Записки брюнетки - Жанна Голубицкая

Тут Сандра опрокидывает кошачий лоток. Наталья по-португальски велит ей взять веник и подмести пол. Сандра послушно берет веник и начинает мести. Я эту сценку фотографирую.

— Что, напишешь, что ребенок в рабстве живет? С метлой не расстается? — лукаво интересуется Сергей Николаевич, дед Сандры. Он бывший шахтер, теперь на пенсии. Мужик с виду простой, да не очень. Бывают такие деревенские дедки с хитрецой да с умом в глазах. И говорят совсем не глупые вещи. Дед посмеивается:

— Что ж, мы не понимаем, что и вам кушать нужно? Вам писать надобно разные скандалы, а нам жить надобно. Так что вы уж пишите, мы вас не гоним. Только и вы уж нам жить не мешайте. Все нормально у нас, по-людски.

— Работать здесь пойду, — говорит Наталья, — хотя здесь у нас вообще копейки платят. У нас же ближайшая цивилизация, фабрики, торговля — только в Ярике.

И тут я самым доверительным тоном, на какой только способна, задаю свой главный вопрос:

— Наташ, если честно, почему ты не оставила Сандру в Португалии? Ей же там хорошо было, да и тебе полегче. Ты бы смогла опять куда-нибудь махнуть за лучшей долей, а Сандру бы навещала в Барселуше. Португальцы-то не против. Флоринда и Жуан мне по телефону сказали: «Мы хотим сохранить добрые отношения с Натальей. Всегда готовы принять ее в своем доме».

— Ну вот ты сама мать, — откликается Наталья, — чего идиотские вопросы задаешь? Ты свою дочь выносила, в муках родила — ты бы оставила ее кому-нибудь насовсем? Да меня бы моя собственная мать прокляла бы за такое! И дочь старшая. Временно еще можно оставить ребенка, если трудная ситуация. Но не навсегда же! Я вон Лерку оставила на маму, Лерка не в обиде на меня, сама спроси. Она понимает, что выхода другого не было. Жрать нам было нечего, а я матери оттуда хоть деньги высылала. И Сандру я оставляла Флоринде со спокойной душой, доверяла ей. Я очень благодарна была Жуану и Флоринде, хорошо к ним относилась. Я думала они бескорыстно помогают, жалеют нас… Верила им, дура, пока они ребенка через суд не стали отнимать… А уж этим они меня так разозлили! Какое они имеют право на чужого ребенка? Все грязное белье в ход пошло — мол, я и пью, и развратничаю… Помню, со мной португальская психиаторша беседовала. Вы, говорит, выпиваете… А я ей: а вы что, не выпиваете? А она мне: «Ну что вы! Я только в обед и в ужин!» А я ей: «А я только в субботу и в воскресенье! Так кто из нас больше пьет?» Я же там 7 лет прожила и знаю, что португальцы каждый день пьют. Квасят свой портвейн чуть ли не с завтрака. У них так принято: за едой каждый раз по чуть-чуть пить. А у нас принято неделю на трезвяк впахивать, а на выходных как следует пить. Что лучше — каждый день по чуть-чуть или раз в неделю от души — еще неизвестно. Это уж кому как нравится. Так что ж обвинять-то друг друга? И насчет разврата тоже. Почитай португальскую русскоязычную газету «Слово», они приводят статистику. На одну маленькую Португалию — очень высокий процент случаев педофилии и садистского обращения с детьми. Я не имею в виду Флоринду и Жуана, они хорошо к Сандре относились. Но в целом по стране — картина-то страшная! И в ванной ребенка топили, и заживо сжигали, и приемных детей насиловали, и священник-насильник у них был… А тут из-за того, что я Сандру по попе шлепнула, всей страной возмутились! Пусть бревно в своем глазу ищут! Уж столько напраслины на меня возвели! Я сдерживалась только потому, что понимала: иначе я не только дочь не получу, но еще и в тюряге буду париться как Ира Беленькая… У меня же адвокат была португалка — Алина Кампуш. Я ее не нанимала, у меня денег не было. Мне ее португальская сторона выделила, бесплатно. Так вот у нее никакой корысти во мне не было, но она меня поддерживала. Алина понимала, почему я не отдаю свою дочь. Сандра до сих пор вспоминает сеньору Кампуш: она ее называла «ДоктОр Алина», она ее полюбила. Так что не все португальцы тупые.

— Но ты сама-то объективно понимаешь, что в Португалии Сандре было бы лучше, чем в нашей нищете? Скажет ли она тебе спасибо, когда вырастет?

