Доктор гад - Евгения Дербоглав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– То, что это всемирное проклятие преследования, я уже разобралась, – Равила кивнула. – От преследования мёртвым одушевлением больной может отделаться сам, договорившись с ним. Но вы, очевидно, не можете договориться с… с каким-то…
– С самым всемирно опасным массовым и серийным убийцей, – уточнил Дитр. – Нет, не могу. И я искал его живого – в другом времени, в других жизнях. Я менял его судьбу, чтобы она стала больше похожей на судьбу нормального человека. Я искал Рофомма Ребуса, который не будет пытаться сжечь мне лицо. Или стрелять в меня. – Он, – Равила кивнула на куртку на крючке.
– Он, – ответил Парцес. – Пытался меня пристрелить. Полиция спросила, кто в меня стрелял, и я ответил – Кир Лнес. Так он себя называл в одной из жизней. Следователь не почувствовал лжи, ведь я не врал – просто сказал правду на другом языке. Нелепо бы звучало, если бы я обвинил спившегося докторишку в том, что он в меня стрелял, верно? Это, – Парцес потрогал вдовью серьгу, – тоже он. – И это, – он провёл рукой по седой шевелюре, – последствия общения с ним. Крайне неприятный человек.
– У него для этого хороший потенциал, – Равила нервно дёрнула ртом. – Но мы все равно его любим, хоть и зовём гадом. Стало быть, если в личнике правда, вы были полицейским? Вели его дело? Пытались поймать?
– Пытался убить. Успешно – правда, лишь отчасти, – Парцес, подобно самому странному зеркалу в мире телесном, изобразил такую же, как у Равилы, кривую гримасу.
* * *Паровая площадь будто нарочно опустела. Угольщики и механики, чуя крадущееся зло, сбежали туда, где было безопасно. И пусть они лучше погибнут под завалами или от чьей-то шальной пули, чем сгорят или сварятся живьём. Котлы остывали, потому что никто больше не крутился вокруг них, и целый квартал Гога леденел в ожидании.
– Я видел его здесь, господин, – прошептал рабочий. – В чёрном весь. Говорю вашим, а они мне – да не неси трухню, пол-Гога чёрный носит. А я-то знаю. Рожи горелой не видал, но чуял – вот прям как щас вас, чуял, что он. И не один я, господин. Видите, как у нас тут пусто? Это не забастовка, они все умотали – кто по одному, а кто целыми бригадами. Чего ему нужно тут?
– Тут огонь и кипяток, – спокойно ответил Дитр. – Очевидно же, что это его стихия. Проверить, здесь он или нет, очень легко. Я его позову, и он выйдет. Он всегда выходит.
– Не хочу, чтоб он выходил, – рабочий сглотнул. – Пусть грохнется куда-нибудь и сварится. А если он вас прибьёт? Он одним щелчком может.
– Если вы так боитесь, что он понаставит мне щелчков, то зачем прибежали за мной на Линию Стали? – урезонил его шеф-следователь. – Идите домой, а я побуду здесь.
Дважды повторять не пришлось, и рабочего как ветром сдуло. Дитр поправил стальные щитки в куртке и вышел на площадь.
– Ребус! – крикнул он. – Ты же не чувствуешь холода, с чего б тебе ошиваться около паровых котлов?
Ответом ему было гулкое молчание. Дитр сложил руки на груди и принялся ждать. В последние пару лет он не выпускал на вызовы по террористу более двух человек, понимая, что маньяк любит массовость и зрителей. Убивать кого-то по одиночке, да ещё и в пустынных местах было не по нему. В этом была какая-то извращённая доблесть: Ребус целился в большие скопления людей, он не нападал исподтишка даже на Дитра. «Ты же понимаешь, Парцес, – как-то заявил он ему, – что если я тебя просто так прикончу, это будет очередная ликвидация очередного шеф-следователя». Разумеется, он хочет убить его как-то по-особенному, чтобы все видели. А здесь не видит никто. – Ты решил пустить вместо пара какую-то дрянь, чтобы в домах взорвались радиаторы? – предположил он. – Твои развлечения с газом куда действенней, Рофомм.
Ребус болтлив, говорили ему глашатаи. Он всегда стремится сумничать первым. «Так не давай ему повода для красноречия, пусть у него язык узлом завяжется». Дитр не любил болтать, но ещё меньше ему нравилось слушать разглагольствования безумного убийцы. И поэтому Дитр Парцес говорил.
– Едва тебе надоест здесь сидеть, сюда сразу же прибудут инженеры с проверками котлов, приведут их в прежнее состояние. Результатом твоих стараний станет потерянный трудовой день у жалкой сотни человек, а я уверен, что у них даже из жалования не вычтут. И не жалко тебе своего времени, Ребус?
И ему наконец-то ответили. Высокая фигура в тальме показалась из-за барабана ближайшего к нему парового котла, балансируя на кирпичной стене над топкой. Бесконечно изуродованное лицо не имело выражения, как не может смерть иметь запаха и вкуса, но чёрные глаза раздражённо поблёскивали, разглядывая шеф-следователя.
– У меня много времени, я умею с ним обращаться, – спокойно проговорил он. – А ты?
Дитр не ответил, прикидывая, что с ним можно сделать. Сбросить на угли – бесполезно, тварь больше не горит в огне. Наверняка и кипяток ему нипочём, как и горячий пар. Ребус взмахнул рукавом и отскочил, а стена топки под ним треснула. Дитр понял, что сейчас будет, и отпрыгнул в сторону, прежде чем в него полетели угли.
– Мне вот интересно, – продолжал откуда-то сверху его мягкий баритон, – а разведётся ли с тобой жена, если ты станешь таким же, как я? Гралейка скорее удавится, чем станет жить с тем, на кого ей не нравится смотреть.
– Почти грустно, когда такой, как ты, начинает рассуждать о женщинах, – выкрикнул ему Дитр из-за стены другой топки, отдышавшись после прыжка. – Ты даже матери родной в глаза не видел.
И тут же его суть поняла, что надо делать – раньше, чем понял ум, раньше, чем рядом треснула труба, грозя обварить паром его лицо. Пар мгновенно тяжелел и опадал холодными каплями, которые тут же превращались в снежинки. Ребус не любил, когда говорили что-то про его мать. И теперь он абсолютно точно вознамерился изуродовать шеф-следователя, потому что тому будет по меньшей мере один потрясённый зритель – его жена-гралейка.
– Ты решил сделать меня таким же, как ты? – прокричал Дитр, не обращая внимания на пар, который продолжал вылетать снежинками из трубы. – А ведь в этом нет никакого толку, мы с тобой и так похожи.
Наверху что-то заскреблось: маньяк, похоже, решил спуститься на брусчатку. Дитр нащупал пистолет – слишком близкую пулю тварь не остановит, пусть подойдёт поближе. – Мы бы могли даже