Призвание варяга (von Benckendorff) - Александр Башкуев

Моего брата трепала жизнь, но если б не все его шрамы, он не стал бы тем, кем он стал. Если б меня не обидели в детстве подонки, разве осмелилась бы я зачать дитя от брата моего?! И быть Счастливой?!

Это — Избрание. Коль Масть — Старшая, прочие бьют ее, чтоб самим занять место. Это ж — естественно!

Нет вины еврея в том, что он — Нашей Крови, нет вины русского в том, что он — русский, иль француза, что он — француз. Грех, — когда старшая масть объявит козырной — младшую!

Так не ждите от Пик, чтоб они уважили вашу Трефу. Свиньи Трефные Трефными и останутся. Не Дубью тягаться с Мечами!

Будто искра прошла по всем нам. В следующий миг Элен, забыв себя, крикнула по-немецки, — "Хох! Хох!" и хлопнула в ладоши. Через мгновение почти все аплодировали и как-то само собой появился ритм и руки стали выбивать наш старый гимн.

Тем же вечером почти все наши выкресты покаялись в содеянном и просили вернуть их к Истине. Над теми, кому было нужно, произвели известный обряд, другие вымолили прощение богатыми жертвами.

Талейран же был изгнан из нашего круга и никогда уже в него не вернулся. Дашка же вернула ему — все его безделушки.

Она перестала знать себя шлюхой. А сие — дорого стоит.

Мы с нею, конечно, боялись за нашего малыша. Под этим соусом сестра поставила мне ультиматум: или я дальше ищу ветра в поле, или делаю все, чтоб у маленького был отец. Я сам вырос в доме, где Карлиса держали будто слугой, а отцом заставляли звать чуждого мне человека.

Я не могу жить с матерями всех моих девочек, но я вправе дать им хорошее воспитание и образование, сделать все, чтобы матери их ни в чем не нуждались и, самое главное — дочери мои смеют (какими бы незаконными они ни были) подойти ко мне средь самого шумного бала и я приму их и признаю. И знаете, — я чую, что они — Любят меня.

Все мои доченьки, стоит им кого-то найти, сразу ведут его ко мне на смотрины. На искренний разговор. Коль все сложится, то — венчание. А дальше — их жизнь. Мне же — попечение за внучатами.

Это немного. Ибо по-хорошему я должен самолично воспитывать всех моих доченек. Но это и немало. И Господь Любит меня, ибо пока не дал мне зятя мерзавца. Ни единого.

И с моею сестрой Господь простил нас. В урочный час доченька наша родилась — умненькая, шустренькая и вообще.

С рождением Эрики в дашкином облике, повадках и поведении беззаботная веселость и обаяние Бенкендорфов сменились чертами фон Шеллингов. Все поразились, насколько сестра стала похожа на Рижскую Ведьму. Госпожу Паучиху.

Как-то я осмелился пошутить о возрасте Дамы Мечей, а сестра вдруг необычайно серьезно посмотрела на меня и мурашки побежали у меня по спине, не заглядывай в бездонные глаза Пиковой Дамы…

Доротея же поцеловала меня, взъерошила мои редкие волосы так, как это делала матушка, и сказала:

— Ты мужик, — тебе не понять. А я всегда знала, что стану уродиной. И я боялась, что если мой облик испортится слишком быстро — никто не захочет подарить мне ребеночка.

Теперь у меня — Эрика и я дозволяю Природе взять свое. И я счастлива, что становлюсь некрасивой, но — Матерью.

Потом была Война. Я ушел в Действующую, Дашка же осталась в Риге, лялькаясь с нашей девочкой. После скандала с нашим арестом фон Ливены стали "невыездными" и жили под боком у матушки.

Война начиналась ужасно. Курляндские католики в первый же день взбунтовались и Северный фронт рухнул. За каких-нибудь десять дней католические армии пронеслись по Остзее и затеяли беспримерную осаду моей родной Риги.

Надо сказать, что егеря превосходили противника в огневой мощи и потому наша армия не понесла большого ущерба. Главный удар пришелся по мирному населению.

В начале повести я рассказывал о резне в Озолях. Теперь эти Озоли горели по всей Курляндии. Многие лифляндские семьи породнились за годы Инкорпорации с курляндскими. Многие латыши-протестанты переехали за своими господами на тучные курляндские пашни. Многие из латышей-католиков перешли в лютеранство. Все они были теперь замучены, растерзаны и вырезаны польской нечистью.

Наши полки, выходя из курляндского окружения, занимали уже спаленные, разоренные лютеранские хутора и…

Латыши тяжелы на подъем. Но вниз по Даугаве шли баржи с горами трупов, а на них чернели надписи кровью, — "Велс — Дьявол! Латыши — Черти! Крестовый поход, Иисус и Мария!

