Ямочка - Олег Белоусов

Лишь бы не прибегли к помощи местного телевидения… – подумал Бурцев и почувствовал, что начинает нервничать. – Надо сделать вид, что я не находил сумку… Тем самым дать ей понять, что кто-то сможет найти ее и сдать в бюро находок… Спросит ли она про сумку?.. Если не спросит, то у нее определенно имеется огромное желание изобличить меня, и тогда вновь – каша сечка и «Васек, покурим!» Таким образом, получается, что ей одна дорога…» – продолжал рассуждать в легкой панике Валерий. Открыв портмоне, он нашел шесть купюр по двадцать пять рублей, две по три рубля, а в отдельном отсеке лежал билет члена КПСС. Прочитав в билете, что партийный стаж у его жертвы насчитывает пятнадцать лет, а самой ей от роду тридцать девять, Бурцев подумал, что эта «большевичка» проявила характер тотчас, как он остановился для нее. Он вспомнил, как она неторопливо шла к такси. Сложив все обратно в сумку, Бурцев пошел в дровяник и положил находку за поленницу.

«Какая дикость! Как я сейчас буду смотреть в глаза ей?.. За неосторожную фразу она оказалась у меня в подполье, и я вознамерился ее убить, чтобы она не заявила на меня в милицию…» – в очередной раз подумал Бурцев, несмотря на то, что дал себе слово больше не возвращаться к этой теме. Ему не давала покоя абсурдность ситуации и мнимая безвыходность его положения, кроме как лишить жизни несчастную женщину. Его разум нормального человека, воспитанного в семье добрых и законопослушных людей, отказывался верить, что только путем лишения жизни несчастной он может сохранить жизнь свою.

Валерий открыл сени, затем дом и вошел внутрь. Он остановился и прислушался. Закрытая в подполье женщина не издавала никаких звуков. Бурцев открыл запертый на засов подвал и подошел к подполью. Замок на крышке подполья оказался перевернутым – скважина для ключа смотрела вниз. «Не может быть!» – с тревогой и замиранием сердца подумал он. Еле уловимо послышались шевеления, и Бурцев открыл крышку. Зоя стояла и поправляла волосы, не решаясь посмотреть вверх. Пока Бурцев устанавливал лестницу, он обратил внимание, что трехлитровые банки с солеными огурцами, помидорами и яблочными компотами стояли в ином расположении, чем прежде. Теперь огурцы и помидоры стояли ближе к центру подполья, а компоты у стены, хотя до пленницы в погребе было все наоборот. «По всей видимости, она ставила по несколько банок одна на другую и пыталась таким образом дотянуться до крышки подполья, чтобы ее открыть… Она даже дотянулась рукой до крышки. Видимо, она ударяла по ней, раз замок в перевернутом положении… Как я не подумал, что она может использовать банки как ступени и подставку?» – подумал Бурцев, но не подал вида, что разгадал ночное поведение жертвы.

– Вылезай, – скомандовал тихим голосом Валерий и стал дожидаться, когда Зоя поднимется наверх. Пленница, не торопясь, начала взбираться по лестнице. Когда ее голова показалась из подполья, то она немедленно опустила взгляд вниз, на лестницу, словно опасаясь оступиться. На самом деле, она чувствовала, что лицо ее за ночь опухло еще сильнее и, наверное, смотрится страшным. Бурцев подхватил ее под руки и легко поставил на пол. Лицо женщины было покрыто сплошным синяком. Один из ударов ногой, которыми Валерий в бешенстве вчера осыпал лежащую на полу Зою, пришелся между бровей в переносицу и потому синяк образовался под обоими глазами. Смотреть на нее Бурцеву становилось невыносимо. Сексуальное желание, которое он испытывал, открывая дрожащей рукой дверь в воротах, теперь улетучилось и казалось не только неуместным и неестественным, но и неприятным. Изуродованная женщина, кроме жалости, никаких чувств сейчас у него не вызывала. Неожиданно Бурцеву вспомнилась опять подстреленная им собачонка. Тот же знакомый испуг охватил его в эту минуту. Только теперь он не мог трусливо убежать и тем самым избежать неприятностей. Теперь решение ему виделось только в устранении несчастной. Зоя, увидев минутную растерянность на лице Бурцева, поняла, что с ее лицом что-то неописуемое. От жалости к себе женщина присела на стоящий рядом стул и горько заплакала, склонившись к своим голым коленям и опять плотно прижимая ладони к глазам, как вчера, когда Бурцев безжалостно пинал ее, куда придется. Валерий стоял рядом и молчал. Он боялся в данный момент только одного, чтобы плачущая женщина не стала в истерике вырываться из дома. Он вдруг почувствовал, что из-за вины не сможет больше силой удерживать ее. Это состояние продолжалось недолго, пока Зоя плакала. Потом Бурцев осознал, что не может так просто из-за минутной слабости потерять собственную жизнь. Для оправдания он вновь вспомнил вчерашнее поведение в такси плачущей перед ним сейчас женщины, и самообладание вернулось к нему вновь.

– Я сейчас затоплю баню, а ты пока поешь, если хочешь… Вот здесь я привез продукты и кое-что из нижнего белья… Не плачь! Я обещаю тебе, что как только сойдут синяки – отвезу тебя домой… Больше в подполье ты спать не будешь… Я купил тебе спальный мешок… Так что теперь спать будет теплее…

– Меня потеряла дочь… Она будет в панике искать меня везде… – сказала Зоя, продолжая плакать и вздрагивать всем телом.

