Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

Этим летом здоровье цесаревича внушало большие опа­сения. Он уже не мог ходить самостоятельно. Этот несчаст­ный ребенок, обожаемый своими родителями, сдерживал­ся, не кричал, но доктор Боткин говорил, что он ужасно страдает от невыносимых болей. Отец сам вывозил его на прогулку на кресле-каталке. Императрица с дочерьми строго следила за чистотой белья, и они постоянно что-то шили. По вечерам семья собиралась вместе, и все пели церковные псалмы, религиозные песнопения. В ответ разнузданные солдаты на первом этаже в караулке горланили похабные частушки. Всю ночь напролет охрана ругалась, пьянствова­ла, отпускала грязные шутки в адрес «Николашки» и его «немки». В начале июля Голощеков застал всю охрану пого­ловно пьяную. На следующий день был уволен их командир, пропойца и вор, Александр Авдеев, вместе со своими завод­скими товарищами. Начальником новой охраны стал Яков Михайлович Юровский, зловещий на вид человек, с нали­тыми ненавистью глазами, с черной бородой. Прежде он ра­ботал часовщиком в Томске, затем фотографом в Екатерин­бурге.

Он занял одну из комнат на втором этаже, предназначен­ную для членов царской семьи. В его распоряжении нахо­дился отряд, численностью в двенадцать человек, — все они были латыши и мадьяры. Александра, Николай, их дети, оставшиеся им верными слуги вновь были подвергнуты ог­раблению, — охранники отобрали у них все ценное, что еще оставалось в их багаже. Теперь всем приходилось думать, где бы найти тайники, чтобы уберечь от жадности охранников последние личные веши, — драгоценности, украшения, зо­лотые монеты.

В воскресенье, 14 июля, утром, когда в дом «особого на­значения» пришел местный екатеринбургский священник, отец Сторожев, он увидел Юровского. Тот сидел за столом и пил чай с печеньем. Начальник охраны встал и тоном, не допускающим никаких возражений, сказал:

— Отслужи заупокойную!

Отец Сторожев промолчал.

Не было никакой нужды предупреждать об этом импе­ратрицу, — она все сама слышала. Обедню служили в гос­тиной. Николай привез на кресле-каталке своего сына. На нем была маленькая матроска. На Александре — простор­ное платье темно-лилового цвета. На ней — ни одного ук­рашения, ожерелья, браслета, на пальцах нет колец. На Ольге, Татьяне, Марии и Анастасии — белые корсажи над черными юбками. Все они выстроились за креслом брата, ожидал окончания обедни, когда все они смогут прило­житься к кресту.

Диакон, снимая свою ризу, сказал священнику.

— Отец, как все это ужасно!

— Что вы имеете в виде?

— Вы видели, какие лица у Николая Александровича, у императрицы. Краше в гроб кладут. Что это с ними? Они даже не повторяли слов песнопений за нами. Может, они чувствуют, что уже мертвы?

...Вечером, 16 июля, около семи часов, Юровский вызвал своего заместителя Медведева и приказал ему отобрать ре­вольверы у часовых.

— Они нам сегодня ночью понадобятся, — объяснил он. — Сегодня ночью мы расстреляем всех. Чтобы никто вокруг не поднимал тревоги... услышав выстрелы.Поздно вечером того же дня вся семья уже крепко спала. Бодрствовала только одна императрица, — она держала в руках маленькую иконку Богоматери, самую ценную для нее теперь реликвию.

В полночь Юровский прошел по комнатам и разбудил всех. Он приказал всем быстро умыться, одеться и спустить­ся вниз. Он объяснил своим пленникам, что белочехи при­ближаются к Екатеринбургу, и местный Совет решил всех их отсюда увезти. Юровский подвел всех к лестнице. Нико­лай спустился по ней первым, неся на руках Алексея. Сон­ный мальчик крепко обнимал шею отца. За ним шли четы­ре великие княгини. Шествие замыкала Александра. Она с трудом шла, опираясь на руку доктора Боткина.

— Сегодня ночью я буду далеко-далеко, — сказала она ему. — Нет, я не устала, просто мой ангел-хранитель сооб­щил мне, что я окажусь в очень хорошем месте.

Доктор Боткин едва сдерживал слезы. Он, конечно, предчувствовал, что произойдет самое худшее, но старал­ся развеять свои мрачные мысли. За императрицей следо­вали верные их слуги, — лакей Трупп, повар Харитонов и горничная императрицы Демидова.Анастасия держала на руках спаниеля Джимми. У всех в руках были подушки для поездки.

Юровский все отлично предусмотрел. Он не будет уби­вать несчастных своих пленников в их комнатах, чтобы не подымать ненужной тревоги.

По цокольному этажу Юровский привел их в полупод­вальную, около двадцати квадратных метров комнату, с тя­желой железной решеткой на единственном окне. Здесь он предложил всем подождать, пока не прибудут автомобили.

Ребенок не мог стоять, царица тоже с трудом покачива­ясь, удерживалась на ногах.

Николай попросил стулья для жены и сына. Юровский приказал принести три.

Александра Федоровна взяла себе один, придвинула его к стене и села. На втором царь усадил посередине комнаты своего ребенка, а сам сел на третий; рядом с ним. Дочери передали им подушки. Три великие княгини стояли справа от матери, рядом с ними, прижавшись в углу, стояли Хари­тонов и Трупп; четвертая великая княгиня — Татьяна с гор­ничной Демидовой стояли слева от императрицы. Все пре­бывали в напряженном ожидании команды на отъезд.

Не прошло и пяти минут, как в комнату вошли их пала­чи. За Юровским выстроились его подручные — Ермаков, Вагенов, какой-то неизвестный, настоящая фамилия которо­го была позже установлена, Никулин, Медведев, Всего — две­надцать человек с револьверами в руках. Все жертвы уже по­няли, что им предстоит. Ни звука не сорвалось с их уст. В этой маленькой комнатке, — размером 6x5 метров, никак нельзя было увернуться от пуль, — дула пистолетов убийц находились придвинутыми вплотную к их жертвам.

Юровский подошел к царю и абсолютно ровным тоном сказал:

— Ввиду того, что ваши родственники, стремящиеся вас спасти, продолжают наступление на Советскую Россию, Уралисполком постановил вас расстрелять.

Царь только успел переспросить: «Что?» Это было его последнее, произнесенное им слово. Одновременно разда­лись двенадцать выстрелов.

Пальба в подвале продолжалась...

Жертвы падали на окровавленный пол. Царь, царица, их три дочери и слуга Трупп были убиты сразу, наповал одной пулей. Под градами пуль пали Боткин и Харитонов. Цеса­ревич агонизировал, его широко открытые глаза молили о пощаде. К нему подошел Юровский и дважды выстрелил в ухо мальчику. Горничная Демидова после первого залпа ос­талась в живых и палачи, чтобы не перезаряжать револьве­ры, добили ее штыками. Анастасия, которая в эту минуту только потеряла сознание, очнулась и закричала. Вся банда набросилась на нее со штыками. Через мгновение она затих* ла. Все было кончено.