Прошедшие войны - Канта Ибрагимов

Седьмого января 1943 года Арачаева выписали из госпиталя и направили в Дубовку, севернее Сталинграда. Там он поступил в ряды вновь сформированного 7-го кавалерийского Сибирского корпуса под командованием генерал-лейтенанта Кириченко, командиром дивизии был полковник Константинов, а командиром полка подполковник Саверский Иосиф Митрофанович. В новом соединении Арачаева приняли очень тепло, с уважением и почитанием. Во всем корпусе не было военнослужащего, имеющего такой же богатый опыт боевых действий. Его назначили командиром разведдивизиона, в его подчинении находилось более ста человек, среди них было семь чеченцев и два ингуша, а всего в полку служило около тридцати земляков. Однако Цанка с удивлением отмечал, что за все годы войны он ни разу не смог выделить кого-либо по нации, и к себе он не чувствовал никакой предвзятости среди окружающих. Все жили в кровной дружбе, делясь последним, думая и говоря на одном языке.

Вместе с тем в армии воцарились новые порядки. В каждом полку были созданы особые отделы — СМЕРШ, численность которых доходила до двенадцати-пятнадцати человек. Этих людей, как огня, боялись даже командир полка и замполит, не говоря уже о младшем офицерстве и солдатах. Они имели отменную форму, привилегированное положение и даже отдельную кухню. В течение боя они отсиживались в тылу, а потом во время коротких привалов днем и ночью ходили молчаливо по подразделениям, все вынюхивали, кругом рыскали, копались во всем.

Как-то в конце января в тридцатиградусный мороз полк совершал ночной марш-бросок на пятьдесят километров. Многие бойцы отморозили конечности. На утро грелись у костров. Несколько человек — случайно или нет — обожгли ноги, обратились к врачам. Двоих из них, сержанта и рядового, особисты обвинили в умышленном членовредительстве и в тот же день перед всем строем расстреляли.

Через месяц после этого произошел инцидент с особистами и у Арачаева. Как-то на совещании в штабе полка начальник особого отдела обратился прямо к нему с неожиданным вопросом.

— А почему старший лейтенант Арачаев во время атаки никогда не кричит: "За Родину, за Сталина!"?

Цанка вовсе не ожидал такого вопроса, весь съежился, побагровел от наглого вопроса, несколько секунд молчал, не находя в гневе слов, смотрел исподлобья на холеное лицо, хотел вскочить и разорвать на куски мерзавца, тыловую крысу.

— А откуда Вы знаете, что я кричу? — встал он резко из-за деревянного стола. — Вы что, участвовали в атаке?

Все боевые офицеры моментально вскочили, стали успокаивать вскипевшего кавказца. Командир полка Саверский, пытаясь сгладить обстановку, бросил какую-то шутку, потом отвел особиста в сторону, что-то объяснял ему. Ночью, когда полковые офицеры остались одни, — пили спирт, охмелев, хором материли дармоедов, восторгались дерзостью Арачаева, однако Саверский просил всех быть осторожными и на рожон не лезть, особенно Цанка.

Однако ровно через неделю после этого эпизода отношения с особистами накалились до предела. Из разведдивизиона Арачаева, уйдя в разведку, пропало четыре бойца, в том числе два чеченца — Межидов и Бакаров. Начались допросы, каждодневные проверки, объяснительные в письменной форме. Дергали не только Арачаева, но и командира полка и замполита. Неизвестно, чем бы все это кончилось, как вдруг неожиданно для всех пропащие обнаружились дней через десять в Ростовской области. Все четверо были поставлены регулировщиками на одном оживленном перекрестке.

И все равно особисты зря времени не теряли, соблюдали революционную бдительность. В середине апреля в полку "за вражескую агитацию и пропаганду" арестовали семерых человек, в том числе замполита третьей роты лейтенанта Дугиева Хумида, друга Арачаева. Даже во время ареста здоровенный, рыжий Дугиев не терял чувство юмора и задора, бросал шутки на чеченском и русском языках.

— Молчать, молчать, говорите по-русски, — визжали вокруг него тщедушные особисты.

В тот же вечер Саверский и Арачаев сидели в штабе полка, пили чай.

— Цанка, — говорил тихо командир, — только твои боевые заслуги и личное участие командира дивизии спасли тебя от ареста… Будь осторожен, эти суки коварны и жестоки.

Всю весну 1943 года полк Саверского вел наступательные бои. Линия фронта медленно катилась на запад. Отступая, враг вел себя бесчеловечно. Рушились мосты, сжигались целые села и города, отравлялись водоемы. В освобожденных селах встречали только женщин преклонных лет да стариков. У каждого населенного пункта фашисты вешали гражданских людей.

