Власть и наука - Валерий Сойфер

Карпеченко ответил:

"Я настаиваю на своих показаниях о том, что к антисоветской работе я был привлечен Вавиловым только в 1938 году" (93).

От обвинений в шпионаже он вообще решительно отказался на первом же допросе и продолжал держаться этой линии до конца следствия. Хотя Вавилов также отказывался от версии шпионажа, в его обвинительном заключении шпионаж фигурировал. Видимо Карпеченко был более настойчивым в отвергании подозрений в шпионаже, так как в его обвинении, утвержденном "судом" в тот же день, что и у Вавилова, Говорова и Бондаренко, значились только обвинения по статье 58, подпункты 1а, 7, 10 и 11: "участие в антисоветской вредительской организации, существовавшей в ВИР▓е, подрывная работа в сельском хозяйстве и антисоветские связи с заграницей".

О том, что во время следствия из Карпеченко вырывали признания под пытками, можно судить по обнаруженному в его деле заявлении суду:

"Предъявленное мне обвинение понятно, но виновным в этом себя не признаю. На предварительном следствии я признал себя виновным во всех предъявленных мне обвинениях под влиянием следственного режима" (/94/, выделено мной -- В.С.).

От своих показаний на суде отказались также Говоров и Бондаренко. Все участники дела были приговорены к расстрелу, и хотя Карпеченко, как и Вавилов, направил в Верховный Совет СССР просьбу о помиловании (в отношении Вавилова вопрос был решен положительно), Карпеченко был расстрелян 28 июля 1942 года.

К посмертной реабилитации Карпеченко органы Прокуратуры и КГБ приступили только после смерти Сталина. 24 октября 1954 года жена расстрелянного ученого направила просьбу об этом в Прокуратуру СССР. Одновременно многие ученые отправили свои письма с просьбой признать, что Георгий Дмитриевич был осужден неправильно и оправдать его. О пересмотре дела ходатайствовали П.А.Баранов, Ф.Х.Бахтеев, А.К.Ефейкин, А.С.Каспарян, А.Н.Лутков, В.В.Светозарова, О.Н.Сорокина, В.Н.Сукачев, Н.А.Чуксанова. В Прокуратуру был вызван в качестве свидетеля А.Р.Жебрак, который дал письменное показание, что Карпеченко был истинным патриотом своей страны, крупным ученым, подтвердил, что во время пребывания вместе с Жебраком в США в лаборатории Моргана Карпеченко вел себя безукоризненно. Жебрак также написал, что видит одну причину преследований Карпеченко -- "его резко отрицательное отношение к Лысенко". Из прокуратуры запросили президиум ВАСХНИЛ, а оттуда вице-президент ВАСХНИЛ М.А.Ольшанский обратился в дирекцию ВИР, чтобы та дала свои заключения по давно законченному "Следственному делу Карпеченко Г.Д.". Из ВАСХНИЛ в Прокуратуру поступил ответ Лысенко, уже данный чуть раньше по поводу начавшегося дела о реабилитации Вавилова. Подписанный Лысенко и, судя по корявости построения фраз, им же написанный ответ гласил:

"С некоторыми теоретическими биологическими взглядами Н.И.Вавилова, как и с рядом других ученых, я был и остаюсь несогласным, как и эти ученые [уже мертвые, sic!] несогласны со мной. Но эти несогласия никакого отношения к следственным, судебным органам не имеют, так как по своему характеру они не являются антигосударственными. Они направлены на выявление истины в биологической науке"(95).

Надо заметить, что в своем ответе прокуратуре Лысенко крайне осторожен. Он опять следует старой тактике: не оставлять следов своей причастности к репрессиям советской власти. Если бы такие фразы были написаны в официальном письме Президента ВАСХНИЛ по горячим следам, сразу же после ареста Вавилова и вавиловцев, или чуть спустя, когда вершили суд над Вавиловым и его сотрудниками, их судьба могла быть не столь трагичной. Со своим невероятным влиянием в стране он мог спасти их от физической гибели. Как мы знаем из его выступлений в Ленинграде, куда он специально поехал разрушать "Вавилон" в 1940 году, также как и из воспоминаний Глущенко, он вел себя иначе: его научные оппоненты были истреблены самым жестоким методом с помощью политической системы, и ни одним словом о невозможности решения научных споров в следственных или судебных органах всесильный Лысенко тогда не обмолвился. Таким образом, сказанные задним числом слова несли лишь одну функцию: отводя от себя обвинения в гибели научных оппонентов, обелять себя перед судом истории.

