Прошедшие войны - Канта Ибрагимов

— Не говори так, Ахик, не говори, он еще образумится. Просто молод еще.

— Куда это молод! Я в его возрасте, без какой-либо помощи, понял, что несет революция, и оценил верно ситуацию. Рисковал… А этот паршивец всю жизнь и дочери и нам исковеркал… Понимаете, гордость ему бросить фронт не позволяет! Не может быть он тыловой крысой!.. А его жена и дети на моей шее — это значит позволительно… Даже пуля не берет этого дикаря… Вон сколько воспитанных, понимающих молодых людей вокруг меня и Раисы ползают… Тьфу ты, черт, хотел сказать кружатся… Да надоел он мне… Пошли завтракать… Рыбки свежей не подвезли?

— Нет. Индейка, молодая, в грибном соусе, с буйволиной сметаной.

— Надоело. Каждое утро одно и то же… Может другую служанку нанять?

— Не вредничай, Ахик, помни, кругом война, голод.

— Ой, как мне надоело все это. Я устал… Да, чуть не забыл. В субботу вечером у нас гости — я пригласил первого. Он человек вроде скромный, но выпить любит… Особых яств не надо, но так, чтобы было всё… Он будет с женой.

В субботу дом Магомедалиева гудел от суеты женщин. Жена, сестра жены — Калимат, дочь Раиса и две служанки драили комнаты, готовили сытную еду. Соседи приходили к дверям, нюхали острый аромат блюд. Поздно вечером был скромный ужин. Окна были тщательно завешаны. Электрического света не было, горели керосинки и многочисленные свечи. За столом сидели первый секретарь, его жена, Магомедалиев с женой, сестра жены и дочь.

Вначале ели молча, чувствовали скованность. Мужчины говорили тосты за Победу, за Родину, за Сталина. Пили все — женщины по чуть-чуть. Все великие тосты произносились стоя, также все стоя и пили. После обязательных, чисто ритуальных речей стало теплее, вольготнее, в сытых улыбках расплылись все лица, лоснились жиром красные щеки. На каждое слово и просто жест гостей хозяева мило улыбались, дружно кивали, в каждом их слове находили остроту ума и тонкий юмор. Наконец, Ахмед Якубович осторожно попросил слово у почетного гостя. Он торжественно встал, поднял высоко, как на собрании, голову, вытянул вперед жирный кулак с рюмкой водки.

— В это тяжелое, очень ответственное время для нашей Родины большой груз ответственности ложится на руководителя, на лидера республики. Мы знаем, в каком напряженном состоянии работает наш вождь — товарищ Сталин, но не менее напряженный труд и забота лежат и на Ваших плечах, уважаемый Андрей Федорович. Вся республика ощущает Вашу отеческую заботу, Ваш кропотливый, поистине героический труд. Если бы не Вы, не Ваш партийный опыт, Ваш талант, Ваша мудрость и прозорливость, Ваше мужество и храбрость — мы сегодня не смогли бы так сидеть здесь. Именно благодаря лично Вам — дорогой Андрей Федорович — линия фронта не смогла придвинуться к республике. Я не побоюсь этих слов — но именно благодаря Вашим решительным, твердым действиям, благодаря Вашей прозорливости враг не смог покорить Грозный. И надо отметить историческое решение ЦК партии, которое в трудные минуты направило Вас в нашу далекую, но гостеприимную республику. Если бы не Вы, Андрей Федорович, здесь дело было бы очень худо. Я согласен с мнением, что прежнее руководство пошло на поводу у некоторых враждебных нам элементов. Но слава партии, мы от них избавились вовремя… Я, к сожалению, не могу льстить и говорить длинные тосты, поэтому буду краток… Мы счастливы, что Вы теперь у нас первый секретарь, и счастливы вдвойне, что Вы соизволили посетить нашу скромную квартиру… Дорогой Андрей Федорович, дорогая Елизавета Максимовна, — за Вас, за Ваше здоровье!

Позже стали вести себя свободно, даже развязно. Мужчины встали из-за стола, ушли в другую комнату, кабинет Магомедалиева, там пили наедине чай, ели десерт, курили, говорили о делах. Под хмельком хозяин жаловался на некоторых нерадивых коллег, раскрыл как бы между прочим пару секретов, высказал одну свою просьбу, на вид пустяковую, в конце, трижды извиняясь, рассказал новый анекдот с "картинками". После этого долго смеялись с надрывом, вновь и вновь повторяя тупую, но почему-то в данный момент очень острую фразу. Потом, выполнив программу на вечер, оба замолчали. Андрей Федорович погрустнел, опустил голову.

— Нелегко Вам, ой, как нелегко, — говорил ему очень заботливо Ахмед Якубович.

— Да, — качал пьяной головой гость.

— Вам бы отдохнуть немного надо, развеяться.

— Да… Налей еще…

Выпили. Закусили, вытирали жирными ладонями лица, обнимались в любви и преданности, несколько раз по-дружески поцеловались.

— Слушай, Ахмед, а это кто? Та, что рядом с женой?

— А-а, это сестра жены.

