Обещание - Ольга Романовская

— Мы Вам ничего не сделали, сеньора, — с укором сказал мальчик, шаря глазами по земле в поисках палки или чего-нибудь ещё, пригодного для защиты.

— А я Вам?

В воздухе повисло тяжёлое молчание. Как же убедить их, что она не враг, что она тоже боится, тоже вздрагивает от каждого шороха?

— Послушай, ты не видел маргинов? — Девушка нарушила затянувшееся молчание и опасливо огляделась по сторонам. — Мне бы не хотелось наткнуться на них за каким-нибудь деревом.

— Нет, не видел, — угрюмо буркнул мальчик и потащил сестру обратно в заросли орешника.

— Послушай, — крикнула ему вдогонку Стелла, — я дам тебе прокатиться на лошади, если ты покажешь мне, где можно поесть и немного отдохнуть, не опасаясь маргинов. Хочешь прокатиться на лошади?

Мальчик в нерешительности остановился.

— Я честно дам тебе прокатиться. Если хочешь, я отойду подальше, когда ты будешь кататься.

— У Вас есть вторая лошадь. — Он обернулся к ней и пристально посмотрел в глаза. — Откуда мне знать, что Вы не схватите меня в охапку и не отвезете к маргинам.

— Да мне тебя не поднять! — рассмеялась принцесса. — Как, по-твоему, я смогу управиться с таким большим парнем, как ты?

— Ну, ладно. Только Вы помогите мне сесть в седло — я сам не сумею, — виновато улыбнулся он.

Ему понравилось ездить верхом, хотя он плохо держался на лошади, видимо, сидел на ней в первый раз в жизни. То, что Стелла не причинила ему зла, а, наоборот, позволила вдоволь "помучить" Лерда, пятернёй вцепившись в его гриву, внушило ему доверие к ней. Внешнее проявление доброты дети нередко принимают за саму доброту, дуются и называют человека злым, когда он им чего-то не позволяет, и проникаются глубоким доверием к тем, кто им потакает.

Когда лицо мальчишки расплылось в улыбке от удовольствия, принцесса решила вернуться к волновавшему её вопросу:

— Так нельзя ли здесь где-нибудь спокойно пообедать?

— Можно, — ответила девочка, недовольно, с кислой физиономией смотря на улыбающегося брата. — У нас дома. Думаю, мама не будет против.

— А где вы живёте? — поинтересовалась Стелла.

— Во дворце, — с гордостью ответил мальчишка, строя рожи сестре.

— То есть? — недоумённо переспросила принцесса.

— В каморке возле кухни. Только сейчас там потолок течёт, и мы с мамой перебрались в домик дедушки. Дедушка у нас был лесником и жил прямо в лесу.

— Это недалеко отсюда, — поспешила добавить девочка и, показав язык брату, предложила: — Если хотите, я провожу Вас.

— А кто ваш отец? Чем он занимается?

— Он повар.

— А можно мне тоже прокатиться верхом? Ну, пожалуйста! — захныкала девочка; в уголках глаз заблестели слезинки.

— Молчи, плакса! Ты девчонка, а девчонки не ездят верхом, — цыкнул на неё брат.

— Так уж и не ездят? — усмехнулась принцесса. — А как же я?

— Вы ведь не девчонка, а сеньора, — краснея, пробормотал парнишка.

— Лично я не вижу никакой разницы. Иди сюда, — Стелла поманила рукой плаксиво поджавшую губки девочку, — я тебя подсажу. Поедешь со мной. Да, не забудьте свои корзинки — а то останетесь вечером без жаркого, — рассмеялась девушка.

Сторожка, в которой временно поселился повар с семьей, стояла на пригорке неподалёку от ограды дворцового комплекса. Она была небольшой, с покосившейся тёсовой крышей, в нескольких местах залатанной соломой. Из трубы струился приятный дымок.

Дети с весёлым смехом ввалились внутрь, обдав вышедшую им навстречу мать прохладным осенним воздухом. Следом за ними, предварительно привязав лошадей, вошла Стелла.

Внутри было темно — в сторожке было всего одно наполовину забитое досками окно; обстановка красноречиво свидетельствовала о бедности.

На полу, у окна, были разбросаны куски ткани (очевидно, до прихода детей мать занималась шитьём), в дальнем углу что-то кипело в прокопченном чугунке над неровным пламенем очага. Перпендикулярно окну, вдоль стены стоял топчан, покрытый шерстяным покрывалом; в его изголовье, почти у самого очага стояло некое подобие стола и трёх табуреток. Дети спали прямо на земляном полу, на овечьих шкурах.

Жена повара походила на девочку-подростка лет пятнадцати. Она была землянисто-бледной, с длинной тонкой шеей, немного угловатая и казалась невесомой от странной для матери двух детей худобы. Глаза у неё были голубые, по-детски наивные, большие и грустные; глядя на них, казалось, что она неизлечимо больна. Волосы у неё были длинные, до пояса, но странно бесцветные, не то русые, не то рыжие. Она закручивала их на затылке в узел, но все они в него не помещались, и пряди падали ей на плечи, нервную шею, острые, проступавшие сквозь ткань грубого домашнего платья лопатки.

До прихода мужа женщина молчала, избегая встречаться взглядом с принцессой, хотя и после не стала разговорчивее. Молчаливо расставляла глиняную посуду, разливала по горшкам суп, услужливо пододвинула Стелле табуретку… Принцесса даже начинала сомневаться в том, умеет ли она говорить.

Повар был не похож на свою супругу. Крепкий, коренастый, весёлый, он любил выпить эля, который втихомолку таскал из хозяйских запасов, и без зазрения совести ставил силки по всему лесу Шармен. Правда, в этом случае рисковал не он, а его дети — именно они проверяли силки и забирали попавших туда животных. Ему, собственно, ничего не грозило, кроме потери ребят и работы. Он учил своих крошек проверять силки ночью, но сегодня в доме было так пусто, что, пожалуй, и мышь повесилась, поэтому дети пошли на "промысел" днём. К счастью, всё обошлось.

— Я вижу, Вы женщина тонкая, не нашей крови, — улыбаясь во всю ширину своего полного рта, сказал повар, — наша пища Вам не привычна…

— Что Вы, очень вкусно! Ваша жена чудесно готовит. — Стелла с жадностью уничтожала содержимое своей тарелки.

— Да, неплохо, — с видом знатока, скептически ответил хозяин. — Но если бы Вы отведали блюд, которые я готовлю для сеньора… Загляденье, а не еда! Хоть я их сам готовлю, но врать не стану.

— У папы на кухне столько вкусного! — причмокнул языком хозяйский сынишка. — И всё кипит, всё вариться! Бывало, сидишь…

— Может, хватит чушь нести?! — одёрнул его отец. — Вы уж простите его, язык у него без костей, — добавил он, извиняясь перед гостьей.

Принцесса понимающе кивнула и подмигнула пристыженному мальчугану. Сейчас ей пригодилась бы его болтливость.

— Хорошо бы, — мечтала она, — кто-нибудь из них, знал, где держат Маркуса или хотя бы, что с ним.

Весь обед повар, как мог, развлекал её, всячески подчёркивая её превосходство над собой, но, тем не менее, не переставая расхваливать себя, свою жену и болтливых непутёвых детей. Слушая его, можно было подумать, что на свете нет счастливее человека, чем он. Не удержавшись, девушка сказала ему об этом.