Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

Сталин был настолько потрясен, что только 3 июля обратился к народу. Когда он говорил, было слышно, как дрожит его голос и звенит стакан, когда он делал несколько глотков, чтобы промочить горло. К тому времени Финляндия присоединилась к Германии, и фронт увеличился еще на 600 миль, от Балтийского моря до Петсамо на Баренцевом море. Финны атаковали на северном фланге, румыны – на южном, а немцы – в центре[961].

Фюрер повернул на восток, и нависшая угроза вторжения в Великобританию исчезла – на данный момент. В своих воспоминаниях Черчилль, узнав о гитлеровском вторжении, выразил радость двумя словами: «Вперед на восток!» Но все-таки утром 22 июня его ухмылка была ухмылкой мрачной решимости, поскольку он понимал, что если русские не станут первыми европейцами, упорно сражающимися против вермахта, то Великобританию ждут фатальные последствия. Русские не победят немцев (они не смогут), но они должны продолжать борьбу. Как бы ни развивались события на русском фронте в течение следующих нескольких месяцев, Черчилль упорно стоял на своем. В августе на совещании военного кабинета он предположил, что, если «Германия приостановит военные действия в России и Соединенные Штаты не предпримут дальнейших шагов по вступлению в войну, существует опасность, что война может повернуться против нас». Сразу за «паузой» последует поражение России, то, чего больше всего боялся Черчилль. «Пауза» – это передышка для Гитлера, но не для Англии. Спустя несколько недель Черчилль телеграфировал Рузвельту, что «как только Гитлер стабилизирует Русский фронт, он начнет собирать, возможно, пятьдесят – шестьдесят дивизий на западе для вторжения на Британские острова». На западе у Гитлера действительно были мощные силы, хотя люфтваффе отправились на восток и во французских портах находилось незначительное количество барж вторжения. Но все могло измениться[962].

Следовательно, сказал Черчилль министрам, Великобритания должна быть готова отразить вторжение. Он делал так отчасти потому, что дополнительной выгодой от подготовки к вторжению было создание сил, которые он мог развернуть в другом месте. Спустя несколько дней после того, как Гитлер предал Сталина, Черчилль послал две записки своим министрам. В первой он изложил суть стратегии вторжения. В ней он сообщил Диллу и Исмею, что 1 сентября подходит для того, чтобы объявить, что следует обеспечить наивысшую эффективность обороны. Необходимо объяснить, добавил он, что следует сохранять предельную бдительность. Испытывая тревогу относительно вторжения, «все будут работать с удвоенной энергией». А затем перешел к истинной сути вопроса: «Это, однако, не должно мешать отправке необходимого подкрепления на Ближний Восток»[963].

Во второй записке вступили в противоречие логика, интуиция и воображение, то, что делало Черчилля Черчиллем (и постоянно приводило в замешательство его генералов, а теперь и его американских друзей). В записке он сообщил Диллу и военному министру Дэвиду Маргессону, что успех немецких парашютистов на Крите выявил новую угрозу: «Нам следует ожидать спуска с воздуха, возможно, четверти миллиона парашютистов, доставленных планерами за один раз». Это было сродни его заявлению, которое он сделал осенью прошлого года, что 500 тысяч немецких солдат могут быть доставлены в Англию морским путем за один раз. У Черчилля не было точных данных относительно количества немецких парашютистов, погибших на Крите, но он знал, что из 9 тысяч погибла примерно половина; примерно половина из пятисот «Юнкерсов» Ju-52, доставивших парашютистов на Крит, была уничтожена. Это потребовалось для захвата трех аэродромов. «Юнкерс» Ju-52, используемый для гражданских целей, мог взять на борт семнадцать пассажиров. «Юнкерсы» в качестве пассажирских самолетов использовала немецкая авиакомпания Lufthansa («Люфтганза»); личным самолетом Гитлера сначала был «Юнкерс», а уже затем «Фокке-Вульф-200». «Юнкерс» Ju-52, используемый для военных целей, мог взять на борт около дюжины парашютистов. Следовательно, потребовалось бы по меньшей мере 21 тысяча «Юнкерсов», чтобы доставить за один раз 250 тысяч парашютистов на все английские аэродромы. С 1931 года в Германии было изготовлено порядка 3 тысяч этих самолетов. Но Черчилль не мог поверить, что Гитлер испытывает острую нехватку самолетов; фюрер, вероятно, имеет огромный подземный авиазавод. Черчилль приказал весь «без исключения» вспомогательный персонал Королевских ВВС – 500 тысяч человек – вооружить «винтовкой, автоматом Томпсона, пистолетом, пикой или булавой» на случай появления врага. Если враг не появится, то в распоряжении Черчилля оказалось бы оружие, изготовленное в Америке, которым он мог обеспечить свою армию в тот день, когда они отважатся вернуться в Европу[964].

