Римские рассказы - Альберто Моравиа
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Римские рассказы
- Автор: Альберто Моравиа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Моравиа Альберто
Римские рассказы
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие
Одержимый. Перевод И. Тыняновой
До свиданья. Перевод И. Тыняновой
Майский дождь. Перевод И. Тыняновой
Не выясняй. Перевод 3. Потаповой
Приятный вечерок. Перевод А. Сиповича
Шуточки жары. Перевод 3. Потаповой
Дублер. Перевод Р. Хлодовского
Паяц. Перевод И. Тыняновой
Фальшивая ассигнация. Перевод Р. Хлодовского
Шофер грузовика. Перевод Р. Хлодовского
Мысли вслух. Перевод 3. Потаповой
Замухрышка. Перевод 3. Потаповой
Посредник. Перевод Л. Завьяловой
Младенец. Перевод 3. Потаповой
Безупречное убийство. Перевод Л. Завьяловой
Пикник. Перевод К. Наумова
Родимое пятно. Перевод И. Тыняновой
Хулиган поневоле. Перевод Р. Хлодовского
Транжира. Перевод Г. Сафроновой
Злополучный день. Перевод А. Старостина
Драгоценности. Перевод А. Старостина
Табу. Перевод Т. Блантер
Я не говорю нет. Перевод Т. Блантер
Безрассудный. Перевод Ю. Мальцева
Проба. Перевод А. Сиповича
Пень. Перевод Л. Завьяловой
Девушка из Чочарии. Перевод Р. Хлодовского
Римская монета. Перевод Р. Хлодовского
Забавы Феррагосто. Перевод А. Старостина
Гроза Рима. Перевод 3. Потаповой
Дружба. Перевод 3. Потаповой
Бич человечества. Перевод Е. Гальперина
Неудачник. Перевод Ю. Добровольской
Старый дурак. Перевод Ю. Добровольской
Катерина. Перевод Ю. Добровольской
Слово «мама». Перевод К. Наумова
Очки. Перевод Г. Сафроновой
Марио. Перевод 3. Потаповой
Друзья до черного дня. Перевод Т. Блантер
Бу-бу-бу. Перевод К. Наумова
Воры в церкви. Перевод 3. Потаповой
Жребий выпадет тебе. Перевод 3. Потаповой
Лицо негодяя. Перевод Е. Гальперина
Не везет. Перевод Е. Гальперина
Жребий. Перевод О. Плинк
«Скушай бульончику». Перевод Л. Завьяловой
Жизнь в деревне. Перевод А. Сиповича
Не в своей тарелке. Перевод И. Тыняновой
Загородная прогулка. Перевод К. Наумова
Возмездие Тарзана. Перевод А. Сиповича
Ромул и Рем. Перевод Ю. Добровольской
Колбасник. Перевод Г. Сафроновой
Аппетит. Перевод Р. Хлодовского
Сиделка. Перевод А. Сиповича
Клад. Перевод А. Сиповича
Конкуренция. Перевод Р. Хлодовского
Коротышка. Перевод Е. Бабун
Сторож. Перевод Р. Хлодовского
Нос. Перевод К. Наумова
Здесь не поживитесь… Перевод Т. Блантер
ПРЕДИСЛОВИЕ
Писатель может любить свою эпоху или ее ненавидеть, он может стараться придать своим произведениям характер современности, даже злободневности или, напротив, отдаляться от киномелькания событий, все равно на каждой написанной им странице — тавро века.
Первый роман Альберто Моравиа «Равнодушные», сразу сделавший двадцатидвухлетнего автора известным не только в Италии, но и далеко за ее пределами, вышел в 1929 году. В те времена Италия жила двойной жизнью. То и дело на балконе, хорошо знакомом римлянам, показывался Муссолини; он требовал от своих соотечественников непреклонности и повиновения, терпения и бодрости. Молодые чернорубашечники лихо маршировали на древних площадях. Улыбка считалась необходимой справкой о политической благонадежности. Итальянцев учили не сомневаться, не задумываться, презирать все, что делается за рубежом. Итальянская литература была громкой и пустой; герои посредственных романов жили в атмосфере ложного пафоса и бутафорского романтизма. Читая эти книги, можно было подумать, что фашизм изменил душевную природу людей, уничтожил страсти, ошибки, страдания, сделал жизнь упрощенно возвышенной. На самом деле фашизм был в Италии накожной болезнью, уродующей лицо, но не поражающей важнейших функций организма. Каждый итальянец двурушничал. После разгрома последних противников фашизма в 1924 году страной овладела апатия. Люди послушно подымали руку, приветствуя друг друга, как то было предписано, кричали «дуче», дефилировали на парадах, но делали это механически. Ржа равнодушия разъедала души. Достойны восхищения и прозорливость, и гражданское мужество Альберто Моравиа, который среди волчьего воя чернорубашечников и опасливого шепота обывателей четыре года работал над своим романом «Равнодушные».
