Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лидеры двух стран договорились, что будут действовать в качестве партнеров в таком исключительно рискованном предприятии, как создание атомной бомбы. Когда несколькими неделями ранее американские физики подтвердили выводы комитета MAUD относительно реальности создания такой бомбы, Рузвельт выделил несколько миллионов из дискреционных фондов Вэниверу Бушу и его ученым-атомщикам. Буш с ближайшими помощниками создали такую завесу тайны вокруг себя и своей работы, что в течение многих месяцев американская пресса сообщала, что в университетах приостановлены работы по исследованию атома, за исключением работ по «искусственному получению радиоактивных элементов для использования в медицине». Буш, по просьбе Рузвельта, рассказал Черчиллю о решении создать бомбу и предложил совместный англо-американский проект под кодовым названием Mayson. Черчилль ответил: «Не вижу необходимости заверять Вас в нашей готовности сотрудничать с администрацией США по данному вопросу». Он назначил Джона Андерсона – «безжалостного человека» – главным администратором проекта с британской стороны, а лорда Червелла научным консультантом. Атомный проект предоставил Червеллу возможность посрамить своих противников в академии. Кроме того, у него появился реальный шанс расправиться с самым ненавистным врагом, Германией[1066].
Утром 7 декабря, подгоняемый сообщением о японских военно-морских силах в Сиамском заливе, Черчилль составил сообщение о том, как можно пригрозить Японии, и отправил его Рузвельту. Он предложил Рузвельту сообщить Токио, что британцы и голландцы воспримут любое вторжение японских сил из Индокитая в Таиланд как нападение на сферу их интересов, что «приведет к военным действиях, ответственность за которые будет возложена на Японию». Двумя днями ранее Галифакс сообщил, что Рузвельт наконец согласился предупредить японцев, хотя никаких гарантий президент пока не дал. Учитывая состояние боевой готовности британских сил на Дальнем Востоке, черчиллевское предупреждение японцам было не чем иным, как размахиванием пустыми ножнами[1067].
В августе в Арджентии Рузвельт сказал Черчиллю, что может вести войну без объявления войны. Эти слова – вызов (во всяком случае, вызов конгрессу США) – давали Черчиллю надежду, но Рузвельт не мог бросить вызов конгрессу, и Черчилль прекрасно это понимал. Рузвельт бросил вызов Гитлеру, направив американские войска в Исландию; он наложил эмбарго на Японию и прилагал усилия к пересмотру Актов о нейтралитете. Президент вызвал сильное недовольство у многих в армии, отправив Черчиллю новейшие американские танки на том основании, что Великобритания, в отличие от Америки, ведет войну. Рузвельт осторожно прокладывал путь к войне, несмотря на то что это могло негативно сказаться на отношении к нему рабочего класса, составлявшего ядро его избирателей. Осенью конгресс пригрозил сорвать его планы по вооружению торговых судов, если он не объяснит Джону Л. Льюису, председателю Объединенного профсоюза шахтеров Америки, что забастовка шахтеров будет приравниваться к измене, поскольку без угля не может быть стали, а без стали – танков для британцев и автомобилей «бьюик» и «форд» для американцев. Рузвельт настоятельно рекомендовал Льюису прекратить забастовку, и Льюис не подвел президента. В течение нескольких месяцев Рузвельт предпринял много важных шагов, однако фельдмаршал Дилл так отозвался об Америке: «Я никогда не видел страны столь неготовой к войне и столь терпимой»[1068].
7 декабря гостями на завтраке у Черчилля были леди Александра Мэри Кадоган, герцогиня Мальборо, с несовершеннолетним сыном Джоном Джорджем Вандербильтом Генри Спенсером Черчиллем, маркизом Бландфордом, внуком Консуэло Вандербильт и будущим 11-м герцогом Мальборо. Юный лорд Бланфорд был на четверть американцем (Черчилль – наполовину). Четвертым гостем был Гил Уайнант, который, как и Черчилль, верил, что идет война за свободу, а не за привилегии. По дороге в столовую Уайнант столкнулся с Черчиллем. Премьер-министр спросил Уайнанта, как он думает, будет война с Японией или нет. Будет, ответил Уайнант. Тогда Черчилль «с невероятной горячностью» спросил, объявит ли Америка войну Японии, если Япония объявит войну Великобритании. Уайнант ответил, что объявить войну может только конгресс. Черчилль на мгновение задумался, и в это мгновение Уайнант понял, в чем причина его мрачного настроения. Если Япония нападет на сферу британских, а не американских интересов, то Черчиллю придется вести две войны, в одиночку. Судьба Британии, понял Уайнант, «зависит от того, что выпадет, орел или решка»[1069].
