Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева - Данила Зайцев

На другой день утром в пять часов отправились в Москву. В девять часов мы уже на Киевским вокзале, я помог им с цветами. Ну вот, встали, тут много клиентов и продавсов, продажа ничего, хоро́ша. Но мы простояли спокойно всего полтора часа – вот и милиция появилась. Но странно: хто продолжает торгует, а кого-то гоняют. Но Надю знают, и вижу, её хочут поймать. Но она молодес, умеет, за время разгадывает, кричит:

– Данила, бери цветы и вон туда иди! А что спросют, говори: ето не твои.

И так провели до двух часов. Но Аню сумели поймать, но без цветов, и увезли.

– Вот видишь, всегда так. Я похитрея и им не даюсь, всегда убегаю, а вот она простая, и ей всегда достаётся.

– Да, но ето рази жизнь?

– Да вот что я тебе и говорю. Свой труд – садишь, ро́стишь, а результат вот какой.

– Да, суда бы корреспондентов из США, пускай бы посмотрели во всем мире, что происходит в России.

– Что, Данила, понял, почему неохота жить в етим бардаке?

– Да я вам верю, у нас етого не происходит. Ну, я пошёл встречать Марфу.

– А на сколь она приедет?

– Да сам не знаю.

– Да пускай погостит у нас.

– Сама пускай решает.

Я отправился на Ярославский вокзал, встретил Марфу, и отправились в филипповский монастырь. Приходим к матушке Соломониде, она обрадовалась и повела нас к наставнику. Старец угадал добрый, ему уже восемьдесят шесть лет, он нас принял, дал нам комнату, мы устроились. Матушка Соломонида пришла, стали беседовать, наставник пришёл, он оказался с Белгороду. Рассказал, что Фёдор Берестов с женой Мариной и дочерьи жили у них, шили им рубахи и сарафаньи. Дак вот как оно! А на меня кричал в соборе, что заходил к поморсам, а тут сам жил. Вот она где, справедливость…

Старец пригласил нас на службу, мы пошли. Да, у них в храме очень красиво, я такого ишо не видел: украшение, икон старинных изобильно. Но тут тоже старики да старушки, молодёжи мало, но есть. После службе мы вернулись к себе в комнату, тут собрались матушка Соломонида, наставник, парень молодой и один ветеран без ноги. Беседа пошла на разныя темы, и она у нас продлилась до двух часов утра. Стали все расходиться, но парень остался и ишо долго просидел. Мне стало чу́дно: он стал уговаривать нас, чтобы мы к ним переехали на жительство, он живёт под Новгородом в лесу, занимается пасекой и чичас в Москве на ярмарке, и ета ярмарка будет стоять месяц. Она организована для всёй страны, и находются свыше восемьсот конкурентов. Етот парень нас пригласил, мы пообещались прийти в субботу. Мы поздно ля́гли спать.

Но утром приходим к консулу уругвайскому, заходим, и как ето оценить? Мы здесь чувствуем как дома, искренняя ласкота и вежливость. Мне дали квитансыю и сказали: «Принеси фотографии». Мы с Ларионом пошли, его засняли, заплатили пошлину, приходим – паспорт готовый. Смотрю, Марфа с ними беседует, и консул жалеет, что с нами произошло, и наказывает:

– Что вам нужно – обращайтесь, мы обязаны своим во всем помогчи. – А мне сказала: – Я вам не верила, когда вы первый раз приходили к нам, у вас был проект по переселению, но у нас каждый день запрос на выезд из России. А вот теперь и вы поняли, что здесь чижало. А вы сами знаете: у нас странка ма́ленькя, но гуманитарья.

– Да, вы правы, мы чичас чувствуем как в родным дому.

– Ну вот, спасибо. Что нужно – заходите.

Мы поблагодарили и ушли. Говорю Марфе:

– Ты смотри, мы ведь им не свои, а как с нами обошлись.

– Да, Данила, мне в Уругвае всегда нравилось, народ простой и вежливой.

– Да, Марфа, ты права, там всё доступно. Ежлив правильно жить, всё добьёшься.

Я звоню Наташе, она указала, на какой остановке слезти, и там встретимся. Мы так и сделали. Наташа нас встретила и повела к себе в университет. Мы у ней прогостили часа три, и она мне передала ксерокопию Покровского о часовенного согласье, я обрадовался и за ето её благодарил как мог. Наташа улыбалась и рада была, что мы довольны. Наконес мы с ней распростились, она нас проводила до метро и подсказала мне:

– Данила Терентьевич, пиши, я в вас верю, и вы попали в хорошия руки.

– Да, Наташа, спаси Господи.

– Данила Терентьевич, не забудь про меня: мене́ один экземпляр.

Я смеюсь:

– Пе́рво надо написать. – И мы расстались с ней.

Марфа говорит:

– Кака́ хоро́ша женчина!

– Да, Маша, ето замечательна девушка, кро́тка и скро́мна.

В субботу утром я Марфу с Ларивоном повёл в вернисаж и показал, сколь сувениров. Ну, пошли дальше. Приходим, где антикварият, Марфа ликует:

– Ой, сколь икон, книг! – Но дальше увидела: как мусор, валяются иконы, и продают безбожники – табакуры и матершинники. – Боже ты мой, как ты терпишь такоя беззакония? А каку́ память везут туристы с разных стран? Да ето позор… Ну идивоты же!

– Ето не то слово.

