Девятый Замок - Хаген Альварсон

Прежде чем она успела открыть рот, мастер достал тот самый кинжал, дроттегьёф с розой в эфесе, которым убил ведьму, и шагнул к Герне.

— Сейчас я тебя немножко порежу, — пообещал он, весело улыбаясь.

Хранительница превратилась в зеленого дракона и зашипела:

— Это хорошо, что ты захватил свой ножик. Он тебе пригодится, но не для того, чтобы кого-то резать! А маску ты взял? Нет? Очень, очень жаль! Ибо она тебе идёт больше лица!

Тидрек остановился.

— Будь ты проклята! Надо покончить со всем этим! Что я должен делать?!

— Брось кинжал в огонь.

— Этот кинжал?

— Других тут нет.

— Мой дроттегьёф?

— Именно так.

— Туда, в огонь?

— В огонь. Навсегда.

— Нет, я точно кого-то порежу…

— Разве что себя. Тебе жалко? Конечно, тебе жалко… Но чего ты хотел? Ты хотел нового имени, нового облика, нового родства? Тогда ты должен отрезать от себя всё, что было прежде. Всё. Все связи с минувшим. Со своим народом. С землёй своих предков. Иначе никак. Ты не будешь более мастером, ты будешь забытым сном.

— Забытым? А Тиримо я тоже… забуду?

— Если любишь — не забудешь, — сурово сказала Герна.

Тидрек подошёл к пламени. По привычке хотел начертать руну Охраны, но остановился. Вздохнул тяжело, коснулся губами серебряной розы в хьяльте, и — бросил кинжал в котёл.

Вспыхнула синяя молния, огонь жадно облизнулся и заурчал от удовольствия.

Из огня возникла маска. Та самая волшебная маска, что предала его.

— Одень её, — подсказала Герна.

Тидрек подчинился. Не мог не подчиниться.

" — Ты! — перст упёрся в Тидрека. — Широка и глубока равнина китов, и говорят, будто нет ей предела. Огонь пылает в подводных глубинах, и тысячи глаз смотрят с болью и ненавистью, ибо им неведомо прощение и покой. Ножи кромсают старое чучело, из вечного моря выходит чудовище с красивыми глазами, исполненными огня, и плачут, плачут в небе чайки…" — вспомнилось предсказание. Теперь он понял, что видела колдунья. Слишком поздно.

…Он падал в кричащую бездну. Его проклинали на сотнях языков. Глаза, бесконечные глаза, налитые слезами и кровью, блестели, точно звёзды. Его клеймили, точно он коровий зад или плечо распутной девки, его клеймили предателем, трусом, уродом, ниддингом… Его седая матушка плакала и причитала, ибо он сломал клятву. Его дед, мастер Скетто, проклинал его за то, что хрустальный цветок оказался в итоге у пустой красотки. Финнгалк радовался, что Тидрек нашёл ответы на загадку, лишь когда они уже ему не нужны. Гельмир и Асклинг, такие похожие и непохожие, смотрели на него с сочувствием, от которого хотелось выть. Безжалостно смеялся Калластэн. Ему вторила огненная ведьма…

А он терпел, падая всё глубже, хватаясь за образ серых глаз Тиримо, а потом не стало ничего. Яркая белая вспышка уничтожила мир, и он наполнился наслаждением.

Котел взбурлил, выплёскивая новую судьбу.

Маска стала настоящим лицом. Безымянный высокий альвин вылез из огненного чрева мира. В глазах его застыл холодный туман, как и вокруг. Он стоял на чёрном каменном мосту и твердил три слова.

— Его больше нет. Его больше нет. Его больше…

Хранительница Герна смеялась, повторяя эти слова.

Сага об Эльри Бродяге

Битва со змеем

Эльри Бродяга сидел в мягком кресле и потягивал травяной бальзам. Секира стояла у входа. Напротив сидела Хьёлле, и синее небо было её плащом. Они пили горьковатый бальзам и вели беседу. Правда, говорил больше Эльри.

— Верно, госпожа слышала о Втором походе на Стурмсей? Первый в свое время завершился ничем, вот у кое-кого шило в заду и зашевелилось… Прошу прощения. Не было бы того похода, но на Стурмсее взорвался вулкан, и обнаружилось, что ближе к поверхности вынесло редкий металл, который обычно спрятан невероятно глубоко. Мы называем его свартур, ибо он чёрен. Его добавляют в железо, когда делают сталь, и я клянусь бородой, что меч нашего Борина ковался именно так. Свартур дорог, и только дверги-сварфы владеют его запасами. Конечно, они не обрадовались, когда у хозяев Стурмсея тоже появился этот недешёвый товар. И я, конечно, тоже не обрадовался, потому что на Стурмсее хозяйничают жёлтые грэтхены. Я их ненавижу.

Свегдир хёвдинг, брат Биргира Брандурсона, конунга сварфов, объявил поход. Было много наёмников — из долины Итлены, по большей части. Фрор тогда раскудахтался: пойдем, мол, аж сто марок серебром задаток, и ещё двести по окончанию, не считая добычи… Глупо было бы не пойти, даже под Тар Бранна платили меньше.

Говорят, и жалеть о чем-либо глупо. Стало быть, я, Эльри Бродяга, глупец, ибо жалею о том походе. Фрор вернулся из него совсем иным человеком. Его больше не радовали песни и улыбки девушек, только их крики, и жил он теперь словно по привычке. Запил так, что руки тряслись, жалко глянуть. Один. Никто не должен пить один, ибо это очень горько.

— Ты его друг, — молвила Хранительница, — ты мог бы пить с ним и говорить…

— Я пытался, — вздохнул Эльри, — но об этом тоже стоит пожалеть, ибо дружба наша тогда рухнула, и я к тому же остался без невесты.

Громкий стук повторился, разрывая на части больную голову, даром что голова была обмотана мокрым полотенцем. Спотыкаясь во тьме, Фрор полез к двери.

— Беги отсюда за край мира, а то открою и прибью, потом съем! Какого тролля лысого спать мешаете? Кому неймётся? Ну, сейчас я кого-то шваброй во все дырки…

"Слишком чётко для пьяного", — Эльри снова прогремел сапогом.

— Не тяни бобра за хвост, Фрор, открывай!

— А, Эльри! — пьяное веселье разлилось в голосе друга, — погоди, я… это… оппа!

Героически одолев засов, Фрор Фаинсон распахнул дверь… и с грохотом улетел во тьму, растопырив руки. Эльри вошёл в прихожую, потирая кулак. Это явно будет нелёгкий разговор.

— Ты чего творишь, щучий ты сын?

— Я? Справедливость, — Эльри зажёг масляную лампу.

Полумёртвый огонёк выхватил из бардака в комнате лицо Фрора. Пугающе бледное, сдобренное холодным потом, перекрещенное вздутыми венами, оно наводило на мысли о мертвецах, встающих из могил. Отвратные мешки под глазами и торчащая во все стороны борода усиливали сходство. Эльри вспомнил своего первого грэтхена. Родичи, право слово…

— Рассказывай, — Эльри уселся на топчан и уставился на друга сверху вниз.

— Отвали, — выплюнул тот.

— Не понял, — Эльри с размаху ударил лежащего в печень.

— Эльри… если у тебя плохое настроение… не надо его другим портить. Смекаешь?

— А ты не похож на того, кому можно испортить настроение. Пьяница, жалкий оборванный пьянчужка, свинья не пожелала бы лежать с тобою рядом… Что случилось, дружище? Что?..