На гонках в Ле-Мане - Луи Бодуэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы знаете Кандидо лучше, чем я, — сказал Пьер Дюброю. — Он очень умный паренек. Если я возьму его с собой в Париж, перед ним откроется прекрасное будущее. Но поскольку я знаю, чем вы жертвовали ради него, я не хочу, чтобы вы оказались в убытке.
При этих словах лицо Дюброя озарилось. Сен-Жюст понял, что попал в самую точку. Он продолжал:
— Вот что я предлагаю. В Париже Кандидо будет учиться. У нас достаточно связей, чтобы побыстрее оформить ему французское подданство. С другой стороны, он не забросит футбол. Я хорошо знаком с руководителями «Ред Стар», и они согласятся, чтобы Кандидо тренировался с профессионалами. Он будет прогрессировать, тренируясь с ними. Кандидо останется в «Велоспорте» — кстати, он очень любит этот клуб — и все матчи будет играть за вас... Если конечно, вы захотите его оставить.
Для Дюброя это было наилучшее решение. Он закрепляет португальца в команде и не должен больше платить ему ни одного су как липовому работнику. Для порядка он все же сказал:
— Я очень люблю Кандидо и мне грустно, что я больше не увижу его в отеле. Но не хочу быть эгоистом. Самое главное — это его будущее.
Беседа завершилась этими благородными словами, и Сен-Жюст поспешил в Менкур.
XIII
По возвращении Сен-Жюста ждал сюрприз.
Как он и думал, его друзья сидели перед телевизором. Фильм Хичкока закончился, напряжение спало, и они рассеянно слушали диктора, рассказывающего, как обычно, о различных бедах, обрушившихся на этот несчастный мир.
В полумраке гостиной Сен-Жюст не увидел Кандидо. Но, поскольку уже было одиннадцать часов, Пьер подумал, что португалец, не вполне еще выздоровевший, отправился спать. Лоретта, Доротея и Фабиен сидели в обществе высокого, бородатого и длинноволосого хиппи. На нем были джинсы, цветная рубашка, а на шее — тяжелое оловянное ожерелье.
Фабиен счел необходимым дать объяснение Пьеру и, указывая на хиппи, сказал:
— Хочу тебе представить Мортимера, одного ирландского друга.
Ирландец, услышав свое имя, сделал приветственный жест. Фабиен продолжал:
— Он не говорит по-французски и отказывается произнести хоть одно английское слово. Он их ненавидит и объясняется только на галльском.
Несмотря на то, что Фабиен был серьезен, как римский папа, история, казалось, была шита белыми нитками. Сен-Жюст понял это, заметив, как девушки переглядываются, прыская от смеха.
Пьер насторожился. Он спросил у Фабиена равнодушным голосом:
— А ты говоришь по-галльски?
Фабиен ответил с видом превосходства:
— Ты должен был бы знать, что галльский очень похож на бретонский.
На Пьера это не произвело никакого впечатления, и он задал новый вопрос:
— А ты говоришь по-бретонски?
— Разумеется, нет, — ответил Фабиен.
Пьер встретился взглядом с хиппи, и его осенило: взгляд этих черных глаз, это взгляд Кандидо! Не подавая виду, что он все понял, Сен-Жюст подошел к так называемому Мортимеру, остановился перед ним и сказал:
— У вас прекрасная борода!
И резко потянул эту бороду вниз. Как он и думал, она осталась у него в руке. Последовал взрыв смеха.
Сен-Жюст вернул бороду Кандидо и повернулся к Фабиену:
— К чему этот маскарад?
— Мера предосторожности. Преступники знают Кандидо. Франк во всяком случае. Ты ведь и сам почувствовал необходимость изменить внешность. Они считают вас мертвыми, и, чтобы их не разочаровывать, надо сделать Кандидо неузнаваемым. Вот почему, отправляясь в Менкур, я захватил с собой сумку. В ней был парик, фальшивая борода и разное барахло, необходимое, чтобы придать Кандидо вид настоящего хиппи.
Кандидо, который страшно забавлялся, вновь нацепил свою бороду. Фабиен, очень довольный, спросил у Сен-Жюста:
— Правда, он хорошо загримирован? И ты не можешь сказать, как тогда, что я не настоящий детектив?
Пьер согласился. Затем, посмотрев на часы, он дал команду разъезжаться. Лоретта осталась в Менкуре вместе с Кандидо. А Сен-Жюст отправился в Париж в «Порше» Фабиена.
Обратный путь занял так мало времени, что Пьер только и успел поблагодарить Фабиена, выходя у своего отеля. И лишь увидев огни удаляющейся машины, он вспомнил, что хотел занять у детектива деньги на ремонт автомобиля Лоретты. В конце концов, это было не так уж важно. Пьер пожал плечами и отправился спать.
В субботу утром все впятером они отправились в Гавр. Фабиен взял на себя то, что он называл «квартирным размещением». Он зарезервировал комнаты в прекрасном отеле с видом на море в небольшой портовой деревушке Ипорт.
