Агата Кристи. Английская тайна - Лора Томпсон

Критика Реймонда Чандлера в отношении романа «И никого не стало»[420] абсолютно корректна: «Это полнейшее и беззастенчивое одурачивание читателя, какое только можно себе представить. И я не собираюсь вдаваться в механизмы совершения преступлений, большинство из которых основаны на чистой случайности, а некоторые просто невозможны». Все правильно. Но все в некотором роде высокомерно неуместно. Головоломки Агаты Кристи не имеют ничего общего с реальным актом убийства: тот факт, что убийство может быть не осуществимым практически, никак не влияет на условия задачи, ибо она предназначена для того, чтобы ее решать, а не для того, чтобы сравнивать ее с реальностью. И разгадывать следует не акт убийства, а движения человеческой души. Вот в чем читатель ищет ясности: во внутренних побуждениях подозреваемых, персонажей, людей.

И это, конечно, противоречит распространенному мнению, будто Агата Кристи сочиняет блестящие головоломки, лишенные проникновения в мир чувств и характеры действующих лиц. Ее книги до сих пор читают именно потому, что хотят разгадывать загадки, а разгадав, больше не перечитывают или если перечитывают, то потому, что смущенный читатель находится под обаянием картины исчезнувшей эпохи, в которой слуги страдали увеличенными аденоидами, дамы никогда не выказывали своих чувств на публике и т. д. и т. п.

И все же: как такое возможно? Почему ее книги живут, в то время как сочинения таких умных писателей-детективщиков, как Джон Диксон (создатель тайны «запертой комнаты»), Марджери Аллингем (способная написать такую стильную фразу: «Он выглядел гордо озадаченным, как спаниель, который неожиданно принес хозяину ископаемую птицу дронт») и даже Сэйерс (великолепная в своей уникальной манере), давно выпали из оборота? Неужели действительно все дело в качестве головоломки, когда полмира совершенно неожиданно узнает, что это сделал рассказчик, что это сделали все вместе или что это сделал полицейский? Может, дело все же в чем-то другом, в чем-то, что таится в глубине загадки, невидимое большую часть времени и тем не менее ощутимое?

Не в том ли, что воображение Агаты — столь мощно сказывающееся в иных ее сочинениях — подпирает и строгую геометрическую структуру детектива, делая ее устойчивой? «Да, когда читаешь ее, не покидает ощущение, что там, внутри, гораздо больше, чем видно снаружи», — говорит Ф. Д. Джеймс, чья книга «Некая справедливость» основана на идее, идентичной «Убийству в Восточном экспрессе». Обе книги обращаются к заезженной теме: справедливость против законности — вопросу, не разрешимому в рамках книг, взывающих к его решению. Если убийца ребенка избежал наказания, имеют ли право родственники ребенка самовольно вершить правосудие? В «Некой справедливости» эта тема развернута в романное полотно — реалистическое, детализированное и очень отточенное, где решение «задачки» играет минимальную и намеренно побочную роль. В «Восточном экспрессе» задачка и ее решение составляют суть: мифический отголосок темы едва набросан, но присутствует в структуре, сюжете, в самом костяке книги. Разумеется, «все приложили руку» — какое еще решение здесь возможно или какое другое решение может принести требуемое удовлетворение читателю этой книги?

Когда речь идет о лучших ее произведениях — а таковы, разумеется, не все, — удовлетворение, которое читатель получает от решения загадки, бывает острым и глубоким, потому что он одновременно и решает задачу, и разгадывает движения человеческих душ. В такой книге, как «Пять поросят», сюжет так плотно завязан на характерах персонажей, что разгадывание тайны превращается и в разгадывание человеческой натуры, а результат полностью зависит от постижения этой натуры. Какая великолепная «затравка»: художника убивают потому, что его натурщица влюбилась в него, а он притворился, будто влюблен в нее, потому что хочет закончить ее портрет! Незаурядная, отличная идея. Нереальная, но правдивая.

Или вот еще идея, лежащая в основе романа «По направлению к нулю»: жажда мести, которая обуревает мужа по отношению к бывшей жене, бросившей его ради другого мужчины, заставляет его совершить убийство только для того, чтобы за него повесили эту самую его бывшую жену. Мощная, жестокая, болезненная идея, которая не звучит в романе сколько-нибудь эмоционально, так как Агата к этому не стремилась, а просто воплотила ее в сюжет. «По направлению к нулю» — книга (режиссер Клод Шаброль[421] видел в ней большие кинематографические возможности), которую могла бы придумать и Рут Ренделл, но она, несомненно, глубже погрузилась бы в темные и извращенные аспекты мотива преступления и Невил Стрейндж, убийца, был бы у нее выписан по-другому. Рут Ренделл вынесла бы на всеобщее обозрение глубинные течения его психики; Агата Кристи этого не делает, и из-за того, что она просто представляет нам такого человека, как Невил, а не исследует тайны его души, принято считать, будто она не умеет создавать объемные образы. Что касается Невила Стрейнджа, то здесь Реймонд Чандлер прав: персонаж этот «фальшивый». Невил — джентльмен, теннисист, богатый, расточающий улыбки любитель, то есть именно такая персона, которая позволяла хулителям Кристи обвинять ее в снобизме, поскольку она якобы симпатизирует Невилу. Между тем Агата всматривается в этого джентльмена проницательным, бесстрастным взглядом. Невил ловко изображает человека, «умеющего проигрывать», чтобы скрыть тот факт, что на самом деле остаться в проигрыше для него невыносимо; под маской безупречной воспитанности скрывается мужчина, отчаянно жаждущий расквитаться с бывшей женой, и его репутация помогает ему сделать это. Так что не Агата Кристи, а сам Невил делает собственный образ «фальшивым», если подобное выражение вообще что-нибудь здесь значит.

Разве характер раскрывается только в результате «внутренней работы ума»? Разумеется, нет; это абсурдная мысль, школярский подход к Агате Кристи тех критиков, которые осуждают ее на основании законов, коим она неподвластна. «Иногда ее разработка характера может казаться упрощенной, но это отнюдь не означает, что она неверна», — говорит Ф. Д. Джеймс. «Стереотипы!» — восклицают ее недоброжелатели, «но, согласитесь, многие люди действительно олицетворяют собой определенные типажи», как писала в своем эссе об Агате Кристи в 1999 году Бевис Хиллиер, а книги предназначены для того, чтобы развенчивать стереотипы, в той же мере, как и для того, чтобы подтверждать их. На самом деле Агата часто использует стереотипы, для того чтобы ввести нас в заблуждение, так как знает, что мы в них верим или по крайней мере верим, будто она в них верит. Через весь роман «Зло под солнцем» красной нитью проходит мысль, что убийство Арлены, этой женщины-вамп, стало следствием ее неотразимости для мужчин. На самом деле, как в конце концов догадывается Эркюль Пуаро, все наоборот. «Дело представилось мне совсем по-другому. Не она фатально притягивала мужчин, а ее фатально притягивали мужчины. Она была из тех женщин, в которых мужчины быстро влюбляются, но от которых они так же быстро устают…» Арлена умирает потому, что ей было необходимо постоянно получать подтверждение того, что мужчины восхищаются ее красотой. Это делало ее уязвимой: лесть обезоруживала ее — во всех смыслах.