Аналогичный мир - 3 (СИ) - Татьяна Зубачева

Вечер катился своим чередом: ужинали, играли, читали вслух…

— Пора спать, зайчик, — встала из-за стола Женя.

Алиса, сидя на коленях у Эркина, рассматривала вместе с ним картинки в книге сказок Андерсена.

— Алиса, слышишь? — чуть строже повторила Женя.

— Ага-а, — вздохнула Алиса.

Рассчитывать на заступничество Эрика не приходится: он с мамой всегда заодно. Алиса закрыла книгу, но с колен Эркина не слезала, сидела, прислонясь к его груди, будто спала. Женя засмеялась.

— Ах ты, притвора. Давай, Алиска, не тяни время.

Алиса нехотя слезла и отправилась в ванную. Эркин остался за столом, перелистывая страницы. Книга на английском, и текст он даже не разглядывал, смотрел только картинки. И сидел так, пока Женя не уложила Алису, и уже тогда пошёл к ней, чтобы выполнить вечерний ритуал.

— Э-эрик, — удовлетворённо вздохнула, засыпая, Алиса. — Спокойной ночи, Эрик.

— Спокойной ночи.

Эркин выпрямился и постоял над спящей Алисой, осторожно поправил зачем-то угол одеяла. Оглядел комнату. Весёлые, усыпанные цветами и бабочками шторы, стол с куклами, кукольной мебелью и посудой, стол для рисования и чтения, шкаф для одежды и шкаф для книжек… Нет, конечно, это правильно, что у Алисы всё это есть, так и должно быть, но… но у него ничего такого, даже похожего не было, Женя рассказывает Алисе о своём детстве, как была маленькой, и Андрей вспоминал, и… и Джонатан, даже Фредди, и в лагере он слышал, и здесь, а ему что вспоминать? Даже не то, помнить-то он помнит, да не расскажешь об этом никому, ни в шутку, ни всерьёз. Даже Жене, нет, Жене-то в первую очередь нельзя об этом слышать.

Эркин тряхнул головой и вышел из комнаты Алисы, выключив по дороге свет.

Женя ждала его на кухне, в чашки уже налит чай, варенье в блюдечках-розетках. И он улыбнулся ей, улыбкой предупреждая вопросы.

— Всё хорошо, Женя.

И Женя приняла это, хотя видела, что он чем-то… не то недоволен, не то встревожен. Но он ведь такой: если решил промолчать, то спрашивать уже бесполезно. И за чаем заговорила о другом, о хозяйстве. Эркин с жаром поддержал тему. И обсуждая, что ещё нужно из всяких кухонных мелочей, он совсем забыл то, о чём думал в комнате Алисы. Пока забыл. И спать пошёл, совсем успокоившись.

А воскресным утром поднялся ветер и понеслись облака мелкой снежной пыли. Но они всё-таки решили сходить посмотреть открытие Культурного Центра.

— Не каждый день и не каждый год такое бывает, — Женя завязала на шее Алисы длинные уши от шапочки, натянула поверх шапочки капюшон шубки и ещё повязала сверху шарфик. — Вот так.

Алиса мужественно терпела, опасаясь, что при малейшем намёке на сопротивление её попросту оставят дома. А раз это такая редкость…

Убедившись, что Эркин закрыл горло шарфом и уши у шапки опустил, Женя быстро оделась сама. Эркин поднял её сзади воротник пальто, чтобы не задувало, и они наконец пошли.

Многие в их доме решили так же, и от «Беженского Корабля» к Новой площади двигалась густая толпа. И почти все с детьми.

Закутанную в платок, толстую от множества одёжек, Катю Тим нёс на руках.

— Обревелась вся, — с притворной строгостью пожаловалась Жене Зина. — Возьми да возьми её.

— А как же, — кивнула Женя.

Зине явно хотелось о чём-то с ней поговорить, но, видимо, из-за народа вокруг так и не решилась.

На Новой площади было уже не протолкнуться. Зина взяла Дима за руку, чтоб — упаси бог! — не потерялся, а то он шибко шустрый, когда не надо. Эркин поднял Алису и посадил себе на плечо.

— Тебе не задувает? — забеспокоилась Женя.

Внизу, в толпе, ветра почти не чувствовалось, но наверху резкий холодный, как называли, ножевой, он гулял свободно. Алиса стала так многословно объяснять, что ей тепло и даже жарко, что Женя махнула рукой.

— Ладно-ладно, только молчи.

Тим тоже посадил Катю себе на плечо, а на другое Дима. А то ещё, в самом деле, полезет вперёд посмотреть и потеряется.

Играл маленький духовой оркестр, городской голова, председатели городских комитетов ветеранов, беженцев и жертв Империи, ещё кто-то выступали с речами, а после них всех — директор Центра. Она говорила чуть дольше, и слушали её внимательнее. Что с понедельника будут записывать всех желающих и детей, и взрослых в кружки, секции и классы, что будут кино и лекции. А сегодня кино бесплатно. И первый сеанс для тех, кто с детьми, а остальные пока погуляют по Центру и посмотрят, а потом поменяются.