— Это совсем близко от Гавра, — объяснил Фабиен. — Воздух тут чистый, рыба и другие дары моря самые свежие.
За легкомысленными манерами Фабиена крылось чувствительное сердце. Он знал, что Пьер и Лоретта не купаются в золоте, поэтому добавил:
— Я вас приглашаю. Впрочем, когда преступление будет раскрыто, я рассчитываю возместить свои расходы из кассы «Суар».
Когда они прибыли в отель, Кандидо шепнул на ухо Сен-Жюсту:
— Я так волнуюсь! Первый раз я вхожу в настоящий отель... в качестве гостя.
В воскресенье утром Фабиен отвез Кандидо в Гавр где тот присоединился к команде шартрского «Велоспорта». Кандидо уже снял с головы повязку, и только синяки на всем теле напоминали о происшествии на авеню Мэн.
Сен-Жюст, Лоретта, Фабиен и Доротея чуть не опоздали на матч. Они заблудились на улицах Гавра и добрались до стадиона, когда обе команды уже вышли на поле.
На трибунах было мало людей — самое большее, человек пятьсот. Когда судья дал свисток, возвещающий о начале игры, сердца четырех друзей забились сильнее. Кандидо играл под номером девять, и они не спускали с него глаз.
Сен-Жюст и Фабиен, которые разбирались в футболе, быстро поняли, почему шартрские руководители так дорожили молодым португальцем. Он хорошо вел мяч, прекрасно пасовал, умел вовремя «раскрыться» — словом, обладал всеми качествами прекрасного нападающего. В первые пятнадцать минут он дважды обманул защитников противника, хоть гол и не забил. Второй раз он попал в штангу.
— Не везет, — сказал Сен-Жюст.
— Жаль, что у него нет хорошего партнера, — прокомментировал Фабиен.
— Какое это имеет значение? — сказала Лоретта. — Кандидо говорил, что достаточно ничьей. А пока все еще ноль-ноль.
— Возможно, — ответил Пьер, — но гаврцы не собираются сдаваться. У их противников очень небольшое преимущество. Достаточно одной удачной контратаки, чтобы забить гол.
Первый тайм подходил к концу, когда «Шартр» получил право на угловой. У ворот противника Кандидо распрямился, словно пружина, достал мяч головой и обманул вратаря. Но, как уже говорилось, Кандидо не везло. И на этот раз мяч лишь ударился в штангу и отскочил к футболисту из «Гавра», который устремился к воротам «Шартра». Он сумел отпасовать мяч одному из своих нападающих, и тот с легкостью забил гол.
Прозвучал свисток, возвещая об окончании первой половины. Публика вопила от радости, а Лоретта чуть не плакала от злости. Фабиен и Сен-Жюст переглянулись с мрачным видом. Кандидо уходил в раздевалку с опущенной головой.
Вторая половина оказалась настоящим испытанием для нервов. Ведя в счете, гаврцы ушли в защиту. Минуты проходили, за «Шартром» было игровое преимущество, но не было результата.
Сен-Жюст взглянул на свой хронометр и сказал мрачным голосом:
— Уже идет последняя четверть второй половины игры.
Фабиен вздохнул:
— Досадно, если Кандидо не будет с нами в Ле-Мане. Только он может узнать всех членов банды.
— Досадно — это не то слово, — ответил Пьер. — Если они сегодня проиграют, Дюброй никогда не согласится освободить Кандидо.
Фабиен предложил без особой уверенности:
— Он всегда может притвориться больным. Сказать, например, что у него серьезное растяжение. Эта травма у футболистов очень в моде, и ее трудно проверить.
Сен-Жюст пожал плечами:
— Прежде всего, это было бы нечестно. Потом это вызовет много шума, а нам необходимо полное соблюдение тайны.
В этот момент Лоретта и Доротея принялись кричать. Кандидо прорвался вперед. Он собирался пробить по воротам, когда четвертый номер из «Гавра» нахально, в нарушение всех правил, толкнул португальца, и тот упал. Это произошло в штрафной площадке.
— Какой грубиян этот четвертый номер! — воскликнула Доротея.
Зритель, сидящий рядом, обернулся и посмотрел на нее недобрым взглядом.
— Эй, красотка! — бросил он Доротее. — Четвертый номер — это мой брат...
Фабиен прошептал Доротее на ухо:
— Спокойно, ни к чему привлекать к себе внимание.
Судья не осмелился назначить пенальти, которое полагалось за это нарушение, и матч продолжался.
На трибуне немного ниже Сен-Жюст заметил папашу Дюброя, который от волнения кусал ногти. «Шартр» готовился пробить угловой. До конца игры оставалось всего пять минут. Этот угловой был последним шансом. Дюброй оставил в покое свои ногти и встал. Ему крикнули, чтобы он садился. Он опустился на скамейку и опять засунул пальцы в рот.