Написано кровью моего сердца - Диана Гэблдон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хм-м… Он прав. Недалеко от нас стоянка погонщиков, их мулы фыркают и кричат, и стоило мне снять повязку с глаза Джона, как вокруг тут же начали виться мухи.
— Ты прав. Но я воспользуюсь не уксусом, а мятой. Принеси банку с изображением лилии и вотри мазь в лицо и руки его светлости — только постарайся не попасть ему в глаза. Потом возьми маленькую баночку…
— Я и сам могу натереться, — прервал меня Джон и протянул руку: — Жермен, дай мне мазь.
— Лежи спокойно, — резко велела я. — Потом поговорим о том, что ты можешь сделать сам.
Чтобы мед подтаял, я поставила его у фонаря и сейчас набрала золотистую вязкую жижу во впрыскиватель и ввела в глазницу больного глаза. Потом обмакнула кусочек корпии в мед и привязала к глазу.
— Жермен, набери воды во флягу.
Фляга была наполовину полна, однако Жермен послушно взял ее и ушел.
— Оставить с тобой Жермена? — спросила я, укладывая последние лекарства в аптечку. — А может быть, и Фергуса тоже?
— Нет, зачем? — озадаченно спросил Джон.
— Ну… для защиты. Если вдруг вернется мсье Бошан, например. — Я ничуть не доверяла Перси. Не знаю, стоит ли оставлять Фергуса здесь, но Джон может стать для него защитой от Бошана.
— Вот как. — Джон на миг закрыл здоровый глаз, потом снова посмотрел на меня и с сожалением произнес: — Что ж, в этой запутанной ситуации виноват только я. Мне приятно общаться с Жерменом, но охранник мне не нужен. Вряд ли Перси собирается напасть на меня или похитить.
— Он тебе… небезразличен?
— Если и так, тебе не все равно?
Я покраснела и несколько раз глубоко вздохнула, прежде чем ответить.
— Нет, не все равно. Какова моя роль в этом… этом…
— Folie à trois? — предложил он. Я рассмеялась. Я рассказывала ему, что такое folie à deux — «парный психоз», и приводила в пример миссис Фигг и прачку с их общей привязанностью к накрахмаленным панталонам.
— Да, пожалуй. И мне не все равно — я забочусь о Джейми, раз уж тебе моя забота не нужна.
Однако о Джоне я тоже заботилась. Потрясение от последних событий не дало мне их хорошенько обдумать. Мне — но не Джейми. Однако теперь, когда я пришла в себя и дела меня не отвлекают, мой ум работал с неуютной быстротой.
— Помнишь капитана Андре? — спросила я. — Джона Андре? Он был в Мисчианце.
— В последние дни я кое-что утратил, но моя память и ум все еще при мне, — грубовато ответил Грей. — Конечно, я его знаю. Очень общительный и талантливый юноша, в Филадельфии его всюду приглашали. Он в штабе генерала Клинтона.
— А ты знаешь, что он шпион?
Сердцебиение отзывалось эхом в ушах, а корсет внезапно стал слишком тесен. Уж не делаю ли я что-то необратимо ужасное?
Грей озадаченно моргнул.
— Нет. С чего ты взяла? И зачем сказала об этом?
— Потому что его поймают на шпионаже через год-другой. В тылу американской армии, в гражданской одежде, с компрометирующими документами. Американцы его повесят.
Слова будто повисли между нами, почти видимые, словно нарисованные дымом. Джон ошеломленно открыл рот, потом закрыл.
А лагерь жил своей жизнью: разговоры, крики, фырканье и ржание лошадей и мулов, отдаленный барабанный бой… Рядом кто-то играл на дудочке, все время обрывая мелодию на одной и той же высокой ноте. Скрежет металла об оселок — кто-то в последний раз остервенело точил оружие. Жужжание мух, что хищно вились над нами. Две мухи сели на лоб Джона, и он раздраженно отмахнулся. Жермен оставил баночку с отпугивающей насекомых мазью на кровати, и я взяла ее.
— Нет, — резко сказал Джон и забрал ее у меня. — Я могу… не трогай меня, пожалуйста.
Дрожащими руками он с трудом открыл баночку, но я не стала помогать ему. Невзирая на царящую в палатке духоту, я похолодела до кончиков пальцев.
Джон сдался лично Джейми. Именно Джейми должен передать его генералу Вашингтону. Ему придется это сделать — слишком многие видели, как Джон сдавался, слишком многие уже знают, кто он такой.
Джон ухитрился лежа зачерпнуть пальцем ментоловую мазь и размазать ее по лицу и шее.
— У тебя с собой ничего не было, — со слабой надеждой заявила я. — Компрометирующих документов, я имею в виду.
— У меня в кармане был патент на офицерский чин, когда недалеко от Филадельфии меня нашли ополченцы, — отрешенно, будто это ничего не значило, возразил Джон и быстро нанес мазь на руки. — Это не свидетельство шпионажа, зато доказательство того, что я английский офицер — в гражданской одежде и в тылу американской армии. Ни слова больше, дорогая, это опасно.
Он закрыл баночку и вернул ее мне.
— Тебе лучше уйти. Тебя не должны застать наедине со мной.
— Бабушка? — Жермен откинул полог палатки; лицо его было красным, будто свекла. — Бабушка! Идем быстрее! Papa сказал, что ты нужна Grand-père!
Он ушел, а я торопливо собрала свои вещи и обвешалась сумками и ящичками. Уже почти у выхода я обернулась и спросила:
— Хотелось бы знать, а ты ему небезразличен?
Джон закрыл здоровый глаз и на миг поджал губы.
— Надеюсь, нет.
* * *
Я спешила за Жерменом; из перекинутой через плечо сумки доносилось бульканье настоев, под мышкой был зажат ящичек с инструментами и шовными нитями, свободная рука тянула за поводья Кларенса, а в голове царил такой сумбур, что я не осознавала, куда иду.
Кажется, Джону было известно то, о чем я ему рассказала. Кроме разве что дальнейшей судьбы капитана Андре. Печально, однако сейчас не это важно.
Он не дал мне договорить, потому что уже знал, какой опасности подвергается и как это может отразиться на Джейми и мне. «Тебя не должны застать наедине со мной». Ведь я какое-то время являлась его женой. Вот что он имел в виду, но не собирался произносить вслух, пока я не настояла на своем.
Если что-нибудь случится… ладно, не будем ходить вокруг да около: если Джон нарушит свое слово и сбежит, меня станут подозревать в соучастии. Особенно если кто-нибудь подтвердит, что видел меня наедине с ним. В худшем случае Джейми тоже заклеймят соучастником, в лучшем — станут говорить, что его жена неверна ему и делу освобождения Америки… Я вполне могу очутиться в тюрьме. И Джейми тоже.
Однако если Джон не сбежит… или сбежит, но его снова поймают… Мысль мелькнула и пропала — впереди
