Призвание варяга (von Benckendorff) - Александр Башкуев

Впрочем, сие спасло их от смерти в горящем Париже. Так что — темна вода в облацех.

А в остальном — кончилось без особых последствий. Жандармерия сделала вид, что "накрыла притон". Лораны перебрались в Баден и там расцвели пуще прежнего. Впрочем…

Один из свидетелей моего триумфа — принц Бонапарт теперь был, как на иголках и усидеть не мог, не спросив, — где я научился играть в рулетку. И однажды я не выдержал и открыл мой секрет.

Если играть в "пополамы" — крупье с "хорошим щелчком" может сперва играть против вас, но потом нервы расходятся, рука начинает дрожать и щелчок сбит настолько, что он выбрасывает не свои, но — ваши числа. Когда сие происходит, он вынужден больше не "щелкать", но с той минуты — все в руце Божией.

А тут уж — выигрывает тот, у кого кошелек толще. Не бывает, чтобы всю ночь сыпалось одно "красное", или — "черное", но бывают столь "длинные серии", что — "горе беднейшему"!

В то же самое время — ни в коем случае нельзя играть в "дюжины", или "числа". Даже я с моей "корявой рукой" в Колледже так наработал "щелчок", что влеплю в любую дюжину — с закрытыми глазами. А уж "не попасть в число" тут надо быть идиотом, чтоб промахнуться!

Карл прямо-таки впитал в себя всю сию информацию (и кое-что сверх того, о чем — не стоит писать для всех), но я не думал, что он сам когда-нибудь решится на подвиг. И вот, представьте себе, — через много лет из Бадена пришло известие, что Карл Бонапарт — разорил-таки за рулеточным столом несчастного Лорана во второй раз. (Правда, Карл — всю ночь ставил только на "красное".)

Я ощутил немалые угрызения совести, — ведь, по сути, я фактически "навел" на Лорана бездельника. Поэтому я немедля послал Лорану известную сумму и посоветовал ему начать сызнова с одним условием. Отныне его казино могло играть только в том случае, если его банк — превышал ставки всех игроков с улицы. Горе — беднейшему!

Лоран сердечно поблагодарил меня, написал в ответ, что не держит на меня зла и — переехал в Монако. Уже на весь мир известен городок Монте-Карло, коий он избрал своей резиденцией.

После его смерти, правда, пошла молва — насчет того, что сие заведение содержалось из фондов русской разведки, но потом — благодаря удачной рекламе, да и живописным проигрышам многочисленных русских принцев, слух сей затих. Не мог же сын мсье Лорана — так жестоко разорять собственных работодателей?!

После истории за рулеткой — я стал весьма популярен. Мы с Фуше пытались замять сие дело, но вскоре Бонапарт выказал жандарму свое недовольство, но не сделал каких-либо выводов.

Для французского ж общества (в массе своей буржуазного) мой поступок с возвращением выигрыша взамен жизней каких-то там "двадцати грязных жидов", выглядел просто чудачеством и на меня с той поры смотрели, как на пришельца с иной планеты. Дамы в разговорах со мной стали во сто крат смелее и разве что не открытым текстом приглашали к сожительству, их кавалеры искали моей дружбы в смысле кредита.

Средь этих дам появилась одна бельгийка, кою звали Эмилией… Была она — красоты необычайной. Был у нее, правда, один крохотный недостаток.

В известное время она обучалась у иезуитов, а они хорошему не научат. Взгляните-ка на моих сестрицу и матушку, — не будь они мне — родными, я б опасался ночевать в их компании. Не слишком-то интересно — проснуться и найти свою голову на ночном столике, — средь духов и помады!

Средь Наставников милой Эмилии был некий аббат, коего в ту пору звали Фуше и она была предана ему душою и телом. Однажды я прямо спросил ее кой о чем, и она призналась, что будущий граф был первым мужчиной в ее странной жизни…

Вы удивительно, — как я осмелился говорить с любовницей на сию тему? И как — она решилась в таком вот — признаться?

Видите ль, мы с ней не скрывали наших занятий. Однажды мне ее представил сам граф Фуше и я не мог отказать столь грозному свату. Да он и не скрывал того, что Эмилия поставлена надзирать за мной в "спальное время.

Прямо на танцах в день нашей встречи я спросил у девицы, — каков ее чин в контрразведке? Она ж — не моргнув глазом, с гордостию ответила:

— Лейтенант", — все дальнейшие вопросы просто отпали.

Мы еще потанцевали немного и затем уж — она, с непроницаемо деревянным лицом, спросила меня:

— А какой чин у тебя?

Я улыбнулся в ответ:

— А я — не разведчик.

Впервые на ее лице появилась эмоция — презрительная ухмылка:

— Рассказывай сказки…

— Нет, правда, с чего ты взяла, что я — разведчик?

