Спроси свою совесть - Федор Андрианов

Докладчик разложил по кафедре листки, листочки, какие-то клочочки бумаги, похожие на записочки, которыми ребята иногда перекидываются между собой на уроках, подёргал из стороны в сторону своей приплюснутой головкой, откашлялся, вытер губы платком и скрипучим голосом начал:

— Администрация школы отмечает, что тема вашего собрания выбрана в соответствии с неотложными жизненными задачами, стоящими перед нашей советской школой и, в частности, перед вами, выпускниками, которым уже в нынешнем году предстоит избрать свой жизненный путь, чтобы прийти на смену старшим братьям и отцам, неустанно строящим коммунизм — самое светлое будущее всего человечества.

Всю эту фразу он произнёс, что называется, на одном дыхании, почти не останавливаясь на знаках препинания.

Речь завуча, сухая и бесстрастная, спокойным ручейком текла по бесчисленным ступеням придаточных предложений, причастных и деепричастных оборотов. Внешне в ней всё было ровно, гладко, причёсано под гребёнку и всё давно знакомо. Вот он упомянул о бессмертной «Авроре», зажегшей над одной шестой частью земли безоблачное солнце всенародного счастья, отдал должную дань героическим подвигам старших поколений, с оружием в руках защищавших и отстоявших нашу Родину в жестоких боях с иноземными захватчиками, но обо всём этом говорилось таким сухим, казённым языком, что уже после первой фразы ученики или откровенно зевали, или разговаривали между собой о своих делах.

Далее Александр Матвеевич перешёл к описанию счастливого детства. Порывшись в своих записочках, он привёл цифры построенных в стране школ, институтов, дворцов пионеров, детских садов, парков и стадионов, потом подробно остановился на возможностях, открывавшихся перед выпускниками.

— Каждый из вас может выбрать себе специальность, которая ему больше нравится, — говорил он. — Хочешь быть инженером-строителем, химиком, геологом, артистом, учителем, врачом — пожалуйста, выбирай по своему вкусу, поступай в надлежащий институт — все двери широко открыты перед тобой, всюду тебя примут как самого желанного гостя, только не ленись, учись как следует.

— А если не примут? — перекрывая неясный шум, стоящий в зале, выкрикнул вдруг с места Женька Курочкин, но завуч не обратил на него никакого внимания, он только покосился на председательствующую Ирину. Она поднялась и звякнула в колокольчик:

— Курочкин, к порядку! Вопросы потом! И вообще, ребята, давайте немного потише, а то докладчику трудно говорить.

Шум в зале несколько стих. Ирина повернулась к Александру Матвеевичу:

— Продолжайте, пожалуйста!

— Я сейчас заканчиваю, — кивнул тот. — Так вот, ребята, перед вами лежит широкая и светлая дорога, которая неизбежно приведёт вас к сияющим вершинам нового общества — коммунизму! Разрешите мне от имени администрации школы пожелать вам счастливого пути по этой дороге.

Александр Матвеевич вытер платком лоб, уселся на своё место и с удовлетворением прислушался к шумным аплодисментам, которыми был отмечен конец его доклада. Впрочем, справедливости ради следует сказать, что большинство сидящих в зале захлопали не докладчику, а скорее потому, что доклад окончен.

Во время доклада Женька Курочкин несколько раз оборачивался к Владимиру Кирилловичу, чтобы посмотреть, как ему нравится речь завуча. Вначале классный руководитель спокойно осматривал своими мягкими прищуренными глазами зал, президиум, своих учеников. Вот он погрозил кому-то разболтавшемуся, улыбнулся. Но чем дальше развивался доклад, тем больше сжимались его глаза, становились острыми и колючими; возле рта образовалась упрямая и, пожалуй, даже злая складка, время от времени он недовольно покачивал головой. Эту его манеру ученики уже успели изучить: если Владимир Кириллович покачивает головой, то хорошего не жди.

«Интересно, чем он это так недоволен?» — подумал Женька. Он проследил направление взгляда Владимира Кирилловича, но ничего особенного не заметил: учитель смотрел на президиум.

— У кого есть вопросы к докладчику? — поднялась Ирина Саенко.

— Какие ещё вопросы? И так всё ясно! — вразнобой закричали ребята из зала.

— Всё ясно? Курочкин, ты, кажется, хотел что-то спросить?

Курочкин поднялся, почувствовал на себе десяток взглядов. Где-то среди них был немного волнующий взгляд синих глаз, и это подбадривало его. Ну, что ж, сейчас он им всем покажет, а то сидят, как олухи, хлопают ушами и глазами: ах, все двери открыты, ах, выбирайте любую!

