Банда гиньолей - Луи Селин

It's a long way to Tipperary…

Стала помехой веселью. Ее стащили со стола, прогнали взашей… Как раз в эту минуту поднялся шум, забарабанили в дверь: еще кто-то заявился… Просперо подскочил к форточке… Послышались голоса:

— Они здесь?

Один голос знакомый — Каскад!

Что тут началось в столовке!.. Девки запищали: «Давайте сюда, к нам!» Взрыв радости: как приятно встретиться со знакомыми!..

Поднялся крик:

— Здесь он, здесь!..

Стало быть, я.

— Вот и чудесно! Вот и славно! Ах ты, заводной!..

Я сразу понял. Впрочем, уже догадывался… Вот оно! Западня!.. Попал, как кур в ощип!.. Для того и устраивалась вся эта показуха. Вот это влип!.. Как же, святой Фердинанд и все такое! Уж как они старались, уж как развлекали дурачка!.. Надо было драпать на рассвете во всю прыть! Первое побуждение всегда оказывается самым правильным… Позволил обласкать себя, а они, верно, притащили за собой легавых. Пока, правда, их что-то не видно… Ох, чуяло мое сердце!.. Пляска скальпа! «Уж мы с ним поквитаемся, — решили они, — Фердинанд водит нас за нос!» Ну, вот, примите цветочки! Сварганили дельце! Рвите барвинки!.. Проклятье! Я вскочил, стал лицом ко входу…

— А, вот и ты, Фердуня!

Он шел ко мне… Серый котелок, набриолиненная прядь волос…

— Чего тебе от меня нужно? — бросил я ему.

— Да ничего, малыш, ничего!..

Каскад словно бы удивился, что я так возбужден, так резок.

— Ты, случаем, не захворал?.. — спросил он. — Нет, не захворал? Не рад, что ли, встрече? Да садись, садись же!..

Он был спокоен.

А я с трудом удерживался, чтобы не наговорить дерзостей. Он перешел в наступление:

— Похоже, сударь решил осмотреть достопримечательности Лондона?..

Бросил взгляд в сторону скамейки, посмотрел на Состена, мимолетно улыбнулся Вирджинии…

Девицы хихикали, были страшно довольны, что он обращался со мной, как с мальчишкой, как с психованным несмышленышем…

Подливая масла в огонь, Проспер пустился в подробности:

— Просто беда, Каскад!.. Ты еще не все знаешь: наш сударик собрался покинуть страну, наш сударик собрался путешествовать!.. Надоели мы ему до чертиков! Вот такие новости! Ты вовремя приспел!.. Наладился за океан, в Америку, вместе с птичкой и здесь присутствующим господином Состеном! Эспедисьоне!..

— Хм, что это ты засобирался? Кроме шуток? Вот так, не попрощавшись?

Поразил я Каскада. Щелчком он сбил котелок на затылок, снова надвинул на лоб, не сводя с меня глаз…

Я так же внимательно глядел на него…

Я покинул Лестерский пансион около четырех месяцев тому назад… Время наложило свою печать на Каскада: он постарел, кокетливо напомаженная прядь волос подернулась сединой, на лицо словно легла тень, у глаз появились морщинки… точно придавило его вдруг усталостью… потемнел даже наколотый в углу века крест африканских штрафных батальонов…

Он помотал головой, тихонько смеясь про себя, оборвал смех, провел ладонью по лицу, словно стирая следы забот, задумчиво спросил:

— Значит, вещички укладываешь, малыш? Он растягивал слова, подчеркивая акцент.

— Снова фордыбачишь?

Перевел взгляд на Вирджинию…

— Твоя куколка?

Он внимательно разглядывал ее…

— Хм-хм… хороша штучка, паренек!.. Мила, ей-ей, мила!.. Понравилась она ему.

— А почему ты не выводишь ее? Я своих дам не прячу!

Он рассмеялся… Тут он был прав…

Его дамы фыркали, давились смехом… хохотали до полуобморочного состояния…

— Ну, уморил!.. Другого такого поискать!..

А что было смешного?..

Одна Дельфина не смеялась, с упрямым видом потягивала свой грог, что-то плаксиво брюзжа себе под нос, хлебнула рома, и ее развезло окончательно… Лицо у нее было еще больше наштукатурено, чем у Бигуди, и когда из глаз хлынули слезы, все поплыло… разноцветные потеки, синие и красные дорожки разукрасили ей щеки… Она встала и пересела за другой стол, подальше от гвалта, уткнулась лицом в митенки, сгорбилась и заплакала навзрыд… Других это раздражало. Что за слезы? Она просто невыносима!.. Дельфина разобиделась…

— Что случилось, Дельфина?

Молчание.

Меня стали просить спеть еще.

— Пожалуйста, только это будет «Морячок»!

Они накинулись на меня: ну уж, нет!.. Я разозлился… Им все про любовь подавай! Я отказался петь…

И тут запел Каскад… Вроде немного оправился, просто устал малость…

Пум! Пум! Пу! Пум!Городской голова!Вперед три шага!Назад три шага!

