Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник) - Александр Дюма

Для моего побега все уже подготовлено, тюремщик с братом убегут вместе со мной, но я должен возместить им то, что они при этом потеряют, и вознаградить за риск, на который они пойдут, сопровождая меня. Итак, отдай подателю сего не только все деньги, какие у тебя есть, но и все свои драгоценности.

Я знаю, как ты меня любишь, и надеюсь, что ты не станешь торговаться там, где речь идет о моей жизни.

Как только окажусь в безопасности, я тебе напишу, чтобы ты приехала, и мы снова будем вместе.

Граф Ванинков».

– Так что же? – спросил я, перечитав письмо дважды.

– Как так? – удивилась она. – Разве вы не поняли?

– Да нет, я вижу, что затевается побег.

– О, все непременно получится!

– И как же вы поступили?

– Вы еще спрашиваете?

– Что?! – закричал я. – Вы отдали неизвестно кому?..

– Все, что имела. Разве Алексей не просил меня доверять его посланцу, как будто это он сам?

– Однако, – произнес я, пристально глядя ей в лицо, – вполне ли вы уверены, что это письмо вправду от Алексея?

Теперь уже она в свою очередь уставилась на меня:

– Да от кого же ему быть еще? Кто, какой негодяй может быть настолько низким, чтобы так шутить с моим горем?

– А если тот человек был… простите, я не решаюсь выговорить такое, но у меня предчувствие… мне страшно.

– Говорите, – сказала Луиза, бледнея.

– Что, если тот человек был мошенником и подделал почерк графа?

Луиза вскрикнула и вырвала письмо из моих рук.

– О нет, нет! – она говорила слишком громко, словно пыталась заглушить собственные сомнения. – О нет! Я слишком хорошо знаю его почерк, я не могла ошибиться!

И все-таки бросилась перечитывать письмо: читала и бледнела все больше.

– У вас нет при себе какого-нибудь другого письма от него? – спросил я.

– Возьмите, вот его записка, написанная карандашом.

Почерк, насколько я мог судить, был тот же, однако казалось, будто рука писавшего подрагивала, выдавая неуверенность.

Тогда я спросил:

– Вы считаете, что граф мог обратиться к вам с такой просьбой?

– Почему же нет? Разве я не люблю его больше всего на свете?

– Да, разумеется, он обратился бы к вам с просьбой о любви, о преданности. Но если бы речь шла о деньгах, он просил бы их у своей матери.

– Но разве все, что у меня есть, не принадлежит ему? Разве не от него я получила все, чем владею? – настаивала Луиза, и голос ее слабел с каждой секундой.

– Да, конечно, он дал вам все, но или я совсем не знаю графа Ванинкова, или повторяю: он этого письма не писал.

– Ох, Боже мой, Боже мой! Но эти 30 000 рублей – все мое состояние, вся надежда, у меня нет иных средств!

– Как он обычно подписывал свои письма к вам? – спросил я.

– Всегда просто «Алексей».

– А здесь, как видите, подпись «граф Ванинков».

– Действительно, – потрясенно прошептала Луиза.

– И вы не знаете, где теперь этот человек?

– Он мне сказал, что прибыл в Петербург вчера вечером и тотчас отправляется обратно в Пермь.

– Нужно обратиться в полицию. О, если бы господин Горголи все еще был там начальником!

– В полицию?

– Бесспорно.

– А вдруг мы ошибаемся? – запротестовала Луиза. – Что, если этот человек не мошенник, если он действительно хочет спасти Алексея? Тогда я со своими сомнениями помешаю его побегу, из страха потерять какие-то жалкие 30 000 во второй раз стану причиной его вечного изгнания! О нет, лучше уж положиться на удачу. Я буду поступать, как умею, вы обо мне не беспокойтесь. Единственное, что я сейчас хотела бы знать, это действительно ли он находится в Перми.

Тогда я предложил:

– Знаете что? Говорят, солдаты, которые конвоировали приговоренных, несколько дней назад вернулись. Я знаком с одним жандармским лейтенантом. Схожу-ка я к нему, поспрашиваю. А вы подождите меня здесь.

– Нет-нет, я пойду с вами!

– Воздержитесь от этого. Вы еще недостаточно окрепли, чтобы выходить из дому: уже одно то, что вы пришли сюда, было ужасно неосторожно. К тому же ваше присутствие может мне помешать выведать все, что необходимо.

– Ступайте же, но возвращайтесь поскорее. Помните, что я жду вас. И не забывайте, почему.

Я вышел в соседнюю комнату, второпях завершил свой туалет, а поскольку слуга уже был послан на поиски дрожек, я тотчас спустился вниз и спустя полчаса был уже в доме жандармского лейтенанта Соловьева, одного из моих учеников.

Слухи подтвердились: конвой вернулся в столицу три дня назад. Однако офицер, командовавший им, у которого я мог бы узнать точные сведения, получил полтора месяца отпуска и уехал в Москву, чтобы провести это время со своей семьей. Увидев, до какой степени я раздосадован его отсутствием, Соловьев предложил мне свое содействие, о чем бы ни шла речь, и был столь предупредителен, что я без малейших колебаний признался ему, как мне желательно разузнать последние новости о Ванинкове. Тогда он сказал, что нет ничего проще: ефрейтор, командовавший партией, в которую входил Ванинков, как раз из его роты. И тотчас приказал своему мужику сбегать к ефрейтору Ивану, известить того, что он желает с ним поговорить.

Через десять минут явился ефрейтор. У него была одна из тех добродушных солдатских физиономий, суровых и одновременно жизнерадостных, с которых улыбка никогда не сходит, но хохотать во все горло их обладатели обычно не склонны. Еще не зная тогда, что он сделал для графини и ее дочерей, я с первого взгляда проникся к нему симпатией и, как только он вошел, поспешил ему навстречу:

– Вы ефрейтор Иван?

– К услугам вашей милости, – отвечал он.

– Это вы командовали шестой партией?

– Я самый.

– Граф Ванинков входил в эту партию?

– Гм! Гм! – замялся ефрейтор, не зная, к чему я клоню, куда этот допрос может завести. Заметив его смущение, я сказал:

– Не бойтесь ничего, перед вами друг, готовый отдать за него жизнь. Расскажите же мне все, как есть, умоляю вас.

– Что вы хотите узнать? – уточнил ефрейтор, все еще недоверчиво.

– Граф Ванинков не заболел в дороге?

– Нет.

– Он не задерживался в Перми?

– Там даже лошадей не меняли.

– Значит, он продолжал путь?

– До самого Козлова, где он сейчас пребывает, надеюсь, в таком же добром здравии, как вы и я.

– Что это за Козлово?

– Хорошенькая деревушка на берегу Иртыша, примерно на двадцать верст дальше Тобольска.

– Вы уверены в этом?

– Черт возьми, как же иначе? Губернатор выдал мне расписку, которую я позавчера вручил его высокопревосходительству начальнику полиции.

– Значит, все, что я слышал о болезни графа и о его пребывании в Перми, – сказки?