Девятый Замок - Хаген Альварсон

Лоддир рассмеялся и сбросил чешую доспеха. Борин не удержался от короткого крика: ибо перед ним свивались кольца дракона. Алая чешуя — пламя и кровь. Глаза — омуты золота. И на багровой грудине злорадно сияет Золотое Кольцо.

— У тебя кончились слова, скальд? — насмешливо спросил дракон.

— Зачем тебе понадобилось убивать моих родичей?

— Незачем. Они просто оказались в Медной Палате в неподходящее время. Удача изменила им. Это называется охамингья, а еще нерсейль, неудача. Такое со всеми бывает. Мне жаль. Но эти славные Фаринги кое-что мне задолжали, и я пришёл забрать должок.

— Так ты не хотел убивать Тора?

— Зачем бы мне это?..

— Теперь мне жаль. Всё равно придется тебя убить, змей огнекрылый.

Затем разверзлась пасть, сверкнули зубы, и был нанесён удар. Последний удар, дедовым мечем в золотой глаз. И когда драконьи челюсти сомкнулись, дверг был уверен — мозг его врага брызнул наружу.

Он шагнул через труп дракона. Некому было исцелить героя от ран. Он шёл в бреду, ничего не видя пред собою. Чёрный меч торчал над поверженным врагом. Борин не заметил, что шагает уже не по горам, нет, что он идёт по мосту, окутанному туманом. Края моста обвалились, перил никогда не было, и сколотый камень обрывался над пропастью. Вдалеке кричали птицы.

А впереди сияли золочёные врата Чертогов Предков.

Сага о Дэоре сыне Хьёрина

Имя ничтожного

Туман разомкнул холодные липкие пальцы. Охотник замер.

Перед ним расстилалось поле. Оно чем-то напоминало труп на распутье. Мёртвое поле…

И холмы.

Холмы, поросшие сухой низенькой травкой, грязно-жёлтой, тянулись до самого виднокрая. На одном возвышался чёрный обугленный крест, точно страж. "Чья-то могила", — вспомнил охотник погребальный обычай южан. Крест словно упирался в небо. Низкое, серое, сухое небо… Дэор был уверен: это не тучи и не облака, небосклон здесь всегда был таким, сам по себе, никогда здешние холмы и травы не знали солнца…

И здесь не бывает ночи.

Землю и небо соединяла корявая сосна. Она в одиночестве росла на соседнем от креста холме, прямо перед Дэором. Издалека её кора отливала синим, а верхушка была похожа на кудрявую девичью головку. Горбатая скрюченная старуха с ликом юной красавицы… Впрочем, может, наоборот — молодая богиня со старым, разбитым болезнями телом.

— Тебе это ничего не напоминает? — проскрипел старческий голос.

Из-за сосны вышел высокий, немного сутулый человек в чёрном плаще и капюшоне. Лица видно не было. Дэор достал из-за пояса топор и медленно зашагал к сосенке. Чёрный человек ждал, прислонившись к корявому стволу.

Охотник остановился в двух альнах от него.

— Ты боишься, — равнодушно заметил человек.

— С чего ты взял?

— Секира в твоей руке.

— Моя рука не дрожит.

— Да, но всё-таки сжимает оружие, — человек в чёрном закашлялся, сплюнул мокроту и добавил, — бояться не стыдно.

— Я ходил в викинги, — фыркнул Дэор. — Мне ли бояться чахоточного старика!

Его собеседник вздохнул:

— Открою небольшую тайну. Сами боги трясутся от ужаса, когда приходят сюда. Девять миров наполовину сотканы из страха…

— Ха! И что же это за место, о мудрый человек?

— Много имён у "этого места". Сам я зову его Долиной Без Солнца.

— Прости глупца, — Дэор убрал топор, — но мне мало что говорит это имя.

— Вот теперь я вижу, что ты не боишься… Всё просто. Это зеркало, страна Мудрости и Смерти. Это путь. Путь из мёртвых и нерождённых. Путь чар и сказителей. Путь — это отражение нас самих. Тебе повезло. Смотри же, Дэор Хьёринсон, смотри!..

— Ну а ты кто таков, уж позволь полюбопытствовать? Хоть, кажется, я уже догадался…

Человек откинул капюшон.

Овальная серебристая маска, лишённая прорези для рта, разукрашенная чёрными штрихами. В маленьких серповидных щелях для глаз плескался мрак.

— Я Хранитель, и этого довольно для тебя, — резко проговорил он.

— Ты знаешь, зачем я пришёл? — спросил охотник.

Маска кивнула.

— Тогда отдай.

— Что ж, бери.

— Не понял…

— Значит, не увидел, — вздохнул Хранитель.

И вдруг расхохотался. Его тусклая маска тряслась, угрожая оторваться от узких плеч вместе с головой. Он согнулся пополам, задыхаясь от хохота, и смех стал кашлем.

— Не дело тебе насмехаться, старый человек, — Дэор достал и топор, и меч. — Я стану убивать тебя медленно, чтобы ты не потерял сознания и не забыл имя проклятого карлика, до того, как сказать его мне. А что скажешь — будь уверен. Я пытал и людей, и троллей.

Хранитель откашлялся и молвил с сожалением:

— Но ты не пытал еще драконов, скальд. Что же, откроем тинг клинков, Дэор Обоерукий!

И сдёрнул плащ. Дэор узнал чёрный камзол и седые волосы, уложенные теперь в две косы. И два серпа блеснули в руках старца, точно когти поморника, засвистели, возвещая великий бой.

Дэор давно уже так не тешился танцем рыб крови. Сталь пела в руках. Кровь кипела в жилах. Взор завесило багряной пеленой. Сердце било боевым барабаном. Он старался держать зверя на цепи, но кровожадный волк вырвался. Густые солёные волны цвета заката залили мир.

Глумхарр танцевал, словно был аистом в брачную пору, а не дряхлым стариком. Подпрыгивал, целил в шею и плечи противника, уклонялся от выпадов Дэора и бил сбоку, снизу, и снова подскакивал… Дэор поморщился: серпы оставили несколько болезненных порезов. Хранитель расписывал тело охотника, как ювелир — драгоценный браслет. А сам Дэор лишь слегка оцарапал камзол старика.

Обливаясь потом и кровью, Дэор наносил удары один за другим, всё быстрее и быстрее, не думая, что уже открылся несколько раз для смертельного удара в шею… Но и Глумхарр открылся, совершая очередной прыжок. Топор описал полукруг, обрубок левой руки упал на сухую траву. Меч Дэора вонзился в печень врага. Серп в деснице Хранителя со свистом отделил северянину левое ухо.

Охотник не заметил.

Глумхарр тяжело опустился наземь. Дэор провернул клинок в его печени, вытащил сталь. В жилах противника текла ртуть, но он и этого не заметил.

— Имя! — прохрипел Дэор, опасаясь, что старик сдохнет.

— Ничтожество… — выдавил тот.

— Имя! — заорал северянин.

— Сам смотри! Смотри, коль хватит мужества, до конца!

Дэор сорвал маску.

За маской было зеркало. Словно стена ртути, словно стена воды проклятого моря.

А в зеркале переливалась огнями память, та память, которую Дэор похоронил и насыпал сверху курган тяжелых тёмных зим. Горькое и противное, словно тюлений жир, воспоминание о позоре, утрате и изгнании.