Мы, как могли, ловили сии баржи и пытались подтянуть их к нашему берегу. А с той стороны по нам прицельно били вражеские фузилеры. В те дни в Риге не хватало рук, чтоб схоронить всех с этих проклятых барж.

Мы просили помощи у России. Латыши, эстонцы и финны в одном строю стояли на рижских стенах и вдоль всей линии огня на нашем берегу Даугавы. Мы готовы были расстаться с нашей Свободой, лишь бы пришли русские и спасли нас от сего ужаса. Совсем рядом в Санкт-Петербурге стояли русские, но ни один их солдат до самого октября так и не появился в наших рядах.

Государь сказал так:

— Немецкие жиды хотели Свободы?! Пусть ее и получат.

Что есмь Человек? Что нужно, чтоб женщины, Матери потеряли все человеческое?! И первой из них стала моя сестра.

Женщин не принято брать в армию. Они не умеют обращаться с оружием, вечно путаются под ногами, а в случае отступления их могут взять в плен и… Сами знаете.

Но так уж вышло, что в Рижской осаде война стала позиционной, нас с противником (кроме Нового Города) разделяла и Даугава и появился оптический прицел и — винтовка.

Главная проблема сего оружия, — сильный крепеж пороховой камеры хомутами и кольцами. Чтоб перезарядить винтовку, нужно полчаса и потому они не привились в регулярных войсках. Они стали оружием "Рижских Волчиц.

Когда потери средь егерей превысили пополнение и стало ясно, что от России помощи не дождаться, моя сестра подговорила с десяток своих немецких подружек и они испросили у матушки дозволения стреляться с противником. В те дни любой человек был на счету и матушка согласилась.

В первый же день моя сестра убила двух фузилеров и стала "Главной Волчицей". В тот же день четыре выживших баронессы схоронили шестерых баронесс умерших…

Через неделю в "Волчицах" были уже полсотни девушек немецкой крови и с десяток егерей-инвалидов, перезаряжавших "волчицам" винтовки.

Через месяц в отряде служило уже полтысячи женщин, — в основном латышки. Им нужно известное время, чтоб последовать за своими хозяйками.

Дашка была дважды ранена, сделала тридцать семь насечек на стволе винтовки и угодила под Трибунал Венского Конгресса. Именно из-за того, что "Волчиц" признали преступницами, Государь запретил всякое о них упоминание, будто их — не было.

Так по высочайшему повелению историки вырывают какой-то факт из единой цепи событий и тогда у потомков возникает чувство "Deus ex machina", — некие события возникают как бы из ничего, а История из общей нити рассыпается на фрагменты.

Почему после Калки татары пировали на телах еще живых русских князей? История Ига не знает подобного варварства ни до, ни после этих событий. Почему Батый снес добрую половину русских княжеств, сделав прочих князей Великими?

Самый простой и неверный ответ, — потому что варвар.

А ответ правильный, но неприятный, — потому что в битве при Калке какой-то черниговский воин в ходе мирных переговоров смертельно ранил татарского воеводу — Джэбэ-нойона. Тестя хана Джучи и родного деда ханов Берке и Батыя. А дальше была — кровная месть. И нормальные отношения с теми, кто непричастен к предательству.

Не думайте, что такие штуки происходят только в России. Во Франции непостижимым чудом числилось явление Орлеанской Девы. Кто она, откуда, почему ей так поверили при дворе? Почему она так легко побеждала англичан, но терпела вечные поражения от бургундцев? Почему она сама, будучи бургундкой, вдруг решилась воевать на стороне французской короны?

И лишь сейчас вдруг заговорили о том, что бургундцы — суть французы и ненавидят англичан в той же степени. И армии Жанны д'Арк состояли не из битых французов, но уроженцев не пораженной войною Бургундии. А еще вдруг открылось, как по приказу французского короля убивали его родного дядю бургундского герцога Жана Бесстрашного…

На мирных переговорах!

Французской монархии проще было назвать половину народа "предателем", чем признать, что предателем был — сам король…

Нужна была Революция, чтоб История опять сплелась в единую нить. Эта не беда России и Франции. Сие — Искушение.

Известная "Кавалерист-Девица" попала в армию лишь потому, что в Риге был прецендент. А после Указа Его Величества изумительно, — как русская армия, известная консерватизмом (и "ночными горшками"), приняла к себе женщину?

Русские украшатели истории плетут на сей счет всякие выдумки, но факт остается фактом, — в Европе "латышка" значит — "каратель" и "снайпер". А "Кавалерист-Девица" — лишь водевильный курьез. Не больше того.