Девятый Замок - Хаген Альварсон

За престолом была еще одна дверь. А возле той двери его встретила Фрейя Тьорвдоттир, мудрая женщина из рода Бёльторда, бабушка. Она была такой, какой он застал её в Доме Ожидания: бледное морщинистое лицо, тёмные впадины глаз, чёрная шаль. Ни нежности во взоре, ни ласки рук. Только холод и мудрость.

— Я хранила этот проход для тебя, — сказал она сухо. — Никто больше не захотел. Чтобы убить дракона, мало хорошего меча. Нужно то, что можно обрести, лишь отдав свой глаз ворону, или провисев на Древе Жизни девять долгих ночей. Ты хорошо сделал, что отрёкся от рода, как бы тяжело это ни звучало. Теперь ты можешь пройти дальше… дальше всех нас. Мы задержим твоих преследователей — ибо ты был Хёльтурунгом. Иди.

Борин поклонился. В глубине души он ждал, что в глазах Фрейи оживет тепло, мелькнет огонёк, и он обнимет её напоследок. Но она уже не смотрела на него. Не медля более, он покинул тот сумрачный зал.

Он не видел, как предки и родичи встали из-за столов, чтобы схватиться с призраками перевала. Как призраки остолбенели и зашипели, как они прорывались сквозь строй Хёльтурунгов, как рвались в клочья о стальные взоры… Он был уже далеко, Борин Скальд, и уже не мог зваться ни сыном Торина, ни внуком Тора.

Погоня не слишком отстала. Однако шума теперь было меньше, стало легче дышать, и леденящий ветер уже не так сильно дул в спину. Борин решил попробовать удачи в мечеборной потехе, тем более, что бежать устал.

Однако рана в плече убивала. Борин уменьшил Вергельд вдвое, чтобы удержать одной рукой, и некстати подумал, что тем самым словно бы уменьшил цену выкупа, цену чести. Взмахнул клинком, отогнал мысли. Он был готов.

Перед ним возникли лица, образы, послышались голоса. Нельзя было сказать, кто перед тобою — мужчина или женщина, старик или дитя, свободный или раб. Лица мельтешили, глаза насмехались, голоса манили, звали. Бледные призраки с дырами в глазницах, они обступили Борина и начали хоровод. Они тянули к нему руки. Борин рубил пальцы, сёк головы. Призраки отступали, их холод покидал его сознание, но и сам скальд с каждым ударом слабел. Мерцающий туман пил его силы, пил его кровь, и всё меньше желания оставалось у Борина держаться на ногах.

— Хэй, не падай, достойный песнесказитель! — к нему подошли Тидрек и Дарин, и туман отполз. — Ты должен отомстить за Торунну, — так сказал Дарин. А Тидрек молча коснулся кинжалом его плеча. Острая боль пронзила тело, на миг Борин ослеп, а потом заметил, что рана затянулась.

— Иди, — сказал Тидрек. — Тебе ещё немного осталось.

— А вы?..

— Мы — такие же призраки, как и все здесь. Но от нас-то ты не отрёкся.

И двое спутников бросились в гущу лиц, глаз и голосов. Борин кивнул и побежал дальше.

Кирлинги бежали ему навстречу. Шла, глядя невидящими глазами, юная дочь старейшины. Борин не посмел обратиться к ней. За ними неслась белая птица с чёрным пятном на груди, за нею мчался проклятый горбун. То были братья, что некогда подняли друг на друга мечи. Теперь они явились, чтобы сражаться с призраками гор.

Борин остановился, опёрся о меч. Слова просились на язык. Но горло было сухой пустыней.

— Воды… или яду, — прошептал он.

И не поверил, когда ему протянули кожаную флягу.

Это был Дэор Хьёринсон, тоже скальд. Он был безоружен, и шрам на его щеке пугал тени.

— Это не яд и не вода, — охотник положил руку ему на плечо. — Это Мёд Поэзии. Мёд Богов. Мне его чуток досталось, да я сдуру вылил. Вот, есть капля…

— Благодарю, — кисло-сладкий напиток дразнил уста.

— Ты хороший скальд, Борин. И ещё ты мой друг.

Потом Дэор исчез, а Борин заметил огонёк за поворотом.

В каменной нише сидели двое: мужчина и женщина, тролли. В своих истинных, прекрасных обличьях. Они обернулись с улыбками.

— Ты! Пройдёшь сквозь Чертог ожидания, сквозь разрушенный город, сквозь перевал костей. Слова станут огнём и прахом. Кровь твоего врага — чёрная и густая. Клятва исполнена, но мост под ногами осыпается. Под мостом — гнездо певчей птицы. Золото не меркнет, — повторила троллина слова пророчества.

А тролль добавил:

— Уже скоро.

И тогда Борин взял арфу и запел.

И герои древних и новых песен явились, и были там Аса Орлица и Эльвинг Дочь Ярла, и Хродгар сын Хрольфа, и Эрик Рыжий, и ещё многие. И герои шли на призраков, и те задрожали, заметались, ибо вспомнили, что однажды уже жгло их пламенем взоров. И в тот миг Борин сравнялся с ними, они подхватили его и пошли прочь из Подземного мира. И так они шагали по перевалу Драккетар, и не чуяли ни страха, ни усталости, пока не дошли до вершины. И тогда они поклонились скальду, потому что он пропел им честь и славу — в последний раз. Он тоже был Хранителем. Как и его дед.

Но тут силы оставили Борина, и он упал. К нему подошли трое. Положили что-то рядом с ним. И стали ждать.

…Веселый толстяк Ори Гаммаль из народа рёммов, наставник и скальд, у которого Борин учился чувствовать ритм, играть и петь, и складывать кённинги. Большая золочёная арфа, не рогатая, а треугольная, стояла у его ног. Хакон из Хринг Свэрдан, который научил Борина всему, что должен знать скальд о клинке, и его парные мечи. И — снова! — дедушка Тор. Грустный, осунувшийся, склонившийся над пыльной кожей чертёжного листа…

— О, прости меня, внук мой, — прошептал он сквозь старческую дрожь в голосе. — Никакой я не строитель, я разрушитель, я всё сломал, и ничего уже не изменить…

Борин не верил, что это говорит его дед, суровый Тор Хёльтурунг. Невыносимо было видеть его таким. Пусть бы лучше он ворчал, жёстко и властно правил судьбой, и не дрожал бы его голос! Тор был не из тех людей, кого жалеют. Нет…

…Арфа. Меч. Кожа.

Три учителя. Три дороги. Три большие страшные правды.

— Ты скальд! — сурово выносит приговор Хакон.

— Ты скальд! — эхом отзывается Ори, и в струнах большой арфы рождается перелив.

— Ты скальд! — надсадно кашляет древний старик, милый дедушка. — Я признал это! Я хотел отомстить тебе, как последний глупец, как обиженный щенок, и нет пути назад…

— Прости… — Борин уже не боролся со слезами. — Прости… Я предал тебя, когда взял в руки арфу вместо кожи. Я смою своё предательство кровью слов.

— Прости… — Борин поднял меч.

— Прости…

И чёрное железо с грохотом рухнуло на большую золотую арфу доброго толстячка Ори. Лопнули струны и обратилась во прах расколотая рама.

А потом Борин так же разрубил собственную рогатую арфу.

Коль рыбак словами

Рыбу крови тащит,

Знать, певице струнной

На костёр пора бы!

Такую вису сказал Борин Скальд. Но никто уже её не слышал. Кроме Хранителя Лоддира.