Горбун, Или Маленький Парижанин - Поль Анри Феваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Потому что ты чувствовал, что готов на все! — прервал его принц.
— Да, на все! — решительно ответил горбун.
— Боже милостивый, что за аппетит к наслаждениям и благородству!
— Я мечтаю об этом уже сорок лет, эту поседевшую голову распирает от желаний.
— Послушай-ка, — проговорил принц, — благородство можно купить — спроси у Ориоля!
— Мне не нужно благородства, которое покупается.
— Спроси у Ориоля, как может тяготить имя.
Эзоп II комическим жестом указал на свой горб и заметил:
— Неужто сильнее, чем это?
Затем, уже серьезно, продолжал:
— Имя и горб — две эти ноши могут раздавить лишь слабого духом. Я слишком незначительный человек, чтобы сравнивать меня со столь выдающимся финансистом, как господин Ориоль. Если его гнетет имя, тем хуже для него, меня мой горб не смущает. Маршал Люксембур был горбат — разве он показал спину врагу в битве при Неервиндене?[135] У героя неаполитанских комедий, непобедимого Пульчинеллы горб спереди и сзади. Тиртей[136] был хром и горбат, таким же был Вулкан, ковавший молнии. Воплощение мудрости, Эзоп, чьим прославленным именем вы меня наградили, тоже имел горб. Горбом титана Атласа был небесный свод[137]. Ни в коей мере не сравнивая свой горб с этими прославленными наростами, я хочу напомнить, что мой стоит сегодня пятнадцать тысяч экю ренты. Что я был бы без него? Я с ним не расстанусь, он ведь воистину золотой.
— Видимо, в твоем горбе заключен ум, друг мой, — заметил Гонзаго. — Обещаю, ты будешь дворянином.
— Благодарю, ваша светлость. И когда же?
— Тьфу, черт! Что за спешка? — послышалось вокруг.
— Это делается не так быстро, — сказал Гонзаго.
— Они правы, — отозвался горбун, — я спешу. Простите меня, ваша светлость, но вы только что сказали, что не любите получать услуги бесплатно, поэтому я беру на себя смелость просить у вас вознаграждения немедленно.
— Немедленно? — воскликнул принц. — Но это невозможно!
— Позвольте я вам объясню; речь не идет более о дворянстве.
Горбун подошел поближе и вкрадчиво проговорил:
— Совершенно необязательно быть дворянином, чтобы сесть рядом, скажем, с господином Ориолем сегодня вечером за ужином.
Все расхохотались, за исключением Ориоля и принца.
— Как? Ты и это знаешь? — спросил Гонзаго и нахмурился.
— Случайно услышал несколько слов, — смиренно пролепетал горбун.
В компании раздались возгласы:
— Ужин? Значит, мы сегодня ужинаем вместе?
— Ах, принц, — проникновенно заговорил горбун, — что за танталовы муки я испытываю? Мне так и видится маленький домик с потайными дверьми, тенистый сад вокруг, будуары, куда сквозь плотные занавески проникает приглушенный свет дня. Потолки расписаны нимфами и амурами, мотыльками и розами. А какая перед моими глазами встает раззолоченная гостиная! Гостиная для роскошных празднеств, где цветут улыбки! Я вижу ослепительные канделябры… — Горбун даже прикрыл глаза ладонью. — Вижу цветы, чувствую их благоухание, а рядом стоят кубки с отборными винами, сидит множество прелестниц…
— Его еще не пригласили, а он уже пьян, — заметил Навайль.
— Это правда, — сверкая глазами, отозвался горбун, — я и вправду уже пьян.
— Если желаете, ваша светлость, — шепнул Ориоль на ухо Гонзаго, — я предупрежу мадемуазель Нивель.
— Она уже предупреждена, — ответил принц.
Затем, словно желая подчеркнуть всю необычность причуды горбуна, добавил:
— Господа, сегодняшний ужин будет не такой, как всегда.
— А в чем же отличие? У нас будет царь?
— А вот угадайте.
— Комедия? Господин Лоу? Обезьяны с ярмарки Сен-Жермен?
— Гораздо лучше, господа. Ну что, сдаетесь?
— Сдаемся! — в один голос вскричали повесы.
— У нас будет свадьба, — объявил Гонзаго.
Горбун вздрогнул, но все решили, что это от предвкушения.
— Свадьба? — переспросил он, всплеснув руками и закатив глаза. — Свадьба в конце небольшого ужина?
— Настоящая свадьба, — подтвердил Гонзаго, — с полной церемонией бракосочетания.
— А кого мы поженим? — поинтересовались весельчаки как один.
Горбун затаил дыхание. Только Гонзаго собрался было ответить, как на крыльце появился Пероль и воскликнул:
— Ура! Вот наконец и наши молодцы!
За ним шли Плюмаж и Галунье с выражением той невозмутимой гордости на лицах, что так идет людям, сознающим свою полезность.
— Друг мой, — обратился Гонзаго к горбуну, — мы с вами еще не закончили. Далеко не уходите.
— К услугам вашей светлости, — ответил Эзоп II и направился к своей будке.
Он лихорадочно размышлял. Едва дверь конуры за ним закрылась, как он тут же рухнул на матрас.
— Свадьба! — бормотал он. — Да это скандал! Но речь не может идти о каком-нибудь дурацком представлении, этот человек ничего не делает просто так. Что же кроется за этим спектаклем? Никак не соображу, в чем тут дело, а время идет.
Он крепко обхватил голову руками.
— Хочет он этого или нет, — продолжал Эзоп II со странной решимостью в голосе, — а я, клянусь господом, буду на ужине!
— Как дела? Что новенького? — с любопытством восклицали между тем придворные Гонзаго.
Они уже начали принимать близко к сердцу все, что касалось Лагардера.
— Эти удальцы желают говорить только с вашей светлостью, — сообщил Пероль.
Плюмаж и Галунье, проспав большую часть дня за столом в трактире «Венеция», были свежи, словно розы. Они гордо проследовали сквозь толпу повес низшего ранга, подошли к Гонзаго и поклонились с игривым достоинством истинных фехтмейстеров.
— Ну, рассказывайте скорее, — велел принц.
Плюмаж и Галунье переглянулись.
— Давай ты, мой благородный друг, — сказал нормандец.
— У меня не получится, голубчик, — отвечал гасконец, — лучше ты.
— Дьявол вас раздери! — вскричал Гонзаго. — Долго еще вы будете испытывать наше терпение?!
Тогда оба громко затараторили разом:
— Ваша светлость, дабы оправдать высокое доверие…
— Тише! — вскричал оглушенный принц. — Говорите по очереди.
После нового ряда взаимных любезностей заговорил Галунье:
— Будучи человеком более молодым и не столь заслуженным, я повинуюсь моему благородному другу и приступаю к рассказу. Начну с того, что мне повезло больше. Если я и оказался удачливее, чем мой благородный друг, то это вовсе не моя заслуга.
Плюмаж гордо заулыбался, поглаживая свои чудовищных размеров усы. Напомним читателю, что эти два милых плута условились посоревноваться друг с другом во вранье.
Прежде чем они начнут состязаться в красноречии, подобно Вергилиевым обитателям Аркадии[138], мы должны сказать, что наши друзья испытывали известную тревогу. Покинув трактир «Венеция», они еще раз зашли в дом на Певческой улице. Никаких новостей о Лагардере не было. Что с ним стряслось? Плюмаж
