Обратный отсчет: Равнина - Токацин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гедимин мигнул. Это был не вопрос — Урджен знал правильный ответ, и он ему очень не нравился.
— Куда бы я ни шёл… — Вепуат оборвал фразу на полуслове и заглянул сновидцу в глаза. — Скажи, у нас получится? Что говорят твои перья?
Джагул угрюмо ощерился.
— Перья о таком не спрашивают. Если хочешь — иди.
…Защитное поле растянулось над крыльями туун-шу. Оно защищало от дождя, падающего сверху, отчасти — от водяных капель, разносимых ветром, — но влага висела в воздухе, и зверь летел медленно и всё время забирал кверху. «Хочет подняться над тучами,» — Гедимин покосился на небо, затянутое рваной дымкой. «Но там мы быстро потеряем дорогу.»
Он оглянулся на холмы. Лагерь уже давно утонул в дымке — его видел только сигма-сканер. Гедимин опустил прибор и едва заметно сощурился. Ему было не по себе. «Лететь в мир мёртвых…» — он снова оглянулся на лагерь и тяжело вздохнул. «Лететь в мир мёртвых, чтобы оживить мертвеца. Кто бы мне такое сказал ещё год назад…»
20 день Мысли, месяц Воды. Равнина, Сфен Земли — Сфен Воды — Сфен Молнии
Туун-шу заворочался ещё час назад. Гедимин привстал на его панцире, посмотрел на кромешный мрак и придержал Вепуата за плечо.
— Сиди. Успеется.
Ещё час туун-шу раскачивался, разминая хвост и крылья, и то нагнетал, то стравливал воздух. Наконец из полумрака проступили деревья в дальних ущельях. Из них торчали длинные наклонные конусы; присмотревшись, Гедимин понял, что это листья — только их перистые отростки плотно прижались к черешку и образовали жёлоб. По многочисленным желобкам внутрь дерева утекала вода.
— На кой им столько жидкости? — вслух подумал Гедимин. Туун-шу уже набрал высоту, расправил крылья, мощно бил хвостом, — полузатопленные долины только мелькали под брюхом. Листья-желобки отрастили все — и «валуны», и «колонны», и округлые «холмы», и приплюснутые «спирали». На их коре пестрели яркие лепёшки «лишайника».
Вода блестела под гравием, сбегала с каждого плато. Там, где поверхность, каменная или глинистая, оголялась, Гедимин видел бесчисленные ручьи. Сухие русла затопило; там, где их ещё не было, вода текла прямо по «лишайнику» — и растения-лепёшки всплывали на пучках нитевидных корней и растягивались вдоль течения. Некоторые срывало и выбрасывало на отмель — Гедимин видел, как они валяются плоской горкой, врастая друг в друга.
— Слева от расколотого дерева… — пробормотал Вепуат, в очередной раз заставив туун-шу снизиться и замедлить полёт. — Ага, вот оно.
Внизу проплыл живой холм, разрезанный глубокой расщелиной. С её краёв внутрь окаменелого дерева стекали ручейки. Будь оно в низине, его уже затопило бы — но сейчас поверхность воды блестела далеко внизу. Гедимин, засмотревшись, не успел прикрыть глаза — пейзаж сменился так резко, что голова закружилась.
Под крыльями туун-шу темнел широкий поток. Его берега терялись вдали. Где-то вода закручивалась воронкой — и тут же вздувалась многометровым пузырём и оседала. По течению волокло полосы пёстрой мути, плавучие «колонии» — то лепёшки, то пузыри с бахромой корней и парусами-гребнями… Что-то сновало в воде, покусывая их снизу — Гедимин видел, как её поверхность приподнимается, покрывается пузырьками, но в мутном потоке ничего было не рассмотреть.
— Ядро Сатурна… — выдохнул Вепуат, глядя на запястье. — Гедимин! Реки фонят!
Экран сигма-сканера затопило белой рябью — точно по очертаниям разлившегося потока. «Полкьюгена стабильно, мать моя колба,» — Гедимин изумлённо мигнул. «Что эта штука размыла? Пласт ирренция?»
— Снизиться можешь? — спросил он, доставая пробирки. — Надо посмотреть состав.
— Сейчас попро… — Вепуат не успел договорить. Едва туун-шу пошёл на снижение, над водой взвилась полупрозрачная дуга. Втяжные челюсти щёлкнули, чуть не коснувшись крыла — и дуга обрушилась в реку, разбившись на тысячи капель. Внизу всё бурлило. Поверхность воды снова вздулась — и туун-шу, не дожидаясь команды, рванулся в небо. Гедимин видел, как внизу, уже на безопасном расстоянии, взлетают над рекой гигантские полихеты. Свет проходил сквозь них, дробясь на многоцветные лучи — и сами существа дробились, едва оторвавшись от реки, и падали обратно брызгами и струями.
— Селасси, — прошептал Вепуат, завороженно глядя вниз. — Их месяц…
«А ничего себе челюсти у комков мицелия…» — Гедимин угрюмо щурился, глядя на дуги над водой. Селасси держали пасти закрытыми — прыгали по реке они явно не для охоты.
— Воды мы наберём из ручейка поменьше, — пробормотал Вепуат, щёлкая по панцирю «трилобита». — Вот тут как раз поворот…
Внизу растянулась глинистая равнина. Всю её поверхность изрезали старые и новые русла. Только под ними глина и была видна — там, где течение смыло цветные лепёшки, конусы и гребешки. Вепуат заставил туун-шу сбросить скорость над деревом-холмом и теперь уговаривал его снизиться. «Трилобит» летал кругами и сердито гудел. Гедимин смотрел на дозиметр. «Ручьи тоже фонят. Но меньше — всё-таки река собирает дрянь со всей округи. Сейчас попробуем набрать… Sa hasu!»
Выпуклость над краем экрана смахнуть не удалось. Это был не ошмёток органики — панцирь Гедимина снова оброс короткими шипами. Сармат с сердитым шипением дёрнул лопатками и услышал сухой треск. Вепуат заглянул ему за спину и ухмыльнулся.
— Интересно, эти штуки для защиты или для… Ну вот зачем⁈
Гедимин, отломив от лопатки шип, разглядывал его и угрюмо щурился. Отросток вобрал в себя весь щиток, на котором пророс, — от пластины обшивки осталась пара сантиметров, всё остальное торчало кверху, плавно изгибаясь. Гедимин потрогал остриё и брезгливо поморщился.
— Не видишь вокруг никаких нор? Надо найти сухое место. Здесь переплавлять нельзя — будет хрупким.
Вепуат обиженно хмыкнул.
— Зачем тебе его переплавлять? И где я найду сухую нору? Тут, вон, отовсюду капает…
Он хлопнул по панцирю туун-шу, направляя «трилобита» в небо. Гедимин огляделся по сторонам. Капало, и правда, отовсюду — сверху, сбоку, иногда — снизу. Под броню вода не затекала, но всё равно сармату мерещилась сырость. Он покосился на шипастое предплечье и снова поморщился. «Угораздило же в дороге… Ладно. Может, какая нора подвернётся. В крайнем случае —