Банда гиньолей - Луи Селин

Я смотрел, затаив дыхание… Фу-у-у! «Вы только поглядите, какое великолепие! — обратился я к моим спутникам. — Какое искусство маневрирования!.. А сколько опасностей!»

Да-да, они заметили, только сильно продрогли. Та же песня!..

— Что ж, тогда в путь!

Я не собирался навязываться.

Еще не совсем рассвело. Совсем рядом справа, прямо над фабрикой «Орпингтон» светилась, бледно просвечивая мглу, гигантская электрическая вывеска «Ригли». Похоже было, к сожалению, что день выдастся пасмурный, а я-то надеялся, что распогодится.

Шквалистый ветер нес сажу. Мы по-прежнему стояли у парапета в ожидании, когда я окончательно решу, возвращаться к полковнику или нет. От еще не погашенного где-то в Ист-Хэме пожара наносило желтым едким дымом. Там метались огненные сполохи, по временам высоко взмывали столбы пламени…

Значит, здесь действительно поработали цепеллины. Старичина был совсем подслеповат, а вот Вирджиния, обладавшая острым зрением, видела далеко. Я указывал ей на одно место поблизости от Кэннон-Док, куда мы ходили совсем недавно.

— Состен! — растормошил я его. — А ведь они уплыли!

— Кто уплыл?

— «Конг Хамсун», бестолковый!

И верно, ни единой мачты там уж не торчало… а парусник видно было черт знает из какой дали, он выше всех домов.

Он не стал спорить.

— Да, да, конечно!.

Мол, ничего не попишешь…

В лицо дул резкий порывистый ветер с моря. Состена била крупная дрожь.

— Ты, часом, не заболел? Не заболел, спрашиваю?

— С-с-с-сам в-в-видишь!

— Тогда вперед!

Еще триста, четыреста ярдов до конца моста. Я подхватил Вирджинию и Состена под руки.

— Ну же, поскакали, шелапуты, слышите? Я повторил им принятый порядок действий.

— Значит, садимся в 113-ый, к «Памятнику»… на Йорк-сквер выходим — вот и все дела! You, miss, вы звоните по телефону!

Отлично.

Но у Состена возникла идея:

— А может быть, сначала по чашечке кофе?

— Где ты его достанешь? Кофе… Легко сказать! В такую-то рань…

— Чашечку мокко, сударь! — заупрямился он.

— Да где же тебе подадут?

— А вон, рядом! — показал он на противоположный берег.

Я знал, что у него губа не дура…

— В «Калабаре». Знаешь такое место? Я не знал.

— На Твикенхэм, недоумок! Я-то знаю! За станцией, салун Виктора!

— В такую-то рань?

— Обязательно!

— Откуда такая уверенность?

— Нюхом чую!

Я живо вообразил кофе прямо из перколатора… Соблазнительно!

И малышке не повредит. Чашка обжигающего кофе — это то, в чем она нуждалась.

И все же я видел в этом проявление слабости. Следовало бы прямиком отправиться к дяде… вместо того, чтобы разгуливать, таскаться из кофейни в кофейню… Это все умышленные проволочки. Так мы не договаривались, и вообще это черт знает что!.. Я мог это понять, но они сбивали меня с верного пути.

— Мокко — это жизнь!

В предвкушении кофе он совершенно преобразился, глядел весело, эдаким лихим гулякою…

В ветреные дни посредине моста дуло со страшной силой… такие шквалы, что просто сносило, валило с ног. Чтобы устоять, приходилось напрягать все силы.

И как же они радовались! Дурачились, точно малые дети, притворялись, будто их сдувает, сносит ветром… чтобы я бегал за ними и ловил… расшалились!..

— Ну, хватит! — рассердился я наконец.

Они прикидывались, будто их отрывает от перил. Заводилой выступал Состен.

Я крепко взял малышку под руку. Пошли! Дружно!

Я сопротивлялся вместе с ней налегавшим порывам ветра. Настоящий ураган! А она радовалась, а она заливалась!

— Восхитительная пора — молодость! — заметил я. Состен, который шествовал позади с видом эдакого обольстителя, сердцееда, затянул пронзительным фальцетом:

Вы ль это, дамочка?Вас видел ли вчера в метро,Где мне дышали вы в плечо?

Он приплясывал, входил во вкус… Обрушился очередной шквал, подхватил его, откачнул, ударил о парапет. А ему и горя мало… последовал новый взрыв смеха, покатывались оба!..

Новый шквал сокрушительной силы… Мы сбавили ход, завиляли зигзагами, совсем стали… попятились… поднатужились… соединенными усилиями вжались в стену ветра…

Ну, наконец добрались, преодолели мост! Фу-у-у!.. Какой взрыв ликования! Они хохотали в полном восторге: вот была потеха!..

Я одернул на Вирджинии юбку, задравшуюся от ветра до самого подбородка. А то ведь так и заявились бы в город. Но они уже ни на что не обращали внимания… Теперь им загорелось поиграть в прятки. Сладу с ними не было!.. Я один сохранял серьезность. С них усталость как рукой сняло. Зная мой комический дар, они пристали ко мне с просьбой изобразить ворчуна, заявили, что шагу более не ступят прежде, чем я не сострою подобающую рожу, не нахмурю брови.

— Фердинанд, dear, make your face! Скорчите рожу, Фердинанд!

— Давайте, давайте, шевелитесь!

Не испытывал я желания представлять.

Вот и меня записали в шуты… Кто бы мог подумать!..

Это меня-то, воплощение заботы и сдержанности!..