Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945 - Вера Павловна Фролова

За беседой время летело незаметно. Зоя рассказала о своей жизни. Ее хозяин лютует по-прежнему – без всякой надобности заставляет по нескольку раз переделывать одну и ту же работу, нередко пускает в ход кулаки, попрекает каждым куском хлеба. Сейчас, правда, заметно присмирел, панически страшится «проклятых русских», одновременно (как и наш Шмидт) бахвалится, что ход войны скоро изменится и что «красным» придется плохо. Что они все имеют в виду?

Жуткую историю рассказал Миша. Недалеко от их имения расположена в глухом парке какая-то таинственная усадьба, окруженная плотным, высоким забором, поверх которого протянулась еще в несколько рядов колючая проволока. Усадьба эта тщательно охраняется солдатами, вход в массивные ворота строго по пропускам. Парк тоже постоянно патрулируется, любопытных отгоняют от забора собаки. Никто не знает, кто живет и что происходит за неприступной оградой, однако среди местных рабочих ходят упорные слухи, что в усадьбе содержатся дети – в основном русские и польские, над которыми фашистские врачи производят различные медицинские опыты. Там же есть и крематорий, где сжигаются умерщвленные младенцы… Неужели это правда? Неужели для фашистских выродков действительно нет ничего святого?

Дядя Саша подтвердил: да, это вполне возможно. Ему достоверно известно, что подобные медицинские «лаборатории-крематории» существуют при многих лагерях, где содержатся в основном советские военнопленные, а также при концентрационных лагерях. Кстати, недавно он даже узнал кличку главного палача в белом халате в концлагере «Освенцим», который проводит «научные эксперименты» над заключенными. «Ангел смерти» – так прозвали его местные узники. На счету этого палача – сотни тысяч загубленных жизней, в том числе десятки тысяч убитых детей.

Что же это такое? Боже, как страшен и уродлив фашизм, породивший эту проклятую войну, как страшна и омерзительна война, породившая и выпестовавшая кровавых вампиров типа освенцимского «ангела смерти». И какими же жалкими и наивными предстали сейчас передо мной недавние рассуждения Юзефа о «доброте, милости к ближнему и сострадании», что должны жить в сердце каждого человека. Да и я хороша – кого жалею, кому поверила! Нет, не должно быть ни жалости, ни сострадания, ни доброты ни к одному из представителей этой ужасной нации, как не должно быть прощения и пощады к человеконенавистникам и убийцам. Потому что простить им все совершенные злодеяния будет таким же кощунством, как если бы попрать память обо всех тех, кто отдал и еще продолжает отдавать жизни в борьбе с фашистской чумой.

Но дядя Саша – понял он меня, что ли? – вдруг сказал: «Только не следует смешивать воедино немецкую нацию и фашизм. Судьба обманутого Гитлером немецкого народа трагична, она больше достойна сострадания, а не ненависти и осуждения. Придет день, фашизм предстанет перед общенародным судом, и суд тот будет правый и беспощадный. А опозоренная, освобожденная от оков фашизма Германия возродится заново, начнет строить новую жизнь… Мне удалось познакомиться с немцами, – продолжил дядя Саша, – которые с самого начала не доверяли фашизму, не приняли, отвергли его. Это честные, достойные и трудолюбивые люди. Они уже многое сделали и продолжают делать для того, чтобы приблизить крах гитлеризма».

Вскоре после обеда Миша собрался уезжать – он рискнул приехать к нам без «аусвайса», а дядю Сашу и Зою, у которых имелись пропуска, мы уговорили остаться до вечера. Рассказали им о вчерашних наших похождениях, и вдруг все решили повторить «ряженье». Куда идти – вопрос не стоял. Конечно, к Степану. Быстренько оделись. Сима на этот раз отказалась участвовать в нашей затее, и роль Старого Года – теперь мы решили назвать его Домовым – поручили Зое. Дядя Саша надел поверх своей куртки широкий Симин фланелевый халат, приладил себе «бюст», повязал голову косынкой, насурьмил брови и подкрасил щеки и превратился в довольно симпатичную «фрау». Остальные – я, Юзеф и Лешка – были в прежнем своем одеянии. По дороге обдумали, что будем говорить, с ходу все прорепетировали.

…У порога Степановой двери стоял Джонни, смотрел на дорогу. Увидев необычную процессию, замер, потоптался в нерешительности на месте, затем медленно пошел навстречу. Его физиономия выражала такое удивление, восторг и растерянность, что мы с Зоей не выдержали, фыркнули в свои маски.

– К вам пожаловал Новый Год со своей свитой, – неузнаваемым, «утробным» голосом сказал Юзеф и слегка подтолкнул меня вперед. – А это – он ткнул пальцем в сторону Зои – это хранитель и покровитель домашнего очага – Домовой. Еще к вам пришел «трубочист», – показал на Леонида, – что приносит всем богатство и счастье… А теперь я представляю вам непревзойденную угадывательницу человеческих судеб, знаменитую гадалку Мадам Брехун, и меня, ее первую и единственную помощницу. – Встав рядом с «мадам», Юзеф сделал глубокий реверанс. – Веди нас, юноша, в дом…

И все повторилось, как было накануне, только, пожалуй, еще более оживленно и шумно. Вскочил заспанный Степан, прибежали Нина с Ольгой, пришли поляки, все англичане. Пока узнавали, отгадывали – кто? откуда? – было много смеха, шуток, предположений. Дядя Саша превзошел сам себя – кокетничал напропалую с англичанами, закатывал с ужимками глазки, жеманничал, хихикал налево и направо. А когда начал «угадывать судьбы» – хохот стоял такой, что звенели стекла в окнах. Вот уж никогда бы не подумала, что он может быть столь веселым и остроумным.

Кто-то из англичан принес бутылку самодельного яблочного вина, а вахман поставил на стол небольшую фляжку со шнапсом. Разлили все по стопкам, подняли их. Англичане выжидающе уставились на меня.

– Тост! – с улыбкой напомнил Томас. – Мы ждем от тебя тост, Новый Год.

Я подняла над головой сломленную мне Юзефом по дороге зеленую сосновую ветку, что должна была означать миртовую ветвь:

– За долгожданный мир, за то, чтобы все мы как можно скорей вернулись домой, встретились с родными и близкими. Но все это возможно только при Победе – при нашей общей Победе. Значит – за нашу Победу, за мир, за счастье!

Дядя Саша продолжил мой тост: «Победа над фашизмом, над гитлеризмом уже близка, – сказал он, подняв стопку, и настороженно покосился на стоявшего с опущенной головой Хельмута. – Она завоевана общими усилиями всех честных людей земли. Однако львиную долю вложили в нее советский народ и союзные войска. Выпьем же за тех, кто не щадит своих жизней в святой борьбе с фашизмом, кто несет угнетенной части человечества, в частности и всем нам, свободу и мир».

Тут разом заговорили англичане, у каждого нашлись какие-то свои, особые слова. Очень хорошо сказал новенький – Джордж: «Я предлагаю выпить за вечную дружбу англичан