— Да, у меня есть один вопрос к докладчику, — он умышленно для официальности не назвал завуча по имени и отчеству. — Простите, вы, кажется, сказали, что для выпускников школ открыты двери всех институтов?

Завуч важно кивнул головой. Женька продолжал:

— Чем же тогда объяснить тот факт, что из прошлогоднего выпуска нашей школы только два человека смогли попасть в институт, а остальные, хотя и пытались, но не попали?

Завуч молча пожевал губами и потом, не поднимаясь с места, проговорил:

— Очевидно, они сдали вступительные экзамены недостаточно хорошо и не прошли по конкурсу.

— Значит, в эти широко, — Женька подчеркнул это слово, — открытые двери могут протиснуться только двое из тридцати, да и те с трудом?

В зале зашумели, загалдели. Женька с довольным видом прислушивался к шуму, поднятому им. Ирина снова схватилась за колокольчик. Завуч поднялся и склонился над столом.

— Вы забываете, что в Советском Союзе не одна наша школа. Из других, возможно, поступило больше.

— Сомневаюсь, — отрезал Женька. — А чем объяснить тот факт, что эти двое были далеко не лучшими учениками в классе?

— Н-ну, вероятно… — завуч снова пожевал губами, явно затрудняясь с ответом, — им на экзаменах достались лёгкие вопросы… или они лучше готовились летом. Впрочем, с таким вопросом вы лучше обратитесь в приёмную комиссию того института, куда они поступили.

— Всё ясно, — с насмешливым видом махнул рукой Женька. И уже усевшись на место, крикнул:

— Я удовлетворён ответом!

Он действительно был удовлетворён, но не ответом, а тем, что сумел расшевелить собрание и посадить в калошу ненавистного Верблюда.

— У кого ещё есть вопросы? — снова поднялась Ира.

Но зал кипел, бурлил и не слушал её.

— Нет вопросов? Тогда кто хочет выступить?

— Разреши-ка мне, Ира, — негромко проговорил со своего места Владимир Кириллович, и странно, среди всеобщего шума все услышали его.

Ирина беспомощно оглянулась на завуча — выступление классного руководителя не было запланировано, — но завуч безучастно молчал, а Владимир Кириллович уже легко поднялся на сцену и, не заходя за кафедру, остановился сбоку от неё.

— Ну, всё начальство, как всегда, на трибуну полезло. Теперь этот, наверно, часа на полтора развезёт, — шепнул Женька Сергееву.

Шум в зале постепенно стихал. Владимир Кириллович стоял молча, то ли выжидая наступления полной тишины, то ли собираясь с мыслями.

— Слово предоставляется Владимиру Кирилловичу! — запоздало объявила Ира, и все заулыбались. Улыбнулся и Владимир Кириллович, но тут же его лицо стало сосредоточенным и строгим.

— Я не собирался сегодня выступать, — наконец начал он, — но боюсь, что от предыдущего доклада у вас неумышленно может создаться ложное представление.

Заинтересованный шумок пробежал по залу, и снова всё стихло. А Владимир Кириллович продолжал:

— Александр Матвеевич говорил вам о широкой и светлой дороге, которая ожидает вас в будущем, и у некоторых из вас, может быть, уже сложилось мнение, что всё уже сделано, дорога проложена, ровная, гладкая, и вам предстоит только пройтись по этой дорожке лёгоньким шагом, вроде увеселительной прогулки, прямо к коммунизму, без трудностей и забот.

Завуч нахмурился и предупреждающе стукнул несколько раз карандашом по столу. Владимир Кириллович посмотрел на него и спокойно продолжал:

— Нет, ребята! Верно одно: цель у нас прекрасна и дорога ясна. Но ясна не в понятии безоблачного неба, а в том, что никаким другим путём мы не пойдём!

Порою на этой дороге вам встретятся ухабы и ямы — бюрократизм, косность, пережитки прошлого. Большие трудности предстоят вам впереди, не раз кое-кто попытается сманить вас с этого пути, обещая более легкую, кривую дорожку. Но горе тому, кто свернёт в сторону: он неминуемо окажется в болоте!

Владимир Кириллович остановился. Напряжённая тишина царила в зале. Даже вечный скептик Женька Курочкин слушал внимательно: впервые за всё время пребывания в школе, насколько он помнил, с ними говорили вот так, по-взрослому. До этого на всех собраниях, во всех беседах в классе им твердили одно: вы самые счастливые, для вас уже всё сделано.

«А смелый дядька!» — с невольным уважением подумал Женька, видя, как сумрачно нахмурился за столом президиума завуч.