— Да на кой ей эта Португалия? — отмахивается Наталья. — Ты там была? Это ж Европина жопа! Страна крохотная, на задворках Европы, все друг другу дальние родственники, вот генофонд и паршивый. У них очень много больных детей рождается, я в местной прессе читала. Поэтому они так поддерживают каждую португальскую семью, которая над иностранными детьми опеку берет — свой генофонд хотят освежить. А Флоринде и Жуану общественное одобрение очень даже кстати: у них бизнес частный, а Барселуш — городишко маленький. Отсудив Сандру, они станут прямо национальными героями. А это и льготы, и поддержка правительства, и народная любовь. А в кризис это все ох как не помешает! Поэтому они так и стараются. Вот у них в Барселуше завтра опять народная демонстрация с требованиями вернуть Сандру в Португалию. Такое ощущение, что португалам больше делать нечего. Всей страной вцепились в одну маленькую русскую девочку.

Пока мы сидим за столом, в горнице не смолкает телефон. Наталье без конца звонят из Португалии — и местные журналисты, и друзья, и сами Флоринда и Жуан. Португальские журналисты пытаются стыдить Наталью, ссылаясь на увиденный ими телевизионный сюжет, упрекают в дурном отношении к ребенку. Наталья что-то терпеливо втолковывает им по-португальски. Друзья Натальи, оставшиеся в Португалии, и ее любимый мужчина Алексей (он сейчас в Браге) живописуют ей народные португальские волнения, вызванные телесюжетами, приходящими из России. Мне почему-то вспоминается старый анекдот: иностранец говорит русскому «У вас замечательные дети! А все, что вы делаете руками — из рук вон плохо…» Португальцам нравятся наши дети, и их можно понять. Дети у нас получаются хорошо. Правда, не всегда нам удается вырастить их в хороших условиях. Но наша ли тут вина?

— Я лучше побираться пойду, но своего ребенка не отдам! — заявляет Наталья. — Ты так и напиши! Португальские журналисты мне говорят: «Ты не можешь быть матерью своего ребенка, потому что у тебя в доме нет евроремонта, а у Флоринды и Жуана есть!» Ну это разве нормально? Что мне теперь, раздать своих детей по тем домам, где лучше ремонт? Или так: каждому португальцу, который осилил евроремонт — по качественному русскому ребенку!? Какая связь между материнством и ремонтом? Да я бы не отказалась евроремонт сделать, но откуда ж у меня такие деньги? Раз они так желают, чтобы Сандра жила в евроремонте, пусть приедут и сделают его. Или денег на него пришлют. Я не против.

— Мы очень благодарны нашему правительству! — вступает в разговор Ольга Ивановна. — Наше правительство и посольство России в Португалии нам очень помогло! Отдельное спасибо товарищу Путину: я писала ему письма, он их прочел и принял меры!

В голосе бабули — неподдельная радость и даже восторг. Ее слова звучат почти также, как в нашем хрестоматийном прошлом: «Спасибо дедушке Ленину за наше счастливое детство!»

— Мы патриоты своей страны! — с гордостью продолжает Ольга Ивановна. — Вы сами поглядите, как у нас здесь хорошо! Почему же они, — она сокрушенно указывает на телевизор, — на всю страну заявляют, что где-то за морем лучше, чем у нас в России? Мы свою родину любим: сами отсюда не уедем, и деток своих не отправим!

Смотрю я на бабулю Ольгу Ивановну и дедулю Сергея Николаевича и вдруг понимаю: они ведь не лукавят, им и правда тут хорошо! Они ж другого не видели, и к другому не привыкли! А тут дети-внуки рядом, значит вот оно — немудреное счастье! Что касается Натальи, у нее тоже есть повод для патриотизма. Хваленая чопорная Европа не принесла ей ожидаемых евро-барышей, да еще и нанесла оскорбление, по сей день обзываясь обидными словами.

— А насчет языка мы не волнуемся, — делится Ольга Ивановна. — Сандрочка вон с детками играет, уже по-русски понимает. В этом возрасте детки языки быстро схватывают. А португальский она скоро забудет. Я думаю, даже акцента у нее не останется.

Это мне не понятно:

— Так, может, лучше поддерживать у Сандры знание португальского? Пусть два языка знает, это же здорово!

— Да на кой он ей нужен? — удивляется Наташа. — С кем ей тут на нем разговаривать? А Флоринда и Жуан, если хотят, пусть русский учат!

— Ой, да забудет она этот португальский, как и не было его! — уверяет Ольга Ивановна. — Вон мой отец ребенком долго был у немцев в плену, русский вообще не знал, только по-немецки говорил. А потом ничего — освободили его, он немецкий и позабыл. Ни одного немецкого слова вспомнить не мог. Русский же человек, родной язык у нас в крови — плен-не плен…

А ведь тут, в селе Пречистом, это именно так и воспринимается: Сандра была в португальском плену! И, если вдуматься, тем и сильна Россия. Нет у простого народа никакого пиетета перед Европой, плевать нам на нее с самой высокой колокольни! А уж на «Европину жопу» тем пуще плевать. Пусть они сначала русский выучат, а там посмотрим — может и поговорим….