Отсудо отправились на ярмарку медову́ю. Приезжаем. Матушки мои! Ето сэлый городок, мёду со всёй страны, но какого мёду толькя нету! И цены разны, от двести рублей килограмм и до девятьсот рублей килограмм, разны настойки, вошшина, прополис, да чё толькя здесь нету! Мы стали приспрашиваться, где находются староверы, но многи не знают, а есть нашлись и знают. Нас послали в Алтайский павильон. Идём и видим: с бородами, мы сразу по-свойски здороваемся, нам отвечают так же. Я спрашиваю:

– Откуду?

– С Горного Алтая.

– Кака́ фамилия?

– Зайцевы.

– Зайцевы, а какого племя?

Оне и сами не знают, и сразу видать: лесники. Оне спрашивают:

– А вы хто?

– Я тоже Зайцев, и мы с Южной Америки, но наши предки с Алтая.

Я стал рассказывать, какого племя, оне ничего не знают, но дали мне адрес. Я посулился их разыскать, оне пригласили в гости.

– А вот у меня жена – Килина.

– Килина? Здесь Килиных много. – А тут же сбегали и привели Килиных.

Мы с Зайцевыми попрощались и пошли в тот павильон, ето павильон Краснодарский.

– А вы что, с Краснодару?

– Да, мы с Краснодару.

– Но по истории Килины с Уралу.

– Да, наши предки с Уралу.

– Ну вот и Марфины предки с Уралу.

Стали разбираться, сколь знам, но ничего не добились. Оне тоже приглашают в гости.

Смотрим, подходит к нам директор Алтайского заповедника, мы с нём знакомы: познакомились у Рассолова. Он старовер, но уже без бороды.

– Но как, Данила Терентьевич, решили посетить медову́ю ярмарку?

– Да, очень интересно.

– А когда к нам в гости?

– Да наверно, на будущий год.

– Ну, ждём. А как устроились?

– Да ничего, дом достраиваем.

– Ну, молодсы. Передавай привет Александру Григорьевичу.

– Хорошо, передадим.

– Извините, мне некогды, вы заходите к нам, – и указал, в каким павильёне находится.

Мы спросили:

– А где Новгородский павильон?

Нам указали.

– А кого именно ищете?

– Да познакомились с однем парням в храме, и он приглашал.

– Да, мы знаем, хто ето, – и нам указали номер.

Приходим, наш парень рад, что мы приходим. Уже вечер, мы с нём провели до закрытия и пошли вместе в храм.

Вечером побывали на службе, а потом снова допоздна беседовали. Как оне рады, что я столь знаю! Нам разныя предлоги обещают, но у нас сердсе остыло по матушке-родине, навидались мы хороших предлогов… Но жалко народ, видим, что здесь востребована духовность. Ну что поделаешь, на ето надо економическия ресурсы.

14

Утром рано мы отправились в храм святителя Николы на Бутырский вал. Приходим, народу много, мы стали сзади, немного сгодя заходит Писаревский Саша, он меня узнал:

– Данила, как решил суда к нам зайти?

– Да вот, Саша, нужда заставила.

– А что, что-то не в порядке?

– После службе узнаешь.

– Ну, хорошо.

Марфа говорит мне:

– Как у них походит на нашу службу.

– Да, у них священства, а у нас её нету, вот вся и разница, а так одно и то же.

– Да, у них боле слабости: видишь, сколь безбородых, и обряд тоже: в храме все в сарафаньях да в косоворотках, а вышли из храма – всё сняли, а у нас сохраняется пожизненно.

После службе батюшка прочитал проповедь и сказал:

– Братия, у нас здесь гости с Уругваю, христиани часовенного согласия, но оне нам не далёки. У них получился несчастный случай здесь в России. Я прошу вас пройти в столову, и надо выслушать гостей, что с ними произошло, и, ежлив возможно, надо помогчи.

Все заоглядывались в нашу сторону и пошли в столову. Все собрались, стали спрашивать наперебой, но батюшка прекратил:

– Дайте спокойно человеку выяснить.

Я нача́л рассказывать.

– Сколь лет консула́ ездют по нашим деревням и убеждают вернуться на родину, знают, что у нас семьи большие и способны на работу, сулили земли сколь хошь, «Россия вымирает, некому работать». Но наши не верют. Вы сами знаете, сколь крови́ пролитой невинной християн, но мы слышим, что в России тоже пошла свобода и занимайся чем хошь. Я решил испытать на себе, правда ли ето или сказки. Был я приглашён на конференсыю «Старообрядчество: история, культура, современность». Я понял: начинается признание невинности староверов. Вернулся домой, стал рассказывать, многи не верют, но многи задумались, но все боятся. Меня в посёльстве стали упрашивать стать представителям старообрядчеством, но я не соглашался, а решил всё на себе испытать. Заполнил анкеты участником программы и решил поехать один с сыном. Меня консульство не пускало, я насторожился: что-то тут не то. Я давай напролом проситься: «Хочу знать, что нас ждёт в России». Но меня не пускали. Я спорил: «Дак какая свобода? Сами сговариваете на переселение и упрашиваете быть представителям, а сами не пускаете». Но мне отвечали: «Жди результат участника программы». Но я не соглашался и хотел знать, куда нас устраивают. Тогда оне сказали: «Добивайся приглашение». Я позвонил Москвину как приятелю и рассказал, в чем дело, он посулился помогчи. Мне пришло приглашение, мы с сыном пришли к консулу ставить визы, нам визы поставили. Но мне странно показалось, что консул нам сказал: «Я вас не знаю, и вы меня не знаете». Я задумался, но понял. Во всём нам помог Белов Димитрий Вадимович, он тестяв друг, и даже советовал не ездить в Россию. Когда мы визу получали, тесть был в присутствии и сказал Белову: «Етот всё добьётся». А Белов – ето доктур политических наук.