Горбун, Или Маленький Парижанин - Поль Анри Феваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это вашей светлости, — доложил он.
Приспешники расступились. Гонзаго взял письмо и распечатал. Его лицо на мгновение исказилось, но он тут же овладел собой и пристально посмотрел на Плюмажа. Брата Галунье мороз продрал по коже.
— Иди сюда! — велел Гонзаго бретеру.
Плюмаж приблизился.
— Читать умеешь? — с горькой улыбкой на губах осведомился принц.
Пока Плюмаж с трудом разбирал по складам послание, Гонзаго проговорил:
— Господа, самые свежие новости.
— О мертвеце? — воскликнул Навайль. — Ничего, чем больше, тем лучше.
— И что же сообщает усопший? — попытался сострить Ориоль.
— Сейчас узнаете. Читай вслух, ты, фехтовальных дел мастер!
Плюмажа обступили. Он хоть и не был очень уж образованным человеком, но читать умел, правда не быстро. Однако при сложившихся обстоятельствах ему потребовалась помощь брата Галунье, который, впрочем, знал грамоту не много лучше.
— Ну-ка, иди сюда, миленький мой! — попросил Плюмаж. — Что-то я плохо вижу.
Галунье подошел и в свою очередь уставился на письмо. Прочитав, он залился краской, однако нужно признать, что это было следствием радости. Казалось, что и Плюмаж-младший с трудом сдерживает улыбку. Но это продолжалось недолго. Друзья подтолкнули друг друга локтями. Они договорились.
— Вот так история! — воскликнул искренне Галунье.
— Вот те на! Ни в жизнь бы не поверил! — проговорил гасконец, принимая весьма озабоченный вид.
— Да в чем же дело? — раздавалось со всех сторон.
— Читай, Галунье, я даже голос потерял. Чудеса, да и только!
— Лучше ты, Плюмаж, меня что-то в дрожь бросило.
Гонзаго топнул ногой. Плюмаж тут же выпрямился и бросил слуге:
— Посвети, разиня!
Тот поднес факел поближе, и гасконец громко и отчетливо прочел:
Господин принц, чтобы одним разом покончить с нашими счетами, я пригласил себя сегодня к Вам на ужин. Буду к девяти.
— А подпись? — в один голос закричали человек десять.
Плюмаж провозгласил:
— Шевалье Анри де Лагардер.
Каждый из присутствующих повторил про себя это ставшее жупелом имя.
Воцарилась мертвая тишина. В конверте, где лежало письмо, обнаружился еще один предмет. Гонзаго достал его. Никто не мог понять, откуда он взялся. Это была перчатка, которую Лагардер сдернул с руки Гонзаго у регента. Гонзаго стиснул ее и забрал у Плюмажа письмо. Пероль хотел что-то ему сказать, но он оттолкнул фактотума.
— Ну и что вы на это скажете? — обратился принц к двоим удальцам.
— Я скажу, — кротко отозвался Галунье, — что человеку свойственно ошибаться. Я рассказал вам все, как было. К тому же этот полукафтан — неопровержимая улика.
— А письмо, по-вашему, не в счет?
— Бог ты мой! — вскричал Плюмаж. — Да ведь этот негодник Массабу может подтвердить, что я встретил его на улице Сен-Жак. Пускай за ним пошлют! А мэтр Жан Пти — он кто, королевский хирург или не королевский хирург? Я же видел труп, узнал рану…
— Но как же письмо? — нахмурившись, осведомился Гонзаго.
— Эти мерзавцы уже давно водят вас за нос, — шепнул на ухо принцу Пероль.
Приспешники Гонзаго взволнованно перешептывались.
— Это переходит всякие границы, — говорил толстенький откупщик Ориоль. — Лагардер просто колдун какой-то.
— Не колдун, а сущий дьявол! — воскликнул Навайль.
Едва сдерживая лихорадочное возбуждение, заставлявшее стучать его сердце, Плюмаж тихонько проговорил:
— Он настоящий человек, провалиться мне на этом месте! Правда, сокровище мое?
