Банда гиньолей - Луи Селин

— А, это ты, голубок, нытик, засранец, кукушонок!!..

Меня дергали со всех сторон, повалили наземь. Все по очереди садились на меня верхом, топтались, смеха ради, по мне, притискивая меня к каменьям… Я выл от боли, просил пощады…

— Твой праздник, Фердинанд! Твой праздник!.. Главное, не сопротивляться, иначе эти хохочущие фурии сожрут меня…

— Твой праздник! Твой праздник!..

Настроились на это, и тут тебе все! Целый бордель притащился из такой дали, из самого центра… и молодые, и старухи — затем лишь, чтобы хором поздравить меня. Сначала автобусом перли, а потом пешедралом… на сломанных каблуках… по каменьям…

И все ради меня!..

Их забавляла бомбардировка. Они заливались сме: хом, когда в небе распускались букеты, а все же и осколки залетали, так и сыпались вокруг, так и чиркали по гальке…

— В глаз попало! — заверещала Бигудиха.

Враки. Тем не менее струхнувший народ попер назад… В свете трактирных фонарей разглядел их, но узнал не всех… Коротышка Нестор часто моргал, свет слепил его. Бигуди помрачнела: сильно подвернула ногу. Мухомор ничем не помогал ей, только покрикивал… В дверях стеснились, девицы хватались друг за дружку, совсем ополоумели из-за бомбардировки… Пожелали немедленно поиграть в жмурки с матросами, начали завязывать им глаза… Сразу же пошло лапанье… Девицы добирались по берегу — от станции метро Уоппинг есть асфальтовая дорога — натерли ноги, скинули туфли… Я представил Вирджинию…

— Не беспокойся! — услышал я в ответ. — Знаем мы твою красотку!..

Бигуди, знать, раззвонила во всех подробностях о той встрече. Уж такая милашка моя девочка, дивные икры, глаза… да все!.. А я, по общему мнению, просто скотина… тупица… хамло…

Ба-ба-бах! Вновь гремели взрывы, да в сто раз громче прежнего… Все кинулись к дверям: нельзя же пропустить такое. Забегали туда-сюда, хохоча как от щекотки…

— Пеп! Пеп! У-у-у! — заверещала Бигуди.

Высыпали в ночную темень… Из города, со стороны шлюза, подходили еще людишки, последние члены шайки… Лес-терский бордель был представлен теперь в полном составе… Заявились Гертруда, Флюгер, Кармен, которые добирались через Тауэрский мост. Уж очень им хотелось полюбоваться на пожары. Таки добрались… Каскада с ними не было, он собирался прийти позднее — с женщинами не ходил, встречался с ними либо в баре, либо на скачках, но только не на улице… Существовали общепринятые правила… Разумеется, говорили и о нем, и о том, что он думает о моем поведении.

«Не хватает мне этого малого. Не хватает! Уверен, он наделал глупостей!» Его собственные слова!

— Да он тебя на дух не переносит! Не дай бог, кто-нибудь натворил бы хотя бы сотую часть, сколько крика было бы!.. Уж он продрал бы того с песочком!..

«Что там было после моего ухода? Легавые? Мэтью? Верно, выведывали обо мне?» — «Было похоже на то, самую малость.» — «А что слышно об ушедших на фронт?» — «Трое убитых, остальные в добром здравии.» — «А дамы, Рирет и прочие? Работают, как положено, или все безделушками щеголяют? Ленятся, поди, лахудры…» — «Военные спаивали их, они нажирались до полного непотребства. Попробуй вытащить их из постели к четырем часам пополудни! Нет мужика, нет и совести… Даже к ужину не успевали еще глаз продрать. Словом, ни на что не годились… Анжела и ругала, и грозила, и кипятилась — все впустую, наглое неподчинение! Нет мужика, нет и почтения. Каскад пытался исправить положение, но к насилию прибегать не желал, поднимал на них руку лишь тогда, когда они оказывались в каталажке… В субботу напивались до того, что весь коридор был облеван. Без виски они не могли уже обходиться, а Нинетта — без спирта, даже своей собаке давала…» Но сейчас умолкла даже ее порочная натура — они спали, наверное, от тоски… оттого, что томились без известий…

Война, война, все та же война!.. Они просыпались только от грохота взрывов. Лишь когда рвалось так, что небо дрожало… Разлепляли глаза. Шлюха без мужика — существо вялое…

Предстояла ожесточенная бомбардировка и воздушная тревога.