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Вечером 7 декабря мрачный Черчилль ужинал в компании Уайнанта и Гарримана. На ужине также присутствовали помощник Черчилля Томми Томпсон и его личный секретарь Джон Мартин[1070].
Черчилль показался Гарриману усталым и подавленным. «Поиск японских флотов ничего не дал. Он несколько минут сидел за столом, обхватив голову руками». Гарриман узнал то, о чем члены семьи знали уже давно: в зависимости от событий, случившихся в течение дня, будь то известие, что его любимого лебедя съел барсук, или сообщение о болезни старого друга, Черчилль приходил в столовую мрачнее тучи, и члены семьи молча ждали, когда у него сменится настроение. Как правило, это случалось после пары бокалов шампанского. Черчилль начинал цитировать Маколея или рассказывать истории из своей жизни[1071].
Этот вечер преподнес сюрпризы. Вскоре после девяти Черчилль встал из-за стола и включил приемник. Сквозь атмосферные помехи пробивался голос диктора Би-би-си Альвара Лидделла, сообщавшего последние новости. Что-то о нападении японцев на британские корабли в Голландской Ост-Индии и на американские корабли в каком-то другом месте. Черчилль с гостями, пропустив начало передачи, застыли в молчании. Но тут на пороге комнаты появился дворецкий со словами: «Японцы напали на американцев». Томпсон, прервав его, сказал, что ему послышалось, будто диктор сказал, что американцы подверглись нападению у «реки Чжуцзян». Получалось, что японцы находились в устье третьей по длине китайской реки после Янцзы и Хуанхэ, примерно в 150 милях от Гонконга. А как туда попали американские корабли? В это время Лидделл повторил сообщение: американские корабли подверглись нападению на Гавайях. Какие корабли? Какого рода нападение? Черчилль и его гости вновь застыли в молчании[1072].
Затем Черчилль вскочил и выбежал из комнаты, на ходу прокричав, что собирается выполнить обещание относительно объявления войны Японии в течение часа, если Япония нападет на Соединенные Штаты. «Подождите, – воскликнул Уайнант, – вы не можете объявить войну по радио». Черчилль остановился, вопрошающе глянул на Уайнанта и спросил: «И что я должен делать?» Затем повернулся к Джону Мартину и рявкнул: «Немедленно свяжите меня по телефону с президентом».
Сначала Уайнант поговорил с Рузвельтом, который подтвердил факт нападения, но опустил подробности, не только потому, что не знал размеров трагедии, но и потому, что разговор велся по незащищенной линии. Трубку взял Черчилль. «Господин президент, это японцы?» «Да, – ответил Рузвельт. – Они напали на нас в Пёрл-Харборе. Теперь мы в одной в лодке»[1073].
Хотя Черчилль не знал, где точно на огромных тихоокеанских просторах находился японский флот, но теперь мог с уверенностью сказать, где он был несколько часов назад. Он еще не знал, что японцы бомбили Гонконг. И Сингапур. И высадились рядом с Гонконгом, и, за час до нападения на Пёрл-Харбор, генерал-лейтенант Томоюки Ямасита высадил войска в Кота-Бару, в 400 милях к северу от Сингапура. В это время японские бомбардировщики были на пути из Формозы в Манилу. В Вашингтоне у Франклина Рузвельта, после страшного известия о сотнях, а может, и тысячах погибших на Гавайях, – а может, и всех, – о потерях тихоокеанских линкоров, отпала необходимость в политических играх; закончился долгий, призрачный путь президента и его страны к войне. Со смертью почти 2500 молодых американских моряков, морских пехотинцев и солдат – их война продлилась ровно столько, сколько времени уходит на то, чтобы выкурить одну сигарету «Лаки Страйк» или поцеловать, прощаясь, симпатичную девушку, – Черчилль наконец получил западного союзника. Но только в другой войне и против другого врага.