Прошедшие войны - Канта Ибрагимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все было вроде хорошо, и только родственники его время от времени тревожили. Так, осенью 1943 года дочь Раиса получила письмо, в котором сообщалось, что ее муж, подполковник Курто Зукаев, тяжело ранен в боях под Курском, и при этом потерял обе ноги, почти что полностью зрение. Женщины подняли в домах плач, траур, панику. "Вот негодяй, — в это время думал Ахмед Якубович, — даже в этом не повезло, мог бы умереть, как другие, погоревали бы с месяц женщины и забыли бы… А теперь?.. Все жизнь непутев зятек был".
Оказывается, зря он его ругал, пришла наконец и от Курто польза. Про героический подвиг выпускника Высшей партийной школы, коммуниста, подполковника Зукаева напечатали в центральном журнале. Об этом Магомедалиев узнал чисто случайно, от мелкого инструктора. В мгновение Ахмед Якубович оценил обстановку, заставил все местные газеты перепечатать материал центрального издания, а рядом поместить его (Магомедалиева) портрет и обширное интервью, как он чуть ли не растил и готовил к служению Родине и на ратный подвиг молодого, полуграмотного зятя. Должного резонанса и эффекта, к сожалению Ахмеда Якубовича, статьи не дали, но положительные моменты в этом, безусловно, были. А то в последние несколько заседаний в его адрес были реплики — вроде "тыловая крыса", "зажрался", "на фронт его".
И вдруг случилось самое неожиданное — Магомедалиева назначили вторым секретарем обкома, дали звание генерал-майора запаса. Это была мечта! Это был предел! Это было сокровенное желание всего его существования. Первым секретарем быть мог только русский, а вот стать вторым! Это счастье! А остальное — всё его производные.
Правда, дома не было покоя: жена и дочь требовали, просили, умоляли посодействовать Курто, перевезти его в Грозный. Ахмед Якубович выражал внешне полную покорность и озабоченность, однако на самом деле палец о палец не ударил. Теперь ему нужна была репутация добропорядочного семьянина, и он внешне следовал этим канонам. Тем более что хорошо поесть и поспать можно было только дома, в других местах царили голод, нищета, военная мобилизованность.
И все было хорошо, как вдруг он краем уха услышал, что всех чеченцев и ингушей будут выселять в Сибирь. Потом увидел секретное письмо из Москвы. Вначале он не волновался, знал, что он особый. Потом нервозность других руководителей-вайнахов передалась и ему. Сразу побежал в кабинет первого секретаря.
— Андрей Федорович, неужели всех будут выселять? — пожимал он свои толстые, жирные руки.
— Да.
— И руководителей тоже?
— Всех. Абсолютно всех без исключений… Это Указ Верховного Главнокомандующего. Я, конечно, сожалею…
— Но я член партии с 1918 года, — дрожащим голосом начал было заготовленную ранее речь Магомедалиев, но его сухо перебили.
— Извините, Ахмед Якубович, у меня срочные дела.
Второй секретарь обкома тяжело встал, попятился, согнувшись, к выходу через весь длинный кабинет. В это время Андрей Федорович вновь погрузился в чтение каких-то документов. Когда Магомедалиев уже достиг двери, его окрикнули.
— А кстати, Ахмед Якубович, я обещал вашей дочери помочь в судьбе ее мужа… Все-таки фронтовик, герой.
— А Вы что, с ней встречаетесь? — удивился Магомедалиев.
— Да так, изредка… По делам, — слегка качая головой, усмехнулся Андрей Федорович.
После этого диалога Магомедалиев, весь потерянный, ушел домой, закусывая шоколадом, выпил залпом полную бутылку коньяка, завалился в постель и спал весь день и ночь. На рассвете проснулся, лежал долго с открытыми глазами, о чем-то думал, потом сам пошел на кухню, пил чай, много курил, хотел еще выпить коньяку, но боялся, что учуют на работе с утра запах. Вышел из дому раньше обычного, ровно сутки спустя вновь сидел в кабинете первого секретаря.
— Тебе чего, говори, — сквозь зубы процедил Андрей Федорович, делая какие-то пометки на исписанном листке бумаги.
— Андрей Федорович, Вы меня, конечно, извините, — начал Магомедалиев вкрадчиво, при этом на лице его вновь застыла услужливая улыбка, толстые руки вспотели, механически дергались. — У меня к Вам один вопрос.
— Ну-ну, говори, только побыстрее.
Ахмед Якубович торопиться не мог, вопрос был настолько важным, что ему тяжело было говорить.
— Андрей Федорович, — наконец выдавил он из себя, — а этот Указ касается только чеченцев и ингушей или еще кого-либо?
— Только чеченцев и ингушей, — твердо ответил первый секретарь, даже не поднимая головы.
— Понимаете, Андрей Федорович, дело в том, что я не чеченец, — тут он заторопился. — Вот моя жена, она чеченка, а я и моя дочь и сын не чеченцы.
