Светила - Элеанор Каттон

Это заявление изрядно сбило с толку заговорщиков из «Короны», однако возымело нужный эффект – придало значимости ее предприятию (как все вдовицыны стратегии): дела в «Удаче путника» после публикации пошли как нельзя лучше. Заведение открывалось каждый вечер с семи до десяти, предлагая бренди по сниженной цене и беседы умозрительного характера. Гадание происходило во второй половине дня, и только по предварительной записи; Анна Уэдерелл, в продолжение прежней политики, на глаза не показывалась.

Анна покидала «Удачу путника» лишь раз в день, подышать свежим воздухом, причем ее неизменно сопровождала миссис Уэллс, которая, ценя бессчетные преимущества ежедневных прогулок, частенько говаривала, что просто обожает пройтись пешочком. Вместе, рука об руку, эти две женщины каждое утро дефилировали по Ревелл-стрит из конца в конец: брали направление на север, а возвращались с другой стороны. По пути они разглядывали приоконные ящики с цветами, покупали молоко и сахар, если то и другое было в наличии, и равнодушно-любезно здоровались с хокитикскими завсегдатаями.

Тем утром они вышли из дому раньше обычного: Лидии Уэллс нужно было к девяти явиться в Хокитикский суд. Ее вызвали к судье по какому-то юридическому вопросу, связанному с наследством ее покойного мужа Кросби Уэллса, а формулировка извещения наводила на мысль о том, что новости, скорее всего, хорошие. Без десяти девять парадная дверь «Удачи путника» распахнулась, и Лидия Уэллс ступила в солнечный свет: ее медно-рыжие волосы эффектно сияли на фоне темно-синего платья.

Коуэлл Девлин проводил миссис Уэллс взглядом: вот она вышла из гостиницы и спустилась по ступенькам на улицу, зябко кутаясь в шаль и улыбаясь встречным мужчинам, которые, позабыв о делах насущных, пялились на нее во все глаза. Священник дождался, чтобы она затерялась в бурлящей толпе, и на всякий случай помешкал еще минут пять. Затем пересек улицу, поднялся на веранду «Удачи путника» и, оглянувшись на невыразительный фасад здания суда, постучал в дверь, прижимая к груди потрепанную Библию.

Дверь тут же распахнулась.

– Мисс Уэдерелл, позвольте представиться, – промолвил Девлин, свободной рукой снимая шляпу. – Меня зовут Коуэлл Девлин, я – капеллан хокитикской тюрьмы, проживаю по месту службы. Мне в руки попал документ, который, как мне кажется, представляет для вас большой интерес, и мне бы хотелось обсудить его с вами в частном порядке.

– Я вас помню, – кивнула Анна. – Вы были рядом, когда я пришла в себя в тюрьме после того провала в памяти.

– Верно, – кивнул Девлин.

– Вы молились за меня.

– И с тех пор не устаю за вас молиться.

– Правда? – удивилась она.

– От всей души, – заверил капеллан.

– Так что, говорите, вам нужно?

Девлин повторил свою просьбу.

– Это какой такой документ?

– Я бы предпочел не показывать его здесь. Можно мне войти?

Анна замялась:

– Миссис Уэллс дома нет.

– Да, знаю, – отвечал Девлин. – Собственно, я видел, как она только что зашла в здание суда, и поспешил сюда в надежде, что мне удастся застать вас одну. Признаюсь, что этой возможности я жду уже какое-то время. Так можно мне войти?

– Мне не разрешается принимать гостей в ее отсутствие.

– Мне необходимо обсудить с вами всего-то-навсего один деловой вопрос, – спокойно возразил Девлин, – а я – священник, и на дворе – белый день, время вполне респектабельное. Неужели ваша хозяйка откажет вам в такой малости?

Аннина хозяйка, безусловно, отказала бы ей в такой малости и много в чем еще: не в привычках вдовы было допускать исключения из правил, по минутной прихоти ею установленных. Но, поколебавшись мгновение, Анна решила рискнуть.

– Заходите в кухню, – пригласила она. – Я заварю нам чаю.

– Вы очень добры.

Девлин проследовал за нею по коридору на кухню в глубине дома и, не присаживаясь, подождал, пока Анна не наполнит чайник и не поставит его на плиту. Девушка необычайно исхудала. Щеки запали, кожа покрылась блестящим восковым налетом; вся ее изможденная фигура свидетельствовала о недоедании, двигалась Анна неуверенно, словно бы из последних сил, – как если бы за много недель ни разу плотно не подкрепилась. Девлин быстро обвел взглядом кухню. На стиральной доске сохла помытая после завтрака посуда, и гость насчитал всех приборов по две штуки, включая две керамические пашотницы с выпуклым узором в виде ежевичных ягод. Или Лидия Уэллс спозаранку принимала гостя – что маловероятно, – или Анна по крайней мере позавтракала. На доске для резки хлеба лежала половина буханки, завернутая в льняную тряпицу, рядом притулилась забытая на столе масленка.

