Девятый Замок - Хаген Альварсон

— Корд, — прошептал вдруг Борин, — клянусь, я только что видел призрак. Асфель Стерман, он состарился и умер много лет назад… Он шёл за стариком на коне, а над ними летел белый кречет… И они окружили нас, и там были вороны, много воронов, а самый главный улыбался…

— Когда? — быстро спросил друид.

— Только что…

— А я ничего… эх, тоже ещё, Лис! — чародей остановился и крикнул:

— Начинается! Станьте в круг! Сомкните руки! Живо!..

Мы успели — я почувствовал деревянную ладонь Аска и лапу Эльри — а потом остался один.

Передо мной была дверь.

Она была приоткрыта.

Я огляделся. Никого. Лишь камни, поросшие мхом и селитрой. За дверью — туман. Сквозь него виднелся расплывчатый образ корявой сосны.

Впрочем, может, это был кривляка-шут в чёрном тряпье.

Или скорченный болью пленник, прикованный к стене темницы.

Или…

Себя не жалей

На дороге ветров,

Волком гляди

В смерти обитель

Такую вису сказал тогда Снорри сын Турлога. И шагнул в туман.

Сага Борина, сына Торина

Арфа, меч и кожа

Ботинки странствующего певца с глазами убийцы громко стучали о каменный пол тёмного перехода. Борин шагал, держа факел в левой руке, а чёрный прадедов меч — в правой. В сумке, перекинутой через плечо, лежала рогатая арфа. Скальд шёл в холодной тьме. Один. Шёл убивать. Железом были подкованы его сапоги, железом было подковано его сердце, чистое и холодное, и железо было во взоре сказителя.

Ход кончился. Резкий ветер ударил в лицо, смял пламя факела, и Борин увидел горы.

Над головой застыли вершины, а на них — низкое серое небо. Серое, как потёртый волчий мех его плаща.

— Я дома… — Борин огляделся, и радость узнавания мешалась с горечью обмана. — Я вернулся. Почему?.. Почему они вернули меня?

Впереди виднелись знакомые, родные склоны, заснеженные, поросшие елью и можжевельником, памятные с детства тропы, и высокий, прекрасный замок Фьярхольм. Замок Хёльтурунгов. Сердце Борина возрадовалось, вопреки холодной воле. И скальд-убийца поспешил домой.

Никто не встречал его во дворе. Никто не открыл врат, да и не было в том нужды: дубовые створки оказались едва разведены. Никого не встретилось ему в замке, ни души не было в пустых переходах и залах, только ветер пел и гнал мусор.

Большой зал, сумрачный и холодный, зарос по углам паутиной. На столе стояли миски и чаши. Из них не ели тысячу лет. Эхо шагов пугало гнездившихся нетопырей.

На чёрном от пыли балконе сиротливо лежала вишнёвая трубка Тора Хрофтасона. Борин взял её, выколотил тысячелетний пепел и спрятал в карман. Хотелось плакать. Но он поднялся в свою коморку, откуда было видно горы до самого Вестарфьорда.

Паутина оказалась такой плотной, что пришлось резать её ножом — меч спрятал, не желая его сквернить. Громадные пауки копошились в пыли. Пауки копошились в опустевшем сердце. Борин раздавил парочку, остальные разбежались. Некстати вспомнилась легенда Южного Белогорья о том, что в древние времена Паук сотворил мир. "Похоже, наш мир действительно создал этот восьминогий гад. Иначе, почему тут так мутно?"

Сквозь затянутое сетью окно пробивался тусклый свет. Борин заметил на столе какой-то предмет. Подошёл ближе. Переворошил старые страницы. Глянул на обложку.

"Рёммар Странник. Круг Земной", — значилось вытертой позолотой.

Сердце остановилось на два удара. И сзади послышался шорох.

Борин обернулся, выставив нож. На него смотрел грустный призрак. Ойн-дворецкий покачал головой.

— Что тут случилось? — спросил Борин.

— Крысы, молодой господин. Крысы ворвались в наши подвалы, полные золота, и растащили всё до последнего. Хорошо, что госпожа Фрейя этого не видела.

— Эльда и Велла звали тех крыс?

— Они привели с собою более алчных, — печально улыбнулся Ойн.

— А что с Эвьон? Я искал вас…

Дворецкий приложил палец к губам.

И растаял.

Книга выпала из ослабших рук. Страницы раскрылись на главе о древнем городе на берегах озера Алмар. Башни и золочёные крыши на картинке манили, строки зацепили глаз и потянули за собой. Борин сделал шаг, не глядя, и вышел на причал…

…где дымились обломки кораблей.

Город был разрушен.

Улицы и площади, церкви и башни, каменные и деревянные дома — всё смешалось в крошево из древесины, камня и стекла. И древние руины, и новые постройки — теперь то была единая, обожженная пустошь. Борин словно вживую видел, как высокие могучие воины в чёрных рогатых шлемах, с большими секирами, врываются в город, избивают людей, жгут дома, и не берут пленных, ибо рабы им ни к чему. Это не люди, это орминги, утенгеманы, Дети Змея. Чёрная Орда, она пришла через три моря, как встарь, и теперь пощады не будет никому.

Сколько хватало глаз, на берегу стояли требушеты и катапульты. Камни и ядра, бочки с маслом и пылающие колоды летели на островок, где за стенами цитадели укрылись последние жители и защитники. Белые стены — ты помнишь их, маленький Борин? — падают, рушатся башни, изнутри слышатся страшные крики, но ты не смеешь заткнуть уши. Ведь ты желал увидеть руины, малыш, ты помнишь? Огонь брызжет из-под завалов, а над волнами озера распростерлись крылья драконов. Вот он, мир оживших легенд и саг! Драконы вырвались из плена, из долгого сна, и принесли страх и гибель. Тебе не жаль?

Борин видел, как под ударами камней рухнул, обратился в пыль прекрасный чёрно-златой чертог, Кёнигхус. То, что создавалось на годы, на века, стало ничем за пять ударов сердца. И сердце сжалось, и боль пронзила насквозь, потому что мастерство великого Тора пошло прахом.

Один лишь дом остался нетронут. Конечно же, то был Кафедральный собор. Его алтарь был залит кровью, ибо орминги устроили тут жертвоприношение. Борин шёл через разноцветные полосы света, сочившиеся сквозь витраж. Он жаждал посмотреть в глаза жертве на алтаре. Распятый бог плакал кровью, глядя на него.

Борин склонился над телом, пригвожденным к камню. Удивился, обнаружив, что это дверг. Женщина-дверг. Откинул мешковину с лица.

И мир рухнул вслед за славным городом Даэлором.

На него смотрела — о, за что?! — мёртвая Эвьон. Горячие слёзы падали на её щеки.

Вдруг она моргнула. Сердце её не билось, лицо оставалось холодным, синевато-бледным.

— Что ты тут плачешь, Борин? — спросила его мёртвая любовь. — Хорошо же ты отвёз меня любоваться на Даэлор! Ты обманул меня, ты отправил меня в Дом Туманов. Не надо теперь хныкать, как девчонка. Упустил, не защитил. Твой жестокосердый дед уничтожил нас, всех нас. Он — король ормингов…