Первый секретарь впервые оторвался от бумаг, отклонился резким движением к спинке стула, бросил на стол ручку, снял очки, уставился с удивлением в лицо Магомедалиева, и вдруг захохотал:
— Ха-ха-ха, как не чеченец? — он еще долго не мог отойти от охватившего его смеха.
— Дело в том, что я дагестанских кровей. Мой дед приехал в Чечню батрачить, так мы здесь и остались. Даже наши матери были все дагестанки.
— Так значит ты тоже не чеченец? — вновь захохотал первый секретарь.
— Да.
— Так что это такое, ты уже не первый из руководителей, что заходят сюда после Указа и говорят, что они не чеченцы. Так как же так получилось, что во всем руководстве республики нет и пары чистых чеченцев?
— Так дело в том, что чеченцы всегда были против Советской власти.
— Ну, дорогой, тут ты загнул, а кто воевал с Деникиным, с бичераховцами?
— Так это не против белых или за красных, а это против России в целом. Им все равно…
— Да-а, может ты и прав, — встал из-за стола Андрей Федорович, — ну а как вы все, нечеченцы, попали во власть?
— Очень просто. Мы поддержали власть обездоленных, а потом пришлось писаться чеченец. Они просто ненавидят нашу власть, и прав товарищ Сталин, что высылает их… Может хоть тогда поумнеют… А вообще-то у нас, у пришлых, всегда с Россией хороший контакт, и мой отец еще во времена царя поддерживал с Грозным секретную связь…
— Да и ты с ними в ладу, — усмехнулся Андрей Федорович, садясь на свое место.
— Ну я по службе.
— Это понятно… Так что Вы хотите? — вновь перешел на официальный тон первый секретарь. Магомедалиев понял, что это значит, однако он не мог больше терпеть и ждать хорошего расположения начальника.
— Может быть мне можно вернуть мою исконную национальность? — взмолился он.
— Нет… Вы ведь лично написали, что Вы чеченец? Почему?
— Попросили… Я выполнял поручение… Я ведь не виноват.
— Поезд уехал, дорогой Якубович. В архивах ЦК — ты чеченец, и на этом точка… У меня много дел… Да, где Ваш отчет, и где Вы вчера были?
Магомедалиев вскочил, как ужаленный.
— Да я, я… я чуть вчера прихворнул. А отчет немедленно будет.
— Ну ладно, идите, позовите мне секретаршу.
Ахмед Якубович не уходил, стоя, мялся, на его лице вновь застыла его улыбка.
— Что-то еще? — недовольно спросил первый.
— Да. Хм, дело в том, что у нас в музучилище такие талантливые ученицы есть, и поют, и играют, и танцуют, и все остальное… Можно было бы такой уютный вечерок организовать на даче, в узком кругу… А то ведь нагрузка какая у Вас! Заодно посмотрим, чему учат наше подрастающее поколение.
— А что! — задумался Андрей Федорович, потом медленно встал, видно было, выбирал. — А банька там есть?
— Всё есть и всё будет. Только скажите когда.
— Та-а-а-к, — качал в раздумьях головой первый. — Да что тут откладывать — давай-ка прямо сегодня. В двадцать ноль-ноль я готов… Правда, завтра донесешь всё, так хрен с тобой, а узнаю — голову снесу.
— О чем Вы говорите, Андрей Федорович? О чем?
— Ладно, ладно — это так… А по тому делу не волнуйся. Поживете там с полгодика и обратно вернетесь. По крайней мере такие как ты. Твою должность, естественно, сохраним, — он весело хлопнул Ахмеда Якубовича по плечу. — А что касается дороги, то начальство: ты и еще многие руководители, поедут позже всех в отдельном составе. Разумеется, с комфортом… Это будет эшелон нечеченских чеченцев. Ха-ха-ха! Можно с собой и студенток с музыкального училища взять. Ха-ха-ха… А вообще это все решает военный комендант Горбатюк. Ты его знаешь? — вновь по-панибратски говорил первый.
— Так, чуть-чуть, — улыбнулся мило Магомедалиев.
— Ну так какие проблемы. Он все решит, даже будешь знать — куда повезут, где будешь жить, кем работать… Ты ведь, брат, — в номенклатуре, — по-прежнему язвительно улыбался Андрей Федорович.
— А может Вы позвоните Горбатюку, замолвите слово, а дальше я сам постараюсь.
— Ну позвоню, позвоню… Ну, давай прямо при тебе поговорю с ним.
* * *Спецоперацию по выселению жителей села Дуц-Хоте возложили на отдельную стрелковую роту. Эта рота состояла из остатков пехотного полка, поредевшего после штурма Киева. Командиром роты был капитан Аверин, замполитом Колногузенко, командиры взводов — старшие лейтенанты Голиков и Гусаков и лейтенанты — Бессонов и Лопатин. А над ними стоял ответственный по экспедиции капитан НКВД — Касьянов.