— Лагардер и есть Лагардер.
— Господа, — заговорил Гонзаго слегка изменившимся тоном, — во всем этом есть что-то непонятное. Разумеется, эти люди нас предали…
— Ах, ваша светлость! — в один голос протестующе воскликнули Плюмаж и Галунье.
— Тихо! Но я принимаю посланный мне вызов.
— Браво! — слабо вскричал Навайль.
— Браво! Браво! — скрепя сердце, стали вторить остальные.
— Если ваше высочество позволит мне высказать предложение, — сказал Пероль, — то вместо намеченного ужина…
— Клянусь небом, ужин состоится! — вскинув голову, перебил Гонзаго.
— Но в таком случае, — продолжал настаивать Пероль, — при закрытых дверях по крайней мере.
— Нет, двери будут открыты — и широко!
— В добрый час! — поддержал Навайль.
В компании были сильные бойцы — сам Навайль, Носе, Шуази, Жиронн, Монтобер и кое-кто еще. Финансисты составляли исключение.
— Господа, вам всем следует быть при шпагах, — велел Гонзаго.
— Нам тоже, — шепнул Плюмаж и подмигнул Галунье.
— Вы, я надеюсь, сумеете воспользоваться ими при случае? — осведомился принц.
— Если этот человек явится один… — начал Навайль, даже не скрывая отвращения.
— Господа, господа, — вмешался Пероль, — это дело Готье Жандри и его приятелей.
Гонзаго смотрел на своих приближенных: губы его дрожали, брови были нахмурены.
— Нет, клянусь головой! — выйдя из себя, взорвался он. — Они все там будут! Мне нужно, чтобы они повиновались мне, как рабы, или я камня на камне не оставлю!
— Делай все, как я, — вполголоса велел Плюмаж-младший Галунье. — Момент настал.
Приятели завернулись в свои фанфаронские плащи и торжественным шагом приблизились к Гонзаго.
— Ваша светлость, — заговорил Плюмаж, — тридцать лет честной и, я сказал бы даже, беспорочной жизни свидетельствуют в пользу двух смельчаков, которые на первый взгляд кажутся вам виновными. Невозможно в один миг замутить зерцало судьбы человека. Взгляните на нас! Всевышний метит лица людей печатью верности или предательства. Взгляните же на нас, прах меня побери, и на господина де Пероля, который нас обвиняет!
Плюмаж-младший был бесподобен. Его провансальско-гасконский акцент придавал этой выспренней речи особый смак. Что же до брата Галунье, то он, по обыкновению, всем своим видом воплощал чистосердечие и невинность. В то же время Пероль, словно нарочно, являл собою разительный контраст с друзьями. За последние сутки его обычно бледное лицо сделалось зеленовато-серым. Он представлял собою типичный образчик наглого труса, который наносит удар с дрожью в руке и убивает, испытывая рези в желудке. Гонзаго задумался, а Плюмаж между тем продолжал:
— При вашем величии и могуществе вы, ваша светлость, можете рассудить нас беспристрастно. Нас, ваших преданных слуг, вы знаете не первый день. Вспомните, как во рву замка Келюс мы вместе…
— Замолчите! — в испуге вскричал Пероль.
Гонзаго остался невозмутим; глядя на двух друзей, он сказал:
— Эти господа уже обо всем догадались. А если им что-то еще неизвестно, то скоро глаза у них раскроются. Они рассчитывают на нас точно так же, как мы на них. Мы друг друга знаем, поэтому и проявляем определенную снисходительность.
Последнюю фразу Гонзаго произнес с нажимом. Разве был среди этих молодых повес хоть один без греха? Кое-кто из них уже нуждался в Гонзаго, чтобы тот помог им избавиться от неприятностей с законом, да и поведение их в прошлую ночь сделало всех соучастниками преступления. Ориоль уже готов был свалиться в обморок, Навайль, Шуази и прочие не смели поднять глаз. Если бы хоть кто-то из них возмутился,