О чем и было объявлено…

По слухам, цеппелинов должно было быть несколько дюжин, но их по-прежнему никто не видел, град осколков отскакивал от кровли, да все строение содрогалось и ходило ходуном…

Пили за мое здоровье, за отсутствующих, за присутствующих, за дам, за мисс Вирджинию, за китайца Состена. Из разговоров узнал в подробностях последние вести о павших во Фландрии: Реймонд Счетчик, Бобби Кокаинщик… а в Вогезах погиб Лулу Картежник. Завзятая сплетница Кармен, менее пьяная и тупоумная, чем остальные, увлеченно трепалась о чем-то…

Некоторое время спустя задубасили, задергали дверь: новая орава горлопанов, встрепанные девки, работавшие на Марио, пятеро или шестеро, явились поздравить меня. Целая свора пьяных в стельку, в дымину… Бигуди кинулась расцеловывать взасос всех подряд — извержение самых пылких чувств… Затесавшийся в пьяную братию Деде-аккордеонист тотчас взобрался на стол, примостился поудобнее, сыграл под орудийную пальбу «Марсельезу» и завел без перехода «Голубой Дунай». Чудный вальс!.. Сложите губы сердечком!..

Деде приглашал танцевать: «Губы сердечком! Танцуем вальс! Губы сердечком!»

Мне не нужно было ровным счетом ничего — ни вальса, ни чего бы то ни было. Я собирался удрать… Катитесь вы с вашими губками сердечком!.. Да вообще, как они оказались здесь, как разыскали меня?.. Приступился с расспросами к Джоконде, но она уклонилась от ответа…

Обложились тайнами! Шли бы вы куда подальше!.. Я ухожу, друзья, убегаю и увожу с собой Вирджинию, мою любимую Вирджинию!..

Это я объявил им тоном, не допускавшим возражений. Что тут началось! Все повскакали с мест, завопили как оглашенные: «Ни за что!..» Такой тарарам учинился, что заглушил музыку, орудийный грохот, рев сирен, тревожные завывания над доком… Они не допустят!.. Не бывать тому!.. В меня вцепились со всех сторон, усадили насильно. Очертя голову я бросился на них, начал молотить апперкотами с левой, здоровой руки… Меня опрокинули, трое или четверо придавили к полу. Чего не сделаешь ради славной встречи!.. Они унизили меня в глазах Вирджинии… Я вырвался, принялся поносить их последними словами.

— Да мы же потеряли тебя, голова садовая!

Видимо, следовало истолковать эти слова как знак сердечного расположения. Не желал я говорить с ними более… Решив подразнить матросов, Деде-аккордеонист влез на их стол и принялся отплясывать джигу… Шутка не пришлась по вкусу:

— Froggy, jump! Проваливай, лягушатник!

Они наслаждались орудийной стрельбой и не желали, чтобы их отвлекали. Но один из них, тощий верзила, пришел вдруг в волнение:

— Go on, Dede! Go on me love! Love with you, Dede! Пах! Пах! Пах! Love with you! Иди ко мне, Деде! Займемся любовью! Хочу с тобой, Деде!

Шатаясь, верзила поднялся со скамьи, протянул руку, собираясь схватить Деде за штаны, поцеловать его… Сразу было видно, отпетый педераст…

Бац! Бац! Бац!.. На него градом посыпались удары, приятели лупили его наотмашь. Он упал, заливаясь кровью, снова сел на скамью, заплакал, начал стирать с себя кровь, залил стол, потом стошнило чем-то красным. Его увели…

А снаружи продолжалась драма… Воздух пылал, трезвонили пожарные, мчась во весь опор… С другого берега доносился конский топот — мчались тушить пожары… По всей видимости, в Уоппинге сильно горело. Налет оказался нешуточный, не простая трескотня, упражнения в воздухе…

Кто-то звал меня из другого конца зала:

— А где же наш шебутной… где моя любовь?

Бигуди я понадобился. Она хрипела, сипела: «Сорванные связки! У меня больные связки!» Предмет ее гордости. «С первого моего причастия!» Она стучала себя кулаком по груди, кашляла… «Хр! Хр!»… как полупридушенный пес: предъявляла доказательства…

— В груди хрипит с первого причастия, простыла в церкви, в церкви Тела Господня на Монмартре. Так и не вылечилась!.. — Шебутной, а шебутной, ты где?..

Она шарила в полумраке, на что-то натолкнулась… Я старался держаться от нее подальше, но как раз на нее и налетел…

— А, вот моя любовь!

Оказывается, она трижды обошла зал: приспичило ей вернуться в кафе вместе с малышкой.

— You are pretty, miss Virginia! You are pretty, darling, wonder! Вы такая красотка, мисс Вирджиния! Вы прекрасны, дорогая, вы — чудо!

Она любовалась Вирджинией в свете висячей лампы, нежно придерживая ее за плечи.

Клиенты и женщины торчали во дворе, начиная гомонить при каждом громовом ударе:

— Hello, boys! Hit him! Bang! Эй, парни, сбейте его! Бубух!

Словом, подбадривали, следя за разворачивавшимся между облаками сражением… Пивнушка сотрясалась от грохота очередей, расходилась в пазах от таких сокрушительных разрывов… казалось, что берег подбрасывало… Бигуди наслаждалась, разглядывая Вирджинию вблизи во всех подробностях. Ей плевать было на происходившее в городе…

— Как вы красивы! — вновь и вновь повторяла она и допытывалась ласково: — Дорогая, вам нездоровится? You are suffering?..