Цитировать себя не принято, но я нарушу это правило и приведу несколько строк, написанных мною в 1934 году: я хочу показать, как в те времена был принят и понят роман молодого итальянского автора:
«Из книг, вышедших в Италии за последнее десятилетие, наибольшим литературным успехом пользуется роман молодого автора Моравиа «Равнодушные». Это правдивый рассказ о молодых людях, душевно опустошенных и мечтающих исключительно о деньгах. Героиня романа сходится с любовником своей матушки: этот любовник богат, а у матушки вместо денег — долги. Брат героини сначала решается на мужественный поступок: он решает убить или по меньшей мере оскорбить богатого наглеца. Но, вовремя раздумав, он пьет с ним ликер. Почему? Да потому, что это «равнодушные». Таковы результаты античного воспитания, героических речей, гранитных слов и прочих побрякушек фашистской культуры».
Прошло четверть века. Давно нет ни Муссолини, ни романистов, прославлявших мужество чернорубашечников. Однако мир «Римских рассказов» Моравиа чем-то напоминает роман «Равнодушные». Конечно, социальная среда иная: в «Равнодушных» была изображена буржуазная семья, а в римских новеллах автор показывает разоряющихся лавочников, неудачников, дилетантов городской преступности, официантов, шоферов такси, парикмахеров, уличных музыкантов, безработных. Это не Рим, и не народ, это садок, в котором давно не меняли воду; задыхающиеся рыбы кружатся и пускают пузыри.
Большинство из героев новелл мечтают все о том же: как бы достать немного деньжат. Один хочет выклянчить сто тысяч лир, другой хотя бы один раз задарма пообедать, третий решает снять с руки богатого покойника кольцо, четвертый пробует сбыть фальшивые ассигнации, пятый проникает в церковь с тем, чтобы ее обокрасть, шестой обходит друзей и просит одолжить ему десять тысяч, седьмой пытается всучить прохожим «древнюю» монету. Женщины требуют денег. Порой неудачникам хочется что-то выкинуть, убить богача, развязаться с обидным существованием; но это не гангстеры, не «пистолерос», а всего-навсего полужулики, полуневрастеники. Парикмахер злится на своего шурина, которому принадлежит парикмахерская, ему хочется хотя бы побить зеркала, но зеркала остаются неповрежденными. Официант решает кочергой убить хозяина ресторана, но этой кочергой возчик убивает клячу, а официант плетется прочь. Подросток подкинул письмо: он требует у богатого соседа денег и радуется, что его письмо не подобрали. Да, герои римских новелл убивают только в мечтах. Они порой дерутся между собой, чаще ругаются, но им не хочется ни драться, ни ругаться. В общем, им не хочется жить. В любви они несчастны, да и вряд ли можно назвать любовью их попытки соблазнить ту или иную девушку. Герои все с изъяном: один коротышка, другой замухрышка, у третьего нет подбородка. Все они не вышли ростом да и вообще не вышли — остались полуфабрикатами людей.
Читая «Римские рассказы», невольно вспоминаешь роман «Равнодушные»: буря в стакане воды. А между тем над Италией прошли настоящие бури: война, гитлеровцы, американцы, надежды, разочарования, голод, захват земель, карательные экспедиции, грандиозные забастовки. Моравиа говорит, что в своих римских рассказах он хотел показать жизнь простых людей, но что в Риме нет рабочих, кроме каменщиков и киномехаников, — рабочие в Милане или в Турине. Он ссылается на постоянство материала. Может быть, дело не только в этом, а и в постоянстве художника? Говоря о молодых писателях Италии, Моравиа объясняет, что пережитые Италией события, социальная и экономическая шаткость привели к тому, что люди живут сегодняшним днем, без дальнего прицела. Он пишет: «Человеку приходится довольствоваться только тем, чтобы продолжать жить, он не может позволить себе роскошь моральных оценок. Опасно то, что нет ни большой литературы, ни больших героев без моральных оценок».
Приведенные мною слова показывают, что Моравиа смел, анализируя не только «коротышек» и «замухрышек», но и писателей, может быть, и самого себя. Он причисляет себя к тому художественному направлению, которое известно за границей главным образом по замечательным кинофильмам, а именно к неореализму. Я должен признаться, что мне менее всего кажутся убедительными литературные «измы». Всякое подлинное произведение искусства построено на жизни и показывает жизнь и, следовательно, может быть названо реалистичным, будь то «Божественная комедия» или «Гамлет», «Дон-Кихот» или «Мертвые души». Ни Толстой, ни Стендаль, ни Диккенс не доказывали, что они — реалисты: очевидно, в том не было нужды. Потом появились различные литературные течения, старавшиеся подчеркнуть приверженность писателей к изображению реальной жизни: натуралисты во Франции, веристы в Италии. Говоря о реализме, писатели прибавляли какой-либо эпитет. В чем отличие неореализма от реализма? Говорят, в том, что неореалисты пытаются придать своим произведениям характер документальности. Вряд ли. Ведь многие рассказы Чехова нам кажутся документальными, а фильм Де Сика «Чудо в Милане» силен духом сказочности. Мне кажется, что дело не в художественном методе, а скорее в душевном складе художника.