Профессия: театральный критик - Андрей Якубовский

О проблемах французской сцены в апреле 1986 г.

"... Да, я люблю театр... Я из тех, кто верит, что театр обретает смысл, только участвуя в общественной жизни, в гражданской реально­сти, в Истории, существует для того, чтобы, изменяя сознание человека, направлять его к определенной цели". Эти слова вынесены на обложку книги одного из самых авторитетных театральных критиков Франции Жиля Сандье "Театр в кризисе", не так давно изданной в Париже.

Театр в кризисе?

Но правительство социалистов гордится тем, что при нем ассигно­вания на театр выросли почти вдвое. Театры возникают сегодня в Па­риже — да и по всей Франции — как грибы после дождя. Сводные про­граммы парижских зрелищ пестрят новыми названиями и именами.

Изменилось не только экономическое положение театра— про­изошли заметные перемены организационного характера. Это вырази­лось в назначении на многие "командные" посты в области культуры деятелей левой ориентации.

Эти перемены дали основание новому директору "Комеди Франсез" заявить: "Мы вступаем, я верю, в новый, значительный и энергичный период жизни нашего театра".

И театральные впечатления — по крайней мере, на первый взгляд — подтверждают эти оптимистические прогнозы. Никогда преж­де мне не доводилось видеть в Париже за сравнительно короткое время так много ярких, разительно отличающихся друг от друга спектаклей, которые как бы специально сошлись на театральной афише для того, чтобы опровергнуть тревожные раздумья Жиля Сандье.

Однако ситуация во французском театре 80-х годов складывается весьма непростая. Она отражает углубление экономического кризиса, обострение социальных противоречий, поляризацию политических сил в современном французском обществе. Эти процессы зачастую выпле­скиваются наружу, на улицы и площади французской столицы, резкими диссонансами вторгаясь в такое на первый взгляд праздничное течение "парижской жизни".

Увеличивается число безработных, растут цены, и в поведении со­временного рядового парижанина становятся заметны непривычные черты — озабоченность, внутренняя напряженность, суровость. Ны­нешний Париж живет тревожно, обостренно ощущая опасность новой войны. В большом парижском супермаркете по внутренней .трансляции передается не реклама, не объявление об очередной распродаже, но ин­формация о международных событиях последнего часа. И толпы поку­пателей и продавцов на время забывают о том, зачем все они здесь очу­тились, как будто из динамиков под сводами магазина вот-вот разнесет­ся сирена воздушной тревоги.

Перемены во внешнем облике парижской жизни театральная си­туация отражает сполна.

Так, приход новых людей к руководству театральной жизнью Франции вызывает бешеное сопротивление правых. Стоило Бернару Собелю осуществить в театре парижского пригорода Женневилье по­пытку актуального прочтения "Марии Тюдор" Гюго, как тотчас в пра­вой прессе была развязана травля режиссера, осмелившегося создать "красный спектакль". По всей Франции сегодня под предлогом борьбы за экономию и рентабельность театра правые мерии лишают муници­пальные театры субсидий, увольняют директоров, известных своей ле­вой ориентацией, как это произошло в Нанте, Туркуэне, Таверни, Сент-Этьене... Правые не скрывают своих целей — они хотят "вырвать у ле­вых монополию на культуру", они полны решимости "бороться против засилья идеологии в культурной жизни".

Тенденции, угрожающие демократическим завоеваниям француз­ской сцены, особенно ярко проявились в ситуации, возникшей внутри и вокруг "Комеди Франсез". В старейшем театре страны, как некогда во времена Великой французской буржуазной революции, произошел рас­кол. Часть труппы, не согласная с обширной программой обновления, предложенной Ж.-П. Венсаном, покинула театр. Ее возглавил Жан-Лоран Коше — фигура весьма определенная. Несколько лет назад Ж.-Л. Коше демонстративно подал в отставку с поста профессора Кон­серватории в знак несогласия, как он выразился, с "политизацией теат­рального образования". Экс-профессор был обласкан мэром Парижа Жаком Шираком и тогда же назначен генеральным инспектором част­ных театральных школ столицы. Ныне бывший сосьетер "Комеди Фран­сез", получив "от города Парижа" изрядную субсидию, обосновался в помещении Театра Эберто и объявил своим святым долгом "защиту классики от искажения и манипулирования в политических целях". Это театральное начинание столь очевидно противополагается "новой" "Ко­меди Франсез", что злые на язык парижские критики окрестили Театр Эберто "Комеди Франсез" старого режима".