— А как ее зовут?

— Калимат.

— Как?

— Ка-ли-мат. А вообще можно как Вам удобно.

— Да нет, Калима — это очень красивое имя… Да и сама она ничего… Даже очень… такая… прямо — вся круглая, дышащая. Ух!.. Прямо не знаю… Рад я, что ты меня пригласил, а то сижу все время в кабинете…

— Может познакомить Вас поближе с ней?

— Ну-у… конечно желательно… Тем более, что это было бы полезно и ей и Вам… Общение с людьми, а тем более с руководством, я думаю, будет… ну сам знаешь.

— Конечно, конечно, Андрей Федорович.

— А она не замужем?

— Да-а, муж у нее, — Ахмед Якубович махнул небрежно рукой, — у меня на складе работает… Да какое его дело, и кто будет знать… Тем более просто общение — оно ведь всем полезно.

— Да-а, дорогой… Ну, спасибочки… Мы с Лизонькой пойдем… А ты утром зайди по этому вопросу… Как ты сказал ее зовут?

— Калимат.

— Ух, какая сочная женщина… Дождусь ли утра?.. Прямо пышка… Страсть как нетерпится… Я ведь горянок еще не пробовал.

— Ну-у, Андрей Федорович, Вы многое не знаете, многое, хотя все они одинаковы.

— А ты, говорят, любитель этих дел?

— Да нет, что Вы, — прятал в сумраке комнаты глаза Магомедалиев.

— Знаю, знаю… Смотри, делиться надо… Всем… Понял? — Как не понять? Просто я не знал, что есть необходимость.

— Хм, что я, не мужик что ли… Ну, пошли мы… А живешь ты роскошно, даже более чем.

— Да что Вы, Андрей Федорович, ведь с самой революции сутками на партию работаю.

— Да, да, наслышан… Мне тоже вот такой кабинет нужен. Это натуральное дерево?

— Да, дерево… Все будет.

— Ну и гостиная у нас пустая. Сами знаете, только приехал, мне-то все равно, а вот жене и детям быт кое-какой нужен.

— Завтра, с Вашего позволения, я лично осмотрю Вашу квартиру и все сделаю как положено. Ведь Вы первый секретарь, да и без этого Вам положено. Сколько служите Вы на благо Родине, целыми сутками. Говорят, в Узбекистане трудились, потом в Прибалтике, а теперь наши края обустраиваете… Конечно, нелегко Вам. А каково семье? Я понимаю. С завтрашнего дня я лично возьму все Ваши бытовые вопросы под личный контроль.

— Спасибо, спасибо, Якубович, молодец… Только смотри, быт — это хорошо, но душа и тело — ближе, я бы сказал первостепеннее.

Андрей Федорович надменно, важно засмеялся. Широкой, всё понимающей, угодливой улыбкой его поддержал хозяин.

На следующее утро в роскошной спальне Магомедалиева был скандал. Ахмед Якубович лежал еще в постели, потирал толстой рукой выпуклый, несоразмерно большой, резко выделяющийся из-под белоснежного атласного одеяла живот. Его жена стояла у другого конца кровати, в розовом, заманчиво-роскошном ночном сарафане; из широкого разреза виднелась верхняя часть сморщенных, увядших грудей, под тщательно выбритыми подмышками коричневатыми волнами сложилась выпуклая, в жиру кожа. Смолянисто-черные от краски, редеющие волосы в беспорядке свисали вдоль отлежавшегося в ночи смуглого лица, под глазами, от выпитого накануне вина, надулись фиолетовые мешки. Она подбоченилась, приняла вызывающую позу.

— Как ты смеешь? — кричала она хриплым голосом. — Тебе не хватает, что было, так ты теперь и сестру решил растлить. Я тебе этого не позволю, гадина ты подлая.

Ахмед Якубович ничего не ответил, только внимательно еще раз посмотрел на жену, подумал: "Какая она страшная, не дай Бог ее во сне увидеть. Хорошо, что я ночью как убитый сплю, а то спросонья увидел бы эту морду — сознание потерял бы. И как я на ней женился, видимо совсем слепым был". С этими мыслями он сделал полуоборот, потянулся к стакану простокваши на тумбочке. От вчерашнего застолья сушило во рту, слегка болела голова. Он, громко чавкая, отпил несколько глотков, с удовольствием отрыгнул, потянулся руками в зевоте. Потом согнул ноги в коленках, как учил его новый врач, слегка надавил на живот, с шумом выпустил из кишечника смердящий запах газов.

— Ты ведешь себя по-свински, ты хоть слышишь меня? — кричала в гневе его супруга.

— Слышу, слышу, к сожалению, — усмехнулся Ахмед Якубович.

— То, что ты думаешь, больше не будет. Моя сестра порядочная замужняя женщина, у нее дети, семья. Ты знаешь, что с тобой будет, если это ее муж узнает?

— Хе-хе-хе, — усмехнулся Магомедалиев. — пускай твоя сестрица освобождает служебную квартиру и возвращается в свои горы, а у мужа сегодня же сниму бронь и отправлю на фронт. Стране нужны воины.