Пьером, наконец объединившись, попытались разработать план сражения. У Ронжье был список участников гонок в Ле-Мане — доказательство того, что он принимал это дело всерьез.
Он высказал свое мнение:
— С моей точки зрения, только самые мощные машины, которые могут стать абсолютными победителями. являются мишенью для преступников.
Сен-Жюст согласился. В списке, лежащем перед ним, комиссар отметил галочкой эти машины.
— Четыре американские «Игл», три «Матры», четыре «Феррари», две «Порш» и три японские «Хонды». Всего пять марок.
Он поднял голову и взглянул на Сен-Жюста:
— Танака и его «команда» не собираются, конечно, срывать всю гонку, они целятся в одну определенную марку. — Он вздохнул и задумался. — В какую из пяти?
Сен-Жюст, в свою очередь, вздохнул. У него не было особых подозрений. Ронжье вновь принялся изучать список участников. Вдруг он ткнул пальцем в одну строчку:
— «Хонда» — японская фирма. Танака — японский миллиардер. Почему бы ему не организовать это преступление, чтобы могли победить его соотечественники? Может быть, даже у него есть акции «Хонды»?
Сен-Жюст покачал головой. Гипотеза Ронжье казалась ему неправдоподобной. Но, чтобы не обидеть полицейского, сказал:
— Это маловероятно. По двум причинам. Прежде всего, чтобы обеспечить победу «Хонды», они должны были бы испортить все остальные марки. Это, мне кажется, чересчур. Затем мне известно от Готье, который ведет автомобильную рубрику в «Суар», что «Хонда» не имеет ни малейших шансов. Она участвует в гонках в Ле-Мане впервые, скорее, ради эксперимента, для подготовки к будущему, а не для того, чтобы бороться за первое место.
Ронжье согласился:
— Значит, «Хонду» можно вычеркнуть из списка. Остаются четыре марки: «Игл», «Матра», «Феррари» и «Порш»?
— Вспомните, — ответил Сен-Жюст, — что слышал Кандидо в отеле «Авианосец». Судя по обрывкам фраз, можно предположить, что «команда» Танаки целится только в одну марку.
— Следить все-таки придется за тринадцатью автомобилями, — заметил комиссар. — Это много.
Он провел пальцами по глазам, как будто хотел лучше видеть.
— За всем этим должна прятаться какая-нибудь грязная коммерческая махинация, — сказал Ронжье. — Заинтересована в этом какая-нибудь важная в автомобильной промышленности личность, которая платит этим преступникам.
Он опять потер глаза и добавил:
— Только я не понимаю, что может иметь со всем этим общего такой богач, как Танака! Ничего в этом деле не сходится.
Сен-Жюст был настроен менее пессимистично, чем Ронжье.
— Важно, — сказал он, — что мы знаем преступников. И, не теряя их из виду в Ле-Мане, мы можем надеяться поймать их на месте преступления.
— Вы правы, — сказал Ронжье. — Всегда надо надеяться. Оставим же наши гипотезы и вернемся к практическим вещам. Я прибуду в Ле-Ман в пятницу, накануне старта, с четырьмя инспекторами. Кроме того, в моем распоряжении будут полицейские Ле-Мана. Мой КП будет находиться в полицейском посту на трассе. Вы будете постоянно поддерживать с нами контакт. Кстати, сколько вас будет?
— Кандидо, я, а также Фабиен и его секретарша Доротея.
— Эта «кинозвезда»?—спросил Ронжье недоверчиво.
— Вы не думайте, комиссар,— ответил Сен-Жюст,— она обладает здравым смыслом. Кроме того, женщина, да еще молодая и красивая, вызывает меньше подозрений. Лучшее доказательство — вы сами не принимаете ее всерьез!
Ронжье собирался ответить, когда зазвонил телефон. Хотя Сен-Жюст находился на расстоянии одного метра от аппарата, он узнал высокий голос Лорана, молодого инспектора, которому Ронжье поручил навести справки о Франсуа Новали.