Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р. - Павел Фокин

Как Парнах существовал, мне неизвестно, по его рассказам знаю только, что он очутился за границей еще до первой войны, какое-то время странствовал по Испании, затем обосновался (не знаю, приложим ли к нему этот глагол) в Париже и стал завсегдатаем ателье, вернее, „лавки древностей“ Ларионова и Гончаровой, которые несомненно приходили на помощь. Парнах был тонким знатоком не только современной, но и классической литературы, общался с Аполлинером и Максом Жакобом, но все же больше всего интересовался джазом, мюзик-холлом и цирком.

…Видимо, поэзия давалась Парнаху с трудом, и не зря он восклицал: „Поэзия, твой беспощадный ад!..“ Успокоения она ему не давала, писал он мучительно, удовлетворен своими писаниями никогда не был, но отрешиться от этой „отравы“ так и не сумел» (А. Бахрах. «Египетская марка» и ее автор).

ПАРНОК София Яковлевна

Поэтесса, переводчица, литературный критик. Публикации в журналах «Северные записки», «Новая жизнь», «Заветы», «Всеобщий ежемесячник», «Искры», «Родник», «Образование», «Вестник Европы», «Русская мысль». Стихотворные сборники «Стихотворения» (Пг., 1916), «Розы Пиерии» (М.; Пг., 1922), «Лоза» (М., 1923), «Музыка» (М., 1926), «Вполголоса» (М., 1928). Лирический адресат стихотворного цикла М. Цветаевой «Подруга».

«Ею было издано несколько книг стихов, неизвестных широкой публике – тем хуже для публики. В ее поэзии, впрочем, не было ничего такого, что могло бы поразить или хотя бы занять рядового читателя. Однако ж любители поэзии умели найти в ее стихах то „необщее выражение“, которым стихи только и держатся. Не представляя собою поэтической индивидуальности слишком резкой, бросающейся в глаза, Парнок в то же время была далека от какой бы то ни было подражательности. Ее стихи, всегда умные, всегда точные, с некоторою склонностью к неожиданным рифмам, имели как бы особый свой „почерк“ и отличались той мужественной четкостью, которой так часто недостает именно поэтессам.

Среднего, скорее даже небольшого роста, с белокурыми волосами, зачесанными на косой пробор и на затылке связанными простым узлом; с бледным лицом, которое, казалось, никогда не было молодо, София Яковлевна не была хороша собой. Но было что-то обаятельное и необыкновенно благородное в ее серых, выпуклых глазах, смотрящих пристально, в ее тяжеловатом, „лермонтовском“ взгляде, в повороте головы, слегка надменном, незвучном, но мягком, довольно низком голосе. Ее суждения были независимы, разговор прям» (В. Ходасевич. С. Я. Парнок).

«…С выпуклым мужским бетховенским лбом, вдумчивыми большими серыми глазами, тонким бледным лицом и аристократическими руками…» (Н. Серпинская. Флирт с жизнью).

«Лето…Мы сидим на террасе максиного дома [М. Волошина в Коктебеле. – Сост.], на открытом воздухе. Было нас – не помню точно – двенадцать-пятнадцать человек. Сегодня будет читать Соня Парнок. Марина [Цветаева. – Сост.] высоко ставила поэзию Парнок, ее кованый стих, ее владение инструментовкой. Мы все, тогда жившие в Коктебеле, часто просили ее стихов.

– Ну, хорошо, – говорит Соня Парнок, – буду читать, голова не болит сегодня. – И, помедлив: – Что прочесть? – произносит она своим живым, как медленно набегающая волна, голосом (нет, не так – какая-то пушистость в голосе, что-то от движенья ее тяжелой от волос головы на высокой шее и от смычка по пчелиному звуку струны, смычка по виолончели…).

– К чему узор! – говорит просяще Марина. – Мое любимое!

И, кивнув ей, Соня впадает в ее желание:

К чему узор расцвечивает пестро?Нет упоения сильней, чем в ритме.Два акта перед бурным болероПускай оркестр гремучий повторит мне.

Не поцелуй, – предпоцелуйный миг,Не музыка, а то, что перед нею, —Яд предвкушений в кровь мою проник,И загораюсь я и леденею…

Мы просим еще…

– Соня, еще одно! – говорит Марина. – Нас еще не зовут, скажите еще одно!

Тогда Соня, встав, бегло поправив „шлем“ темно-рыжей прически, тем давая знать, что последнее, на ходу, в шутку почти что:

Окиньте беглым мимолетным взглядомМою ладонь:Здесь две судьбы, одна с другою рядом,Двойной огонь.Двух жизней линии проходят остро,Здесь „да“ и „нет“, —Вот мой ответ, прелестный Калиостро,Вот мой ответ.

Блеснут ли мне спасительные дали,Пойду ль ко дну —Одну судьбу мою Вы разгадали,Но лишь одну.

Щелкнул портсигар. Соня устала? Ее низкий голос, чуть хриплый: – Идем ужинать?

Тонкие пальцы с перстнем несут ко рту мундштук с папиросой – затяжка, клуб дыма. (А как часто над высоким великолепным лбом, скрыв короною змею косы, – белизна смоченного в воде полотенца – от частой головной боли!)

…Маринина дружба с Софьей Яковлевной Парнок продолжалась. Они появлялись вместе на литературных вечерах, увлекались стихами друг друга, и каждое новое стихотворение одной из них встречалось двойной радостью. Марина была много моложе Сони, но Соня прекрасно понимала, какой поэт вырастает из Марины.

Как эффектны, как хороши они были вдвоем: Марина – выше, стройнее, с пышной, как цветок, головой, в платье старинной моды – узком в талии, широком внизу. Соня – чуть ниже, тяжелоглазая, в вязаной куртке с отложным воротником.

Я была в восторге от Сони. И не только стихами ее я, как и все вокруг, восхищалась, вся она, каждым движением своим, заразительностью веселья, необычайной силой сочувствия каждому огорчению рядом, способностью войти в любую судьбу, все отдать, все повернуть в своем дне, с размаху, на себя не оглядываясь, неуемная страсть – помочь. И сама Соня была подобна какому-то произведению искусства, словно – оживший портрет первоклассного мастера, – оживший, – чудо природы! Побыв полдня с ней, в стихии ее понимания, ее юмора, ее смеха, ее самоотдачи – от нее выходил как после симфонического концерта, потрясенный тем, что есть на свете – такое…» (А. Цветаева. Неисчерпаемое).

ПАСТЕРНАК Борис Леонидович

Поэт, прозаик, переводчик. Член группы «Центрифуга». Стихотворные сборники «Близнец в тучах» (М., 1914), «Поверх барьеров» (М., 1917), «Сестра моя жизнь» (М., 1922), «Темы и варьяции» (Берлин, 1923), «Поверх барьеров» (М.; Л., 1929), «Избранное стихов и поэм» (М., 1945). Поэмы «Лейтенант Шмидт» и «Девятьсот пятый год» (М.; Л., 1927). Повести «Детство Люверс» (1922), «Охранная грамота» (1929), «Повесть» (1929). Романы «Спекторский» (М.; Л., 1931), «Доктор Живаго» (1946–1955, в СССР опубл. в 1988). Лауреат Нобелевской премии (1958). Сын художника Л. Пастернака.