За Морем Студёным - Дмитрий Китаев

в паникадилах. Своды держали несколько колонн. Внизу везде стояли свечи. Зал, колонны, и своды — всё было расписано бесконечным числом фигур святых, плывущих по жёлто-золотому океану вселенной.

Шаги отзывались эхом. Издали, от алтаря, тихо, но в то же время звучно и степенно лилась хоровая музыка — томное многоголосое пение. Поодаль стоявшие у столика с иконами спутники знатного господина, наклонив голову, бесшумно шептали каждый свою молитву и крестились. Иван медленно ступал вперёд. Он вдруг вздохнул и нахмурился, опустив взгляд, остановившись и обдумывая в своей голове то, что сказал ему игумен…

— Для противления козням и прелестям дьявольским крепость духа нужна! — грозно воскликнул сидевший пред Иваном круглолицый старец, упорно смотревший ему в глаза. — Тому примером Иоанн Предтеча. В пустыне всю жизнь прожил до тридцати лет! Носил едино вельбужье рубище, а питался тем, что пустыня родит. И ты — молитвою и верой, и старанием, и трудом великим — так только и сможешь из грешных мыслей вырваться!

Игумен глянул в сторону и помолчал. Но посмотрев опять на собеседника промолвил громогласно:

— А когда он к тому стал готов, тогда и Господь позвал его! Позвал, чтобы проповедовать людям, и чтобы учить их о пришествии к ним Сына Своего. Вот, как можно к Богу приблизиться, сделаться готовым голос Его услышать. Но только великими трудами, только усмирением плоти и возможно! А о праздности, и об унынии, — игумен поднял вверх палец, — сказано, что уже и секира при корени древа лежит: всяко древо, не творящее плода добра — посекается, да во огнь вметается!

Он задумался, затем воскликнул:

— Я знаю, что тебе для ума и души будет полезно! — повернулся к выступу со стопками книг за его спиной, и взял оттуда одну. — Почитай эту «Хронику греческого царства». О том, как цари Константина града с погаными боролись. Долго то продолжалось. Но Господь их предал в руки нечестивых агарян. А под конец и пред ордами турскими устоять не дал, то им за грешную их жизнь сделалось, — игумен тяжко вздохнул. — Подумай над этим…

…Иван подошёл к стене. Рядом на высоком подсвечнике мерцали огоньки, освещая и бросая на неё тени. Стена была искусно расписана. Строгой и грубоватой выглядела фигура святого — на золотистом фоне был изображён худой смуглый мужчина, с курчавой бородкой и в чёрном рубище. Позади и возле него вздымались рыжевато-песчаные скалы. У ног, в золотой чаше, лежала его же отрубленная, косматая голова, с опущенными веками. При ней был нимб. По другую сторону от ступней торчали два деревца. Возле них приставили секиру.

Иван упал на колени, сложив ладони:

— Крестителю Христов, — взволнованно начал он, — молися ко Владыце за мене, недостойного, унылого, немощного и печального, во многие беды впадшего, утруждённого бурными помыслы ума моего! Аз бо есмь вертеп злых дел, отнюдь не имеяй конца греховному обычаю, пригвожден бо есть ум мой земным вещем…

…В левой руке святой держал свиток. Там была надпись: «се, Агнец Божий, вземляй грехи мира: Сей есть, о Немже аз рех». Правая рука была воздета кверху и вправо. Туда же он обратил и свой кроткий взгляд. Оттуда, сверху, из тёмного лоскута таинственной мглы небес, к пророку была простёрта длань Господа со сложенными пальцами…

— Что сотворю, не вем, и к кому прибегну, да спасена будет душа моя, токмо к тебе, святый Иоанне! — дрожащим голом и со слезами молился Иван. — Ты сподобился еси коснутися верху Царя Христа, вземлющего грехи мира, Агнца Божия! Егоже моли за грешную мою душу…

…Над макушкой Иоанна Предтечи простирались вверх одна за другой новые росписи — иные события, иные фигуры святых. Здесь, наверху, в вертикальной прорези было окно. Поодаль, чуть качаясь, висела люстра со свечами. Ещё выше, над святыми, парили ангелы с белоснежными крылами, покрывавшие своей цепью верхушку всего зала. В центре огромный свод глубоко вдавался в потолок. Там, на вечном престоле, пребывал белобородый старец в светлом одеянии с приподнятой правой рукой, издалека взирая на крохотных людей внизу. На коленях у отца сидел отрок в каштановом хитоне. Над головой мальчика пархал белый голубь…

— …обнови душу мою покаянием, яко вторым крещением, понеже обоего начальник еси, крещением омываяй грех, покаяние же проповедуяй во очищение когождо дел скверных. Очисти убо мя, грехми осквернённого, и понуди внити, аможе ничто же скверно входит, в Царствие Небесное, аминь!

…

Над крышей храма возвышалось пять чёрных куполов с золотыми крестами. Четыре по краям здания, а из середины — один высокий и крупный.

По голубому небу быстро плыли облака. Кресты поблёскивали в лучах солнца. На самом большом, центральном кресте уселась синичка. Ветер порывами трепал её, пытаясь сбросить вниз. Птичка нервно прыгала по золотистой жерди и всё взмахивала крылышками. Наконец, вспорхнула и полетела.

Внизу раскинулось всё монастырское подворье, окаймлённое каменной полоской крепостной стены. Храм, придел, церквушки и часовенки, одиноко торчащие деревца и крохотные избушки потихоньку двигались, уходя из виду. Из зданьица конюшни, где-то там внизу, выскочила маленькая фигурка — кажется, всадник на белом коне. Она быстро полетела к воротам стены, выплыла за ворота и унеслась прочь.

…

Иван, сидя на коне, глядел по сторонам. Прямые золотистые волосы, спускаясь с макушки, покрывали его уши и затылок. На молодом румяном лице слегка только виднелась белёсая щетина. Если выглядывало солнышко, он прищуривался. Он присмотрелся. Впереди, между людьми шла серая лошадь в яблоках. На ней сидел его друг Софрон.

Друзья слезли с коней, и радостно обнялись. Иван поведал о том, что был в монастыре. Софрон, в свою очередь, предложил другу присоединиться к нему в походе на север.

…

Шли на лошадях в сторону реки. Домов вокруг было мало. Среди серо-коричневой округи белел снежок, торчали деревья.

— …из Вологды видный человек, приехал к нам недавно, и знаешь, чего хочет?

— Чего?

— В Архангельск ехать, к морю студёному! Меня с собою берёт! И ещё двоих. А я — тебе предлагаю — езжай с нами! Завтра уже отправляемся.

— Ничего себе! Насколько мне известно, дорога туда далёкая. Сначала к Вологде, потом по многим рекам. А там такие леса дремучие есть, где ни одной души