Толпа оживлённо и одобрительно гудела, тут же обсуждая услышанное.

Потом торжественно разрезали ленточку, перегораживающую вход, и все дружно повалили к дверям.

Входили медленно, тщательно обтирая обувь о жёсткие мохнатые коврики-щётки. Просторный светлый вестибюль, хлопотливые дежурные с красными повязками на рукавах. С детьми… налево… да, в зал… проходите, занимайте места… нет, зал большой… ничего страшного, посмотрите на следующем сеансе… направо, пожалуйста… да, там классы для занятий… запись? Запись завтра… нет, всю неделю в канцелярии… библиотека на первом этаже… нет, второй блок к лету обещали, там и спортзал будет… нет, это ещё не школа, а классы развития… для взрослых занятия тоже… нет, к сожалению, гардероб пока не работает… туалеты внизу… буфет вон там…

На входе в зал Эркин опять увидел того парнишку-джи. Сегодня рядом с ним держался не достававший ему до плеча мальчишка в синей куртке угнанного до колен и ушанке, а за руку цеплялась закутанная в платок девчонка. Увидев Эркина, парень улыбнулся и стал пробиваться к нему, волоча за собой своих… брата с сестрой, как догадался Эркин.

— Здорово, — улыбнулся парень.

— Здорово, — ответил так же с улыбкой Эркин. — Всех своих привёл?

— Не, деда дома.

— Прострел у него, — вставил мальчишка, уважительно глядя на Эркина. — А Ларька мал больно. И пока они в общей толпе входили в зал, Эркин услышал на камерном шёпоте, что всё путём, документы выправили, и он уже и по бумагам с именем, Артём, ну и по-простому Тёмка, и громко, что устроился на «Флору», это хозяйство такое, там цветы, овощи, фрукты круглый год растят, даже зимой.

— Здоровско, — одобрил Эркин.

— Ну да, — Артём подтолкнул своих вперёд. — Под крышей работа, чего уж лучше.

Но тут началась суета с местами. Детей поближе, а родителей куда? Назад? Так ведь мелюзга одна сидеть не будет. Перекликались, подзывая знакомых, рассаживались, размещая детей — кто поменьше — на коленях.

И оказались они все в одном ряду. Тим с Зиной, Димом и Катей, Женя и Эркин с Алисой, Артём со своими и Миняй с женой и двумя старшими. Женя торопливо развязала Алисе шарфик и сдвинула на плечи капюшон, но в зале было так тепло, что сняла с неё и шапочку и помогла расстегнуть шубку. Эркин, как все мужчины, снял ушанку и расстегнул полушубок. Женя расстегнула пальто и сбросила с головы на плечи платок.

Медленно стали гаснуть большие многоярусные лампы под потолком, золотистая, собранная складками, ткань, закрывавшая стену над сценой, так же медленно стала сдвигаться в стороны, открывая белую, туго натянутую ткань.

— Это экран, — шёпотом сказала Женя Эркину.

— Тём, это чего? — тихо спросили рядом.

— Экран, Лилька, — ответил Артём таким тоном, будто не сейчас услышал, а всегда знал.

Вместе с гаснущим светом затихали и разговоры в зале. И когда стало совсем темно, откуда-то сзади и сверху зазвучала музыка, а на экране засветились… большие буквы. Эркин, не удержавшись, начал их читать вслух. Но его голос тут же потерялся в общем хоре. «В-ре-ме-на го-да»… И следующая надпись: «Зи-ма». И потом каждую появившуюся картинку тут же комментировали и объясняли всем залом.

А на экране заснеженный лес, птицы, звери… Зал спорит: это синицы или снегири, называет белку, лису, зайца, а оленя узнал и назвал, правда, по-английски Тим, а Женя перевела. И волка им показали. А потом экран мигнул, и еле успели всем залом прочитать: «Ве-с-на», — как на экране уже тает снег, и льдины плывут по реке, и… и медведь спускается к реке и ловит лапой рыбу, и летят большие белые птицы, а зал снова спорит: гуси или лебеди, и на ветвях появляются листья…

Эркин впервые видел, нет, смотрел кино. Слышать он о нём слышал, ещё в Джексонвилле, да и… да и раньше, да, болтали что-то такое в Паласах, да, верно, говорили, что, дескать, беляки как-то вроде движущихся фоток делают, а потом лупятся, заводят себя, ну, и когда на Палас денег нет, но мало ли беляцких забав и причуд, его это не касалось, он и не думал об этом. А здоровская какая штука оказывается!

— Тём, это лиса, что ли, опять?

— Сань, а мы её летом видели, помнишь?

— Не, то просто собака была, Тём, да?

— Точно, лиса, согласился и Миняй.

Лисёнок, пробующий поймать бабочку, вызвал такой дружный хохот, что как-то пропустили следующую надпись. А после неё листья на деревьях уже были жёлтыми, и снова летели птицы, шёл дождь, и по реке плыли жёлтые листья, и… и первые редкие снежинки ложатся на землю.