После Сталинградской битвы немцы никак не могли прийти в себя и отступали в панике несколько месяцев, и только в середине мая они стали оказывать яростное сопротивление. В Воронежской области, возле поселка Алексеевка, кавалерийский полк попал в засаду. Разведка Арачаева доложила, что немецкие танки стали обходить их с флангов. Командир полка Саверский не растерялся, проявил мужество и находчивость; по его приказу прямо во время атаки произошла передислокация войск и был нанесен неожиданный массированный удар по танковой колонне врага. Контрвыпад противника захлебнулся, неся большие потери, немцы отступили на исходные позиции. После этого сражения полк стал называться гвардейским, а Саверский получил звание Героя Советского Союза. К различным наградам были представлены многие бойцы из личного состава полка, однако фамилии Арачаев в этом списке не было.

Утром восьмого июня у селения Кучиновка Черниговской области завязался упорный бой. Шли волною друг на друга противники — стенка на стенку. Завязался жестокий рукопашный бой. Бились до последних сил. Широченное, красивое, давно не паханое поле избороздили солдатскими сапогами, обильно полили потом и кровью людской. К обеду на помощь немцам подоспели танки, после этого ряды красноармейцев дрогнули, стали отступать, а потом побежали гвардейцы в панике. В этом бою остались лежать на поле боя 233 бойца полка.

В тот же день после обеда полк Саверского подвергся авиаобстрелу, а потом, ближе к вечеру, не выдержал стремительную танковую атаку противника. Неся огромные потери в живой силе и технике, полк был отброшен на десятки километров назад.

После этого побоища поредевший наполовину полк перевели с целью переобучения в маленький городок Бутырловка. Саверского обвинили во всех неудачах, назвали чуть не предателем и отстранили от руководства остатками боевого соединения. Как раз в те дни прибыл приказ о получении им звания полковника. Этот приказ отозвали обратно. Ходили упорные слухи об аресте Иосифа Митрофановича или в лучшем случае переводе в дисбат. Многие офицеры полка отвернулись от него, боялись с ним общаться, даже здороваться, и только Арачаев не бросил своего командира, привел его в свое подразделение, держал рядом с собой, всячески подбадривал, угощал вечерами спиртом, делился с отвергнутым всеми командиром махоркой и едой.

Двенадцатого июня остатки полка перевели в четвертый полк и дали название кавалерийская гвардейская бригада, а еще через пару дней из штаба корпуса пришел приказ о назначении командиром бригады подполковника Саверского Иосифа Митрофановича. Буквально через день бригада выступила к линии фронта, с ходу вступили в бой, встретив упорное сопротивление, отступили; на следующий день снова атака, и снова яростный отпор: кавалерия против танков выглядела как издевательство над людскими душами и жизнями.

В конце июня линия фронта застыла на месте. Немцы не хотели отступать за Днепр, укрепили свои позиции, дрались за каждый клочок земли, как родной. Бригада Саверского в упорных, кровопролитных боях все-таки смогла оттеснить немного врага и занять позиции вдоль реки Снов, впадающей в Днепр. Несколько попыток перейти речку закончились безуспешно, и в это время поступил приказ из штаба корпуса срочно добыть "языка", и только офицера высокого чина.

В ту же ночь восемь бойцов из разведдивизиона двинулись через реку в стан врага. Лично Саверский и Арачаев из укрытия наблюдали за ночной переправой. Когда разведчики достигли середины реки, над ровной поверхностью водоема повисли зажигательные лампы противника. Восемь голов, как футбольные мячики, маячили темной тенью в воде. Немцы засекли вылазку, сделали паузу, и когда разведчики ступили на противоположный берег, расстреляли всех в упор.

Саверский не угомонился, послал сразу вторую группу — результат был тот же. Тогда Арачаев решился идти сам. Однако тактику поменяли. В полночь по противоположному берегу открыли ураганный огонь из всех орудий, сделали вид ложной ночной атаки через реку, и пока на противоположном берегу подняли войска по тревоге и готовились к отражению наступления, Цанка и сопровождающие его четыре бойца успешно переплыли речку снизу по течению. С рассветом они углубились в лес на противоположном берегу. Вскоре обнаружили хорошо охраняемый штаб врага. Долго наблюдали в бинокли за охраной и перемещениями противника. К обеду Арачаев сделал вывод, что здесь кого-то взять в плен и уйти обратно дело невозможное. Долго изучая карту, решил идти до населенного пункта Братеевка в двадцати километрах от их реки. К заходу солнца были на месте. В долгих летних сумерках наблюдали за селом. Внешне жизнь казалась мирной, кое-где виднелись в огородах русские бабы, старики. В самом центре села, видимо в бывшем здании сельсовета, было скопище немецких машин, в том числе и легковых. Над маленьким зданием возвышалась длинная радиоантенна. Вокруг по периметру ходило несколько автоматчиков. — Вот здесь и попытаем удачу, — шепнул Цанка своим напарникам, — а теперь до полуночи спим. Назаренко в карауле, тебя сменит Бакаров. В одиннадцать тридцать подъем.