— А зачем ты спасал русских шпионов?

— С чего ты взяла, что они-таки — гусские?

Эмилия невольно прыснула, — так ей понравился мой наигранный акцент. Она, все еще улыбаясь, невольно спросила:

— Ты всерьез веришь во все эти дела? Ну, — про Храм, про Землю Обетованную?

Что-то в ее голоске прозвенело не так. Я внимательно посмотрел ей в глаза и еле слышно спросил:

— А тебе сие… интересно?

Она немножечко растерялась, запуталась, прикусила губу и кивнула в ответ. Я тогда медленно провел губами по ее бархатистой и нежной щечке:

— Так зачем ты спрашиваешь, — какой у меня чин?! У Изгнанников не может быть чина… Пока у нас с тобой нету Родины — какой у меня может быть чин?!

Помню, как Эмилия затрепетала в моих руках. По лицу ее пробежал стыдливый румянец, как будто я целовал невинную девицу. Она чуть ли не оттолкнула меня и я, почуяв бурю, клокочущую в ее душе, произнес:

— Если тебе не по нраву то, что я делаю — предай меня и всех прочих. Ежели…

Пойдем, я познакомлю тебя с Элен, с моими актрисами, нашими ребятами в банках… Ты сама должна все увидеть, — я могу врать, но твои глаза не обманут тебя! Пойдем, ты сама узнаешь — мой чин!

Прошло пару месяцев. Я не знаю, что творилось в душе матери моего первенца, но она постарела и сильно осунулась. Иной раз, когда я просыпался, Эмилия смотрела на меня и задумчиво играла в руках прядью моих волос. Я спрашивал ее:

— Что с тобой?

Она отрицательно покачивала головой и тихо шептала:

— Все хорошо. Спи. Я просто — люблю тебя. Ты даже не знаешь, насколько я тебя на самом деле люблю…

Потом она вдруг пропала…

Сперва я обрадовался. Сначала мне показалось, что Фуше снял с меня слежку и — все в порядке. Затем… Затем — странное подозрение возникло вдруг у меня.

Видите ли, — Эмилия была старше меня почти что — на десять лет! Когда я впервые встретил ее, это как-то не отразилось в моем мозгу, но теперь я задумался: почему Фуше "подложил" мне столь "старую" женщину?

Мало того, я вдруг стал себя спрашивать, — почему у Эмилии нет детей? Откуда она вообще появилась в Париже?! Почему я не встречал ее раньше?

Я навел справки в еврейских кругах и с изумлением выяснил, что Эмилия все это время жила в оккупированных якобинцами Нидерландах и про нее шла молва, что она — член голландского Сопротивления. Сложив два и два я вдруг понял, что жил все это время с особо секретным агентом Фуше, коего он нарочно "открыл". Но — зачем? И для чего?!

Я послал письмо моей матушке. У нее оставались связи в иезуитских кругах и я захотел знать настоящее имя Эмилии. Женщины, умевшей выдавать себя за голландку, несомненно бельгийки по выговору и воспитанию и… с Нашей Кровью при этом. Таких должно было быть немного.

Такая оказалась одна. Эмилия Дантес… Моя незаконная пятиюродная сестра. Родилась в Брюсселе в 1775 году в семье бельгийского дворянина потомка фон Шеллингов и еврейки. Дочери известного в Брюсселе врача…

Была замужем. Три беременности. Все три — кончились выкидышем. Диагноз — "Проклятье фон Шеллингов"!

Католики не разводятся. Они просто живут разной жизнью. Впрочем, драгунский капитан Поль Дантес в дни австрийской кампании сложил свою голову при Шенграбене, так что — Эмилия с той поры вела вольную жизнь…

Я чуть не чокнулся от сих известий. Впервые за мою жизнь я был с женщиной (не считая сестры), коя могла родить мне — Наследника! Я не беру в расчет Яльку, — у кого из нашего круга нет детей от покорных пейзанок? Но тут — иное…

Видите ли… Она была не просто французской разведчицей. Она была Моей Крови с обеих сторон. По отцу — фон Шеллинг. По матери… Сами знаете. А та была еврейкой потому, что еврейкой была ее матушка, и — так далее.

И эта женщина могла родить мне ребенка… Мне, у которого практически не могло быть детей от девяноста девяти женщин из любой сотни!

Я многое передумал в те дни:

Или моя подруга рехнулась, решив, что искусственное зачатие — Грех против Господа. Или она захотела спросить моего мнения насчет нашего малыша. Или она передумала и решила сделать аборт. Я не знал этого…

Может быть, — она по какой-то причине кончила жизнь? Ее убил старый любовник. Она взбунтовалась против Фуше…

А еще были случаи, когда даже женщины нашего рода, зачав от фон Шеллингов, умирали от приступа сенной болезни. Наука не знает — почему.