– Вам печенья к чаю дать?

– Вы очень добры, – повторил Девлин и тут же, устыдившись повторенной банальности, выпалил: – Мне было отрадно узнать, мисс Уэдерелл, что вы преодолели свое пристрастие к китайскому зелью.

– Миссис Уэллс не потерпит опиума в своем доме, – промолвила Анна, отбрасывая с лица прядь волос. И достала с полки буфета коробку печенья.

– Похвальная строгость с ее стороны, – одобрил Девлин, – но поздравлять следует вас. Вы проявили завидную стойкость, избавляясь от своей зависимости. Я знавал мужчин, которым такой подвиг оказался не по силам.

Всякий раз, когда Девлин нервничал, речь его звучала подчеркнуто правильно и официально.

– Я просто бросила, – пожала плечами Анна.

– Верно, – кивнул Девлин, – единственный способ – это отказаться от опиума раз и навсегда. Но вам, должно быть, пришлось бороться с искушением еще много дней и недель.

– Нет, – покачала головой Анна. – Просто я в зелье больше не нуждалась.

– Вы слишком скромны.

– Я не жеманничаю, – возразила Анна. – Я какое-то время продолжала, пока порция не закончилась. Я все съела. Просто я больше ничего не чувствовала.

Девлин окинул девушку оценивающим взглядом:

– Вы находите, что ваше здоровье заметно поправилось после того, как вы отказались от опиума?

– Наверное, да, – отозвалась Анна, раскладывая печенья полукружьем на тарелке. – Я вполне хорошо себя чувствую.

– Мне не хотелось бы вам противоречить, мисс Уэдерелл, но по вашему виду этого не скажешь.

– То есть я исхудала.

– Вы очень исхудали, дорогая моя.

– Я мерзну, – пожаловалась Анна. – Мне сейчас все время зябко.

– Наверное, это потому, что вы так исхудали.

– Да, – кивнула девушка. – Мне тоже так кажется.

– Я подметил, – проговорил Девлин, помолчав, – что у людей, которые совсем пали духом, особенно у тех, кто помышляет о самоубийстве, потеря аппетита довольно частый симптом.

– У меня есть аппетит, – возразила Анна. – Я ем! Просто отчего-то вес не набираю.

– И вы каждый день едите?

– По три раза, – подтвердила она, – и два раза – горячее. Я ж сама на нас обеих готовлю.

– Миссис Уэллс вам наверняка очень признательна, – промолвил Девлин, причем по тону его явствовало, что девушке он не вполне верит.

– Да, – уклончиво отозвалась она. И отвернулась снять чашки и блюдца с подставки над стиральной доской.

– А после замужества миссис Уэллс вы останетесь на прежнем положении? – спросил Девлин.

– Наверное, да.

– Я так понимаю, мистер Карвер обоснуется здесь.

– Да, кажется.

– Об их помолвке было объявлено в «Уэст-Кост таймс» нынче утром. Очень скромное объявление, я бы даже сказал, сдержанное. Но свадьба – это всегда счастливое событие.

– Я люблю свадьбы, – откликнулась Анна.

– Да, – кивнул Девлин. – Всегда счастливое событие – уж каковы бы ни были обстоятельства.

После скандала, спровоцированного письмом Джорджа Шепарда в редакцию «Уэст-Кост таймс» месяц назад, предполагалось, что только новый брак способен отчасти исправить вред, нанесенный репутации вдовицы. Притязания миссис Уэллс на наследие Кросби Уэллса выглядели менее обоснованными теперь, когда стало известно, что она наставляла мужу рога в течение нескольких лет до его смерти; позиции вдовы пошатнулись еще больше благодаря чистосердечному признанию Алистера Лодербека. В открытом ответном письме Джорджу Шепарду Лодербек признавал, что действительно сокрыл факт этой любовной связи от избирателей, – за что искренне просит прощения. Лодербек писал, что ему бесконечно за себя стыдно, что он принимает всю ответственность за последствия и что до конца дней своих будет горько сожалеть о том, что прибыл в хижину мистера Уэллса, опоздав на каких-то полчаса, и не успел вымолить у него прощение. Признание произвело желаемый эффект: судя по бурным излияниям сочувствия и восхищения, похоже было на то, что репутация Лодербека только укрепилась.

Анна закончила расставлять блюдца.

– Пойдемте в гостиную, – пригласила она. – Когда чайник закипит, я услышу.