Помощники же Лысенко вели себя как и прежде -- открыто и грубо. В заключении, подготовленном совместно секцией растениеводства ВАСХНИЛ и дирекцией ВИР взгляды казненного профессора были осуждены точно также, как и двумя десятилетиями раньше. Вот полный текст этого заключения, которое было приобщено к делу о пересмотре приговора Карпеченко:

"Вице-Президенту Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук имени В.И.Ленина

академику М.А.Ольшанскому

О работе Карпеченко Г.Д. во Всесоюзном институте растениеводства

в должности руководителя Лаборатории генетики в 192-51941 гг.

Карпеченко Георгий Дмитриевич (рожд. 1889 г.) опубликовал следующие работы: О хромосомах видов фасоли (1925 г.), К синтезу константного гибрида из трех видов (1929 г.), Теория отдаленной гибридизации (1935 г.), Экспериментальная полиплоидия и гаплоидия (1935 г.) и др. В 1936 году перевел на русский язык антидарвиновскую книгу Томаса Моргана -- Экспериментальные основы эволюции.

В 1925 году Карпеченко знакомился с генетическими лабораториями в Берлине, Лондоне, Копенгагене, в 1927 году участвовал на Международном Генетическом конгрессе в Берлине. В 1929 году за капустно-редечный гибрид он получил Рокфеллеровскую стипендию, на которую в 1929--1931 годах работал в лаборатории Моргана и в других генетических лабораториях США и Англии. В 1932 году участвовал в Международном Генетическом конгрессе в США.

Как ученый, Г.Д.Карпеченко занимался цитогенетическими исследованиями (отдаленной гибридизацией и полиплоидией) ряда культурных растений, полностью стоял на теории морганизма и был активным ее пропагандистом. В те годы морганизм был господствующим направлением в генетике всех зарубежных стран, откуда распространился среди большинства наших ученых.

Развитие в нашей стране мичуринского направления в биологии привело в 193-51936 годы, затем в 1939-1940 годы к большим научным дискуссиям, которые подорвали теоретические основы морганизма. Многие советские биологи перешли тогда на сторону подлинно-научного мичуринского учения. Карпеченко же остался на позиции морганизма, повидимому, сказалось руководство Моргана.

Биологическая дискуссия 1948 года завершила победу мичуринского учения в нашей стране. Но и теперь отдельные ученые остаются на позиции морганизма. Разумеется, они не преследуются за свои ошибочные взгляды в науке и продолжают работать в советских научных учреждениях, а некоторые из них состоят членами КПСС.

Работая в духе морганизма Карпеченко не смог дать практически ценные результаты. Из его работы ничего не пошло в производство, в том числе и капустно-редечный гибрид, за который он получил Рокфеллеровскую стипендию для работы в лаборатории Моргана.

Морганистское направление Карпеченко сказалось и на работе руководимой им Лаборатории генетики ВИРа того времени.

Нам неизвестны какие либо действия Карпеченко, сознательно направленные против Родины, против советского государства.

Директор Всесоюзного института растениеводства

академик П.М.Жуковский

Зам. директора института по научной части

доктор с. х. наук, профессор И.А.Сизов

Заведующий Лабораторией генетики

кандидат биологических наук А.Я.Зарубайло

Заведующий отделом зерновых культур --

кандидат с. х. наук А.П.Иванов

Ученый секретарь Секции растениеводства

Всесоюзной Академии с. х. наук имени В.И.Ленина

Кандидат с. х. наук П.Кралин

г. Ленинград, ВИР

11 января 1956 года." (96)

В 1955 году жена Карпеченко, Галина Сергеевна, получила официальное извещение о посмертной реабилитации ее мужа, но даже в этом документе советские власти врали, сообщив, что Карпеченко скончался в заключении 17 сентября 1942 года. Верховный суд СССР вынес 21 апреля 1956 года определение за ╧ 4н-02466/56 об отмене Приговора Военной коллегии Верховного суда СССР от 9 июля 1941 г. в отношении Г.Д.Карпеченко и прекращении его дела" за отсутствием состава преступления". В статье, посвященной Карпеченко Д.В.Лебедев вспоминает:

"Георгий Дмитриевич был удивительно обаятельным человеком. Тех, кто имел счастье общаться с ним, привлекали его прекрасные качества: демократизм, доброжелательность, жизнерадостность, чувство юмора, интерес к людям, широчайшая культура. Это был замечательный образец русского интеллигента. За внешней мягкостью легкоранимого человека скрывались удивительная стойкость и несгибаемое мужество" (97).