Смешки… Сидя, он выглядел бодрее… Позднее я узнал, что у него пошаливало сердце. Возраст!.. Оттого и выглядел неважнецки…

Начинали с припева:

Вперед три шага!

И подражание тромбону… Кто собьется — штраф!.. Три стаканчика подряд!.. Возникали забавные недоразумения… Одному пьянчуге хотелось непременно знать, уезжаю я или нет. Стоял и сопел мне в лицо:

— Going? Going lad?

Бигуди тоже вступила в игру со своей полевкой:

Отдайте мне свою дочь,Терпеть мне совсем невмочь!И следом во всю глотку:Отдайте мне,Отдайте мне,Отдайте мне свою дочь!Терпеть мне уже невмочь!О, как я ее люблю,Дорогая мадам Люлю!Улю-лю-лю-лю-лю!

Такт отбивался притопами.

— Он здесь! Здесь и останется!

Решение принято. Судьба моя решилась выкриками в пространство… Тверже всех стоял на том Каскад:

— Никуда он не поедет!..

Нахальство, конечно, но намерения самые благие…

— Господин Состен тоже остается с нами? Ведь вам хорошо здесь, не так ли, господин Состен?

В эту самую минуту у господина Состена двоилось в глазах, а язык едва ворочался. Он играл с Джокондой в «руки накрест», а участников оказывалось то ли десять, то ли двенадцать… Кроме того, он развлекался тем, что отвешивал себе одну за другой звучные оплеухи: Плюх! Плюх! Плюх! Хохот стоял!.. Морячок из «Ла Реаль», которому загорелось сплясать матчиш, облапил Мими и принялся скакать с ней, отчаянно обжимая ее… Но Проспер решил, что пора было завязывать и прекратить разливать спиртное. Мол, час уж больно поздний… Пренебрегши его запретом, Гектор завел граммофон, зашипело, затрещало в раструбе — хоть святых выноси! Проспер требовал, чтобы немедленно прекратили танцульки. Немедленно!

Забухали в ставни… Снова полиция! К счастью, оказалось не фараоны, а просто соседские охранники из дока Поплар…

Их впустили… Спокойные ребята, только, как всегда, их мучила жажда — засохло в груди. В эту ночь был их черед дежурить, вот они и заглянули узнать, по какому поводу песнопения. Охранники уселись между дамами… Каскад поведал, как Жером Дай Деру поспорил с одной из девиц… так, рисовки ради… что проедется в машине по стеклянному балкону «Кристалл Палац» и ничего не разобьет… Нет, подумать только! Черт знает, какая эквилибристика!.. На сорокасемиметровой высоте прокатиться по всему витражу, балансируя на железных штуковинах, то есть, в сущности, показать номер воздушной акробатики! Трюк подстать Тара-Toe!.. Иными словами, настоящее чудо… В назначенный день все явились поглазеть и из «Лестера», и из «Ройял»… А он возьми, да струхни на своей верхотуре… Обделался, на попятный пошел, мокрая курица! Махнул рукой, мол, цирка не будет, спускаюсь… Какой тут крик поднялся: засранец, говнюк, недоделок! Жлоб поганый!.. Готовы были разорвать его на куски! Орали под витражами, вопили в «Паласе»… Едва удалось ему спастись от самосуда, удрал через турникет. Бежал от позора, больше его никогда и нигде не видели… Прямиком в Америку, исчез бесследно! Вот такая штука приключилась с Жеромом…

— Ты-то, малыш, не таковский! Тебе-то с чего смываться? Женщины снова посмеялись, вспоминая, какая рожа была у Жерома на верхотуре «Кристалл Палац». Ой-ей-ей!..

Понемногу наладился благодушный разговор, мне стало, наконец, кое-что известно о старых моих знакомых из «Монико», о Викторе из «Ацтека» в Сохо… Там, где у меня водились друзья… скажем, в Эйфелевой башне! Кругом уезжали, бросали женщин… Консульство обращалось с призывами: «Ты нужен всем!» Дежурное объявление… Подоплека-то мне была понятна…

— Посмотри, какая трогательная картина!

Каскад со смехом показал мне на Анжелу и Джоконду, пивших из одного бокала.

— Тишь да гладь, как видишь. Помирились!.. Я им сказал, что если они снова начнут таскать друг друга за волосы, я немедленно записываюсь добровольцем!.. Подавайте мою походную сумку! Как видишь, подействовало! Чисто голубки!.. Я предупредил, что и минуты не промедлю: либо война, либо мир!.. Хочу, чтобы меня перестали дергать!.. Ты же знаешь, какие у меня нервы — терпеть не могу шума! А у тебя в голове шумит? Ты ведь сам говорил… Говорил ведь?..

— Ну да, самую малость! Шумит чуть-чуть!

Не хотелось мне плакаться.

Он снова завел разговор о войне, о моих ранах и, естественно, о моей голове. Все так же болит?.. Он очень мило держался со мной… Опять свернули на женщин. В сущности, дело пошло на лад, никаких свар больше не будет…