Гарторикс. Перенос - Юлия Борисовна Идлис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Догнать бегущего драка могли разве что секты, но они остались у прилавка с птенцами – в этом Эштон был почти уверен. Ориентироваться приходилось только на слух: без своего дара ищейки он даже не мог понять, сколько тушек за ним гонится. Эштон несся вперед, расталкивая редких прохожих, то и дело сворачивая в сторону и протискиваясь между лепившимися друг к другу домишками, пока звон и бряканье не заглохли где-то вдали и он не выскочил, задыхаясь, на пустынную улочку под стеной, откуда было уже рукой подать до спасительного тупика.
Фиолетовая тушка ищейки лежала на месте, опустив гребни и плотно закрыв глаза.
Эштон вздохнул и с облегчением стряхнул с себя обозленное голодное тело Сорок первого.
Надо было уходить – то ли с Периферии, то ли вообще из Города. Эштон понятия не имел, что́ было за крепостной стеной, но здесь с каждым днем становилось опаснее, особенно в теле драка. Даже если ему удастся раздобыть себе другую тушку, сколько времени понадобится на ее лечение?
– У тебя столько нет, – с готовностью произнес хрупкий стеклянный голос. Старичок стоял у дыры в земле и смотрел на него с любопытством исследователя, наблюдающего за ходом интересного, пусть и бессмысленного эксперимента.
– Знаю, – вяло огрызнулся Эштон. – Как насчет сказать мне что-нибудь новое?
– Например? – Старичок весь подобрался, словно в ожидании замысловатого паса в виртуальной игре в мяч.
– Что мне делать?
Эштон промямлил первое, что пришло ему в голову, не рассчитывая на ответ. Но старичок вдруг почесал переносицу и очень серьезно сказал:
– Уходить из Города, разумеется.
– Как? – От неожиданности Эштон присел на хвост. – За ворота выпускают только охотников.
– Именно, – кивнул старичок. – Хорошо, что нескольких ты уже знаешь.
Эштон вспомнил незадачливую троицу примов, что привели его к мастерской. Им нужны были именно драки – их добывали для неведомого заказчика, на которого работало сознание с лавандовым запахом. Примы-охотники были его пропуском за Горизонт. Пошевелив языком, Эштон вспомнил их запахи: одноглазый пах резким кирпичным цветом; тот, что был покрыт шрамами, отдавал бледно-зеленым. Крапчатый запах сознания молодого напоминал черничный шербет. Узнать их в толпе не представляло труда, надо было лишь оказаться в нужном месте в нужное время.
Оставался вопрос с тушками.
Фиолетовая видит чужие сознания; это будет большим подспорьем в экспедиции с примами, которые промышляли тем, что выманивали драков за Горизонт и убивали, выдавая за несчастный случай.
Зеленая тушка ловчее и выносливее в бою. В минуту опасности Эштон сможет просто довериться ее смертоносным инстинктам, отточенным в Ангаре и на Арене.
Но в теле Сорок первого слишком много чужого. Непонятная сущность, которую Эштон не мог даже толком почувствовать, ощущалась как темное пятнышко на самой границе зрения, ускользающее от прямого взгляда. Эштон время от времени тряс головой, пытаясь вытряхнуть ее из себя, словно камешек из ботинка, но она по-прежнему оставалась с ним, куда бы он ни пошел и что бы ни делал, – как молчаливое напоминание, что тело, в каком он жил, на самом деле ему не принадлежало.
В фиолетовой тушке такого не было – или Эштон уже к ней привык и не чувствовал ничего чужого. К тому же без дара ищейки разыскать троих примов в лабиринте периферийных улочек было практически невозможно. И потому он продолжал рыскать по рынку и его окрестностям в «родном» теле, тщательно избегая патрулей и оттягивая момент, когда надо будет принять окончательное решение.
Через несколько дней ему повезло. В переулке у крепостной стены, куда Эштон свернул, обходя патруль, он почуял резкий кирпичный запах, мешавшийся с бледно-зеленым. Припав к земле, он услышал перезвон лезвий и негромкие голоса: охотники двигались по параллельной улочке прочь от Лесных ворот.
Эштон двинулся следом, держась за домами. Разобрать, что́ примы говорили, на таком расстоянии было непросто. Кажется, обладатель бледно-зеленого сознания жаловался на кого-то по имени Шукра, а второй говорил, что в экспедиции без него всё равно не обойтись.
– Он меткий стрелок, – услышал Эштон, подобравшись ближе. – Кто еще может одним выстрелом перебить сразу обе дыхательные трубки?
– Я могу, – буркнул бледно-зеленый. – Если подойду поближе.
– Именно, – судя по звону, обладатель кирпичного запаха дернул хвостом. – Зачем подходить близко к драку, если можно завалить его издалека?
– У нас пока нет никакого драка, – бледно-зеленый фыркнул. – А экспедиция на носу.
– Будет, – уверенно произнес кирпичный. – Между закатами Шукра ждет нас у дядюшки Бо. У него кто-то есть на примете.
Решив, что услышал достаточно, Эштон замер, прижавшись к глинобитной стене домика. Голоса и запахи двинулись дальше и скоро исчезли, растворившись в пропитанном пылью воздухе.
Таверна дядюшки Бо находилась у крепостной стены за оружейными рядами. Это было приземистое здание, сложенное из грубых камней и покрытое металлическими листами. Днем, когда Эштон пробегал мимо, там было тихо и пусто, если не считать пары сектов, лежавших на пороге с кожаными бурдюками, наполненными мутноватой жидкостью с отчетливым запахом плесени. Таверна оживала между закатами, когда белое солнце скрывалось за крышами и Периферию окутывали багровые сумерки.
Предложить себя примам в качестве компаньона было проще простого. В том, что они согласятся, Эштон не сомневался. А о том, что он будет делать, оказавшись за крепостной стеной вместе с охотниками, для которых его тушка была ценной добычей, он старался не думать.
Вернувшись в тупик, он еще раз взвесил все «за» и «против». Тело ищейки гораздо удобнее. Но рассчитывать на то, что его описание еще не достигло ушей охотников, по меньшей мере легкомысленно. Охотники не должны знать, что у него не одна тушка драка, а целых две. Значит, фиолетовую тушку с алыми гребнями надо спрятать – и получше.
Остаток дня ушел на то, чтобы вырыть под каменным забором длинную яму. Сняв с тушки ищейки портупею и преобразователь, Эштон залез в подвал мастерской и выгреб оттуда почти полбочонка перетертой смолы хондра. Спихнув тело в яму, он засыпал его смоляными хлопьями, забросал землей и положил сверху металлические листы внахлест, так что ямы не было видно, даже если подойти к ней почти вплотную. Потом надел преобразователь, прицепил к портупее кошелек с койнами и выскользнул из тупика, ловя ярко-зелеными гребнями лучи заходящего белого солнца.
До таверны Эштон добрался уже в сумерках. Двери были открыты настежь; изнутри доносились громкие подвыпившие голоса. За грубыми каменными столешницами,