Невиданный рост безработицы и связанное с этим ужесточение конкуренции впрямую затронули театр. С театральной карты Парижа исчезают сегодня многие театры, вошедшие в историю, — их превра­щают в киностудии, на их месте возводят доходные дома и администра­тивные здания. Это неизбежно сопровождается невидимыми миру тра­гедиями художников, лишенных возможности заниматься творчеством, а значит — и жить. Марсельский журнал "Театр — актеры" в своей хро­никальной рубрике дает мартиролог жертв этой изнуряющей борьбы за выживание: на протяжении последних сезонов покончили жизнь само­убийством известные актеры Патрик Девер 35 лет, Эстела Блэн 47 лет, Жеральд Робар 34 лет, режиссер Эрик Лаборей 32 лет... Из жизни ухо­дят молодые, талантливые люди. Не свидетельствует ли это драматиче­ское обстоятельство о неблагополучии французского театра?

Да, парижские театры ярки и разнообразны, а театральная жизнь французской столицы как всегда интенсивна. Но почему же тогда на пороге нового сезона, когда, как обычно, подводят итоги сезона минув­шего, парижские критики сетуют: он "прошел в ущербе", частный и го­сударственный секторы французского театра "внушают чувство трево­ги"? Почему критик газеты "Юманите" Жан-Пьер Леонардини обращает внимание на падение зрительского интереса к театру, на ослабление контактов сцены с аудиторией? "В настоящий момент "священные ко­ровы" театральной мысли как никогда отощали, — пишет он, — театр не знает, что показывать публике, этому монстру с тысячью голов".

Проблема зрителя во французском театре стоит сегодня необычай­но остро. Об этом свидетельствуют не только незаполненные залы па­рижских премьер. Это проявляется, в частности, в отношении к теат­ральному наследию Жана Вилара. Кризис, переживаемый французским обществом середины 80-х годов, порождает неверие в возможность реа­лизации театральных мечтаний Вилара и его соратников о театре, обра­щенном к широкой демократической аудитории, о театре — "общест­венной службе". Сегодня все настойчивее звучит мысль об "идеализме Народного фронта и Сопротивления", которые вдохновляли строителей послевоенного народного театра Франции и первопроходцев его децен­трализации. Теоретики и практики театра все чаще рассуждают о том, что в современных условиях вряд ли возможен синтез творческих иска­ний и целенаправленной работы с демократическим зрителем, отличав­ший поколение Вилара, и признаются, что укреплению связей с массо­вой демократической аудиторией — "animation" — они решительно предпочитают сегодня ничем не стесненный, суверенный творческий поиск — "creation".

Это признание проливает неожиданный свет на спектакли париж­ских театров. Многие из них можно отнести к весьма своеобразному и примечательному явлению, которое, как кажется, стало отличительной чертой сегодняшнего французского — да и не только французского — театра и не без основания названного парижскими критиками "театром невозможности". При всей условности этого понятия им можно обозна­чить вполне определенный круг явлений, ясно выраженную тенденцию. "Театр невозможности" — это театр, стремящийся в первую очередь поразить зрителя, показать ему нечто невиданное и небывалое. Это те­атр, тяготеющий к парадоксам и неожиданностям, необычным художе­ственным средствам и экзотическому сценическому языку.

Определить истоки "театра невозможности" дело непростое. В из­вестной мере в нем возрождаются отдельные принципы авангардист­ского искусства Франции начала века, избирательно используется экс­периментальный опыт театра 20—30-х годов, оживают некоторые при­меты французской "антидрамы" середины столетия. Вместе с тем этот театр испытывает воздействие театральных экспериментов первой по­ловины 70-х годов, когда подвергались пересмотру многие влиятельные традиции французского сценического искусства, когда необходимым казался решительный разрыв с культурным наследием прошлого.

Можно было бы сказать, что "театр невозможности" — это в пер­вую очередь элитарный театр формальных поисков, если и не способ­ный открыть новые стороны действительности, то по крайней мере стремящийся показать ее в непривычном художественном освещении. В то же время какой-то своей гранью он, очевидно, соприкасается с массовой культурой, с эстетикой коммерческого театра, рассчитанной на эпатаж мелкобуржуазного обывателя. Можно допустить также, что "театр невозможности" — детище конкурентной борьбы в сфере театра, когда художники соперничают друг с другом в оригинальности с це­лью привлечь к себе внимание. Но стремление во что бы то ни стало всякий раз удивлять аудиторию Порождается и ощущением неблагопо­лучия театральной ситуации. Оно связано с отчаянным усилием, на­правленным на преодоление кризиса внешними, так сказать, экстенсив­ными средствами.