– Сколько ей лет?

– Девятнадцать… Она студентка и не станет ходить в университет, пока не узнает, что со мной…

– Есть номер телефона, куда я завтра могу ей позвонить? – спросил Бурцев и тотчас пожалел, что спросил о телефоне. «Вдруг она поймет, что я никуда не собираюсь звонить… Ведь это для меня опасно… Если она догадается, что я намеренно обманываю ее, то это ее насторожит…» – подумал Валерий.

– Да…

– А художник объелся груш? – спросил Бурцев, пытаясь разрядить обстановку.

– Какой художник?.. – не понимая, спросила Зоя, на секунду перестав плакать.

– Тот, который нарисовал тебе дочь… Муж есть?

– Нет… Мы разошлись давно…

– А твои родители?

– Они тоже будут переживать…

Зоя стала плакать тише, а уже через две минуты совсем затихла. Эта взрослая и гордая совсем недавно женщина своей беспомощностью напоминала сейчас девочку-ребенка. Бурцев вышел из подвала, закрыл за собой дверь на засов и направился к дровянику. «Я дал ей обещание так искренне, что сам поверил в сказанное… – подумал он. – Я должен верить в свое обещание, чтобы быть убедительным… Не ведающие своей судьбы люди у нацистов в концлагерях спокойно стояли в длинной, медленно двигающейся очереди в крематорий… Я боялся ее слез, которые могли спровоцировать истерику и отчаянные действия, поэтому эта женщина действительно должна верить в мое вероломное обещание вернуть ее домой… Почему мне приятно, что она поверила в обещание?.. Как сладостна власть над пленным человеком, а над привлекательной женщиной сладостна вдвойне… Ты можешь его или ее обманывать, унижать, заставлять исполнять любое твое желание… Ее круглые голые колени все-таки хороши, несмотря на то, что она старше меня значительно и побита… Зачем я спросил ее о родственниках?.. Это только будет вселять в меня неуверенность и жалость к ней… Как мне неожиданно пришла в голову мысль сказать ей, что спальный мешок я купил ей, чтобы спать в тепле?.. В этой зловещей фразе нет обмана». Валерий, набирая в охапку поленья для бани, забыл, что на нем новый плащ. Опомнившись, он осмотрел поленья и, не найдя на них смолы, успокоился. Он вспомнил о сумке. Подумав немного, он решил взять ее с собой и вернуть. «Она не спросила о сумке… Как я и ожидал… Надо вернуть ей ее сейчас же, давая понять, что она может быть спокойна за свое будущее и что перед ней нормальный человек…» – решил Бурцев, опять испытывая удовольствие от своего коварства. «Почему я испытываю наслаждение от своего изощренного обмана?.. Может быть, она не враг мне, и ее можно постепенно убедить в том, что заявлять на меня в милицию не стоит… Но где мне взять столько времени?.. Вдруг что-нибудь пойдет не по задуманному, и она со своей обидой на меня убежит, или по моей оплошности каким-то образом даст знать соседям о том, что я ее здесь удерживаю силой».

Глава 9

Бурцев вернулся в подвал с дровами и сумкой, закрылся на ключ, чтобы пленница ненароком не смогла выскочить из дома. Зои не было видно. «Она в туалете, – предположил Бурцев. – Я сойду с ума, ожидая внезапного побега этой бабы…» – пронеслось у него в голове.

Он с помощью наструганных лучин быстро затопил баню, проверил наличие воды в котле, а также в двух деревянных кадушках. Воды было достаточно. Приятный запах от веников и липовых досок, что покрывали внутренние стены предбанника и самой бани, настраивал на спокойствие и умиротворение.

– Мне нужно переодеться. Потом я пойду в огород и вскопаю грядки под зиму… Через час баня прогреется, и ты сможешь пойти помыться. Там есть шампунь, мочалки, большие полотенца и три чистых халата. Есть там и веники, если захочешь попариться… Продукты разбери и что нужно – положи в холодильник. Я сейчас его включил. Вот принес тебе сверху электрический чайник и посуду… – Зоя молча кивала согласием на распоряжения Бурцева. Она украдкой смотрела на него, продолжая естественно стесняться своего лица и измятой юбки перед этим высоким сильным и молодым мужчиной. – Вот твоя сумка. Я нашел ее во дворе… – Зоя спешно открыла ее, достала портмоне и первым делом убедилась, что именно партийный билет на месте, а не деньги. «Господи, наивная простота!.. Как она сейчас может думать о партийном билете, хотя потеря его, возможно, равна исключению из партии… Я пошел копать ей могилу, а она переживает о членстве в партии… Любой человек слеп… Впрочем, я не исключение… Все-таки она почему-то убеждена, что я не способен на убийство… Что такое во мне ей дает уверенность, что я не могу думать об ее убийстве?.. Как сильно она заблуждается! Как непростительно человек может ошибаться…» – подумал Бурцев и вышел. Он опять запер на засов подвал и поднялся в жилые комнаты дома. Найдя в старом шифоньере в прихожей свои заношенные, но постиранные штаны, рубаху и майку, Валерий переоделся в них.