Этот день, сказал он Рузвельту в июле, наступит в 1943 году, после того как Германия и Италия подвергнутся морской блокаде и «непрерывным, все возрастающим по силе воздушным бомбардировкам. Эти меры сами по себе могут вызвать внутреннее потрясение или крах». Заявление отразило суть черчиллевской военной стратегии и его веру в военно-воздушные силы. Кроме того, добавил Черчилль, «нужно разработать планы оказания помощи завоеванным народам путем высадки освободительных армий, когда сложится подходящая для этого обстановка. Для этой цели нужно будет располагать большим количеством не только танков, но и судов, которые могли бы перевозить их и выгружать прямо на берег». Черчилль выразил уверенность, что Рузвельту не составит особого труда построить суда, «необходимые для выгрузки танков». В ближайшие недели Черчилль ясно дал понять, где он предполагает, когда придет этот день, совершить высадку: в Норвегии и Французской Северной Африке. А пока, сообщил Черчилль Рузвельту, он собирается отправить свои танки в Киренаику для борьбы с немцами и итальянцами. Телеграммы Черчилля Рузвельту в первые недели после вторжения в Россию предопределили разногласия относительно стратегических приоритетов, которые омрачат англо-американское партнерство в последующие три года. Джордж Маршалл и его военные советники не оспаривали требование Черчилля относительно танков, тем более что с Гитлером сражался Черчилль, а не американцы. Это были его «орудия», которые он мог использовать так, как считал нужным. Маршалл и его планировщики в течение многих месяцев разрабатывали стратегию на тот случай, если гражданское руководство США отправит армию Соединенных Штатов на войну. План Маршалла был самый простой: переправить американские армии в Англию, а оттуда в Европу по самому короткому и прямому пути, через Канал и во Францию[965].

Но вторжение в Россию внесло свои коррективы. Теперь Сталину были нужны танки. Черчилль потребовал, чтобы Великобритания сделала для России то, что Рузвельт сделал для Великобритании, – обеспечила поставки оружия, и не только потому, что это был наилучший способ помочь России, но и потому, что это был наилучший способ не подпустить волка к Великобритании. Он знал человека, который способен решить эту задачу. Через неделю Бивербрук возглавил министерство запасов и снабжения, которое вместе с министерством авиационной промышленности и министерством труда сформировало трехногого зверя, который направил энергию на удовлетворение материальных потребностей вооруженных сил. Бивербрук незамедлительно отдал приказ о строительстве новых заводов, обязательном введении ночных смен и привил сотрудникам министерства чувство безотлагательности, которого у них, по его мнению, явно не хватало. Министерство в основном имело дело с армией. Когда в январе Черчиллю потребовались бомбардировщики, Бивербрук выполнил эту задачу. Теперь Черчиллю понадобились танки для Сталина. Бивербрук занялся производством танков и в ближайшие месяцы убедил американцев во много раз увеличить производство. «Некоторые принимают наркотики, – сказал Черчилль Колвиллу, – а я принимаю Макса»[966].