Доктор гад - Евгения Дербоглав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все ценности в виде долей в предприятиях и недвижимости на территории Конфедерации переходили омме Зиромме Ребусе, несовершеннолетней дочери, под патронажем госпожи Эдты Ребусы, в девичестве Андецы, невестки.
– Судя по всему, раз госпожа Андеца указана в завещании под вашей фамилией, вы так и не рассказали родителям о разводе? – осторожно осведомился законник. – Судя по всему, – не оборачиваясь, бросила через плечо Эдта, едва Рофомм успел открыть рот.
– Она – моя опекунша? – сипло сквозь молчаливые слёзы спросила Зиромма. – А он?
– Госпожа Эдта… Андеца, – вежливо сцедил законник, – по завещанию – ваша опекунша и распоряжается вашим наследством. Разъяснений в документе ваш отец не дал…
Шеф-душевник чиркнул спичкой перед лицом. Омму Рофомму Ребусу, единственному сыну, отказали саблю с фамильным гербом и револьвер, который испортил отцовский благородный череп. Больше ничего ему отец, как и грозился, не оставил. Рофомм однажды заявил, что «плодиться не будет», отец хватался за голову и вопил о всемирном преступлении против многих поколений предков, что трудились над его телесным совершенством, ну а раз так, то из наследства ему полагается лишь фамильное оружие. А также он является правопреемником репатриационного процесса со всеми вытекающими правами и обязанностями.
– Чего? – Рофомм кашлянул дымом. Новая родина ему нужна была не больше, чем сабля.
– Обратиться вам следует к омме Барлусе из посольства, я ничего не знаю, – опасливо отстрекотал законник. – Знаете вы всё прекрасно, вы же у него в конторе пять лет работали, – возмутился Рофомм. – Он затеял репатриацию, а мне ничего не сказал? Да и вообще, при чём здесь я? Я никуда не уеду, мне и здесь достаточно паршиво.
Законник заотмахивался, ссылаясь на омму Барлусу, которая всё знает и всё скажет, его дело лишь огласить завещание.
Все ушли, кроме Тейлы, у которой был слишком озабоченный вид. Дирлис напоследок спросил, нужна ли ему отцовская сабля.
– Нет, но на ней герб.
– А револьвер?
– Он-то тебе зачем? Ты же слепой как аксолотль, куда тебе стрелять?
– Коллекционирую оружие, – Дирлис лживо дёрнул одной ноздрёй. – Я бы неофициально отказался от союзных за саблю или револьвер…
– Не отказывайтесь и купите себе несколько игрушек, в чём проблема? – Тейла тонко улыбнулась, не скрывая, что видит Дирлиса насквозь. – Револьвер моего бывшего мужа тоже гербованный, пусть принадлежит наследнику линии. Не отдавай, Рофомм.
– Не отдам, – прошелестел он. «Зачем тощему хлыщу оружие? Застрелиться решил?» – думал Рофомм, сверля всемирным взором руки бывшего однокурсника. От Дирлиса ему в своё время было много неприятностей – но всё же он не хотел, чтобы хирург застрелился. Ему нельзя, не имеет нравственного права. Рофомм имеет, а Дирлис – нет.
– Ну что же, – обхватив трость проклятой рукой, хирург поднялся, – пойду к Равиле. Надо… – он замялся, Рофомм снисходительно кивнул.
Дирлис удалился, постукивая тростью по панелям на стене коридора. Трость нужна лишь в горах, в равнинной, без единого холмика столице она ни к чему, но как иначе показать, что ты богатый господин с севера?
Рофомм и Тейла остались наедине. Тейла была пригожей дамочкой, даже в её годы и в скорби об утерянных друзьях сохраняла стать и свежесть. Тейлу отцу в своё время подбирали по всем правилам – с телесной проверкой и замерами рулеткой и штангенциркулем, исследованием родословной и прочей гралейской сватовской дрянью – чтобы в результате Тейла и Урномм ни разу не переспали. Тейла была счастлива, когда развелась. Рофомм ей нравился, потому что, по словам Тейлы, был похож на мать.
– Тебе нужно было больше общаться с родителями в последние годы. Я удивлена – как так вышло, что ты не знал о репатриации, а они – о вашем разводе? – Тейла укоризненно посмотрела на него. Рофомм лишь прошипел что-то неразборчивое, стараясь скрыть стыд. Ему и без того плохо, что он не был рядом с умирающей матерью, даже не интересовался её болезнью, потому что ему было больно с ней об этом говорить, зачем Тейла бросает порох в огонь? Тейла, которая слишком хорошо его понимала, предупреждающе выставила пятерню:
– Не корчись, снова спать я с тобой не буду.
Рофомм лишь вздохнул. В постель к бывшей жене отца его тянула не похоть, а беззащитность. После развода он пьяный объявился на пороге у Тейлы, та уложила его спать, а утром, когда он протрезвел и посвежел, позвала к себе поговорить – под одеяло. Легче не стало, но ему понравилось. Ей тоже, не зря же он учился на медицинском. – Довольно паршиво, что теперь надо будет по всем вопросам касательно аптек обращаться к Эдте, – она сменила тему. – Эдта, конечно, хороша в счётных и правовых вопросах, но сейчас такая ситуация, что нужен мужчина. Выпить у тебя, разумеется, есть?
– А то как же, – прогудел он сквозь папиросный фильтр, поворачиваясь к буфету. – Постой-ка… Пусто, пусто, тут тоже пусто… Ах, срань! Нет, ты представляешь?!
– Ты всё выпил? – презрительно ухмыльнулась дама.
– Они всё вылили! Я… я не знаю кто. Не знаю, кого уволить.
– Мне кажется, что тот, кто это сделал, тебя очень любит, – она пожала плечами и принялась рыться в складках юбки. – Я тут… с чего я начала… вот, – она протянула ему простой листок бумаги.
– Ну нет, – выдохнул он, разглядывая простой печатный рисунок в виде женского ботинка на каблуке.
– Лирна, да растворится она цепкостью и порядком, умерла, и они полезли из всех щелей.
– Нет, нет, – повторял он, запуская пальцы в спутанные волосы.
С туманом в Конфедерацию пришёл второй упадок, особенно страдали от этого коммерческие предприятия. Бандиты сбивались в стаи по национальностям или даже по профессиям, в полицию стало обращаться бесполезно, и коммерсанты шли к частникам, которые от бандитов отличались только тем, что их деятельность была легализована.
– А что Нерс? – Рофомм поднял глаза.
– Нам надо… – Тейла сглотнула. – Надо искать новую охранную контору.
У человека нет жены, семьи, теперь ещё и родина уплывает из-под ног, семейное дело утекает в лапы алчных головорезов, ну и душа съезжает во тьму – впрочем, это было наименьшей из бед, к этому Рофомм привык. А вот к тому, что жить теперь вообще не хочется, привыкнуть было невозможно.
* * *С каждым днём суеты всё прибывало. Клес отчитывал