Меняю курс - Игнасио Идальго де Сиснерос

Все эти люди, как я позже узнал, были коммунистами. В любых самых трудных ситуациях они умели принять наиболее правильное и эффективное решение. Позднее, когда враг приблизился к Мадриду, а наша авиация была почти полностью уничтожена, некоторые республиканцы стали падать духом. Тогда коммунисты провели работу среди личного состава и подняли настроение у людей. Кроме того, часть коммунистов отправилась на передовую, проходившую совсем [355] близко от города, чтобы объяснить товарищам, командовавшим частями, почему авиация не может оказать помощи, защитив таким образом престиж наших воздушных сил.

На протяжении всех этих трудных месяцев я наблюдал на аэродромах и на фронте, как мужественно вели себя коммунисты. Я убедился, что они действительно хотят выиграть войну, защитить республику и народ и делают все возможное, чтобы добиться этого. Их организованность и дисциплина могли служить примером для других партий и организаций. Они смело выступали против хаоса и беспорядка, наносивших вред нашему делу. Одним словом, это были истинные патриоты. А так как себя я тоже считал патриотом и тоже хотел выиграть войну, решив все отдать для победы над врагом, к крицу 1936 года, после откровенной исповеди перед своей совестью, я обратился с просьбой о принятии меня в Коммунистическую партию Испании.

Теперь хочу рассказать, как проходило мое вступление в партию, хотя мой рассказ, видимо, разочарует кое-кого из тех, кто находится под влиянием некоторой пропаганды.

Коммунистов обвиняли в прозелитизме, то есть в том, что они старались привлечь в свои ряды людей, занимавших важные государственные посты. Что касается меня, должен сказать, что ни один из них даже не намекал мне о вступлении в их партию.

Поэтому, когда я решил стать коммунистом, я не знал, как это сделать и к кому обратиться. Единственными коммунистами, с которыми я дружил и мог бы посоветоваться, были капитан Гонсалес Хил, Луис Бургете и Эрнандес Франк, но первые два погибли в начале войны, а Франк находился в Северной зоне.

Конечно, я мог бы обратиться в Дом коммунистической партии в Альбасете, но считал неудобным появиться с подобным вопросом в центральном здании КПИ, где я никого не знал.

Наконец я вспомнил о механике Соль Апарисио, раненном при штурме артиллерийской казармы в Хетафе. Он служил в Альбасете, и мне были известны его связи с коммунистами. Вызвав его к себе в кабинет, я без предисловий спросил, состоит ли он в коммунистической партии. По лицу Апарисио было видно, что мой вопрос удивил его. Чтобы успокоить Апарисио, я сказал, что хочу вступить в коммунистическую партию, но не знаю, как это сделать.

Мое заявление удивило его еще больше. Слишком уж необычной была ситуация: командующий авиацией обращался [356] с подобным вопросом к механику. Однако, придя в себя, Апарисио объяснил, что для этого требуется. В тот же вечер он принес мне анкету, а спустя два дня сообщил, что я принят в Коммунистическую партию Испании.

Должен признаться, что ни восторга, ни энтузиазма, которые, как говорят, вызывает этот момент, я не испытывал. Вступая в коммунистическую партию, я был убежден в правильности своего решения и считал этот шаг положительным вкладом в борьбу, победа в которой являлась в то время моим единственным стремлением. Я отдавал себе отчет в том, что беру на себя известные обязательства, но не представлял, в чем они заключаются. Тогда я не думал ни о социализме, ни тем более о конечной цели, к которой стремилась партия, то есть о коммунизме. В то время понятия «социализм» и «коммунизм» были для меня столь неопределенными, что я совершенно не задумывался над ними.

Одним словом, я стал коммунистом, убедившись, что они вносят наибольший вклад в борьбу против врагов и в этом отношении заслуживают полного доверия. Я решил честно сотрудничать с партией и выполнять новые обязанности.

Мне было ясно: чтобы стать полноценным членом коммунистической партии, я должен резко изменить свой курс, но, что для этого надо сделать, я не знал. Однако данный вопрос меня весьма беспокоил, и, прежде чем отпустить Соль Апарисио, я откровенно спросил его об этом. Не очень уверенно он сказал, что этой ночью состоится собрание ячейки и если я сочту удобным, то могу присутствовать на нем. Я согласился, и мы условились, что он зайдет за мной.

В девять часов вечера мы вошли в маленькую комнату в Доме партии в Альбасете, где нас ожидали шесть членов ячейки. Это были: мой шофер и его помощник, ординарец штаба, писарь-машинист и два механика. Оказывается, я был окружен коммунистами, совершенно не догадываясь об этом. Смешно, сколько усилий я затратил, чтобы найти хотя бы одного из них, когда для этого стоило лишь протянуть руку.

Все чувствовали себя несколько стесненно: не знали, как обращаться ко мне и что говорить. Мне тоже стоило немало усилий казаться естественным, поскольку я ни разу не присутствовал на партийном собрании и не знал, как вести себя. Наконец довольно смущенный секретарь ячейки поздравил меня и сказал, что все они очень рады моему вступлению в партию. На этом собрание закончилось. Мой рассказ может показаться странным, однако это собрание вошло в мою [357] жизнь таким человечным и искренним, что я никогда не забуду его.

На следующий день через Альбасете проезжал один из членов ЦК КПИ - Антонио Михе. Узнав о моем вступлении в партию, он зашел ко мне. Михе рассказал, что все руководители партии находятся на передовой и не имеют ни минуты свободного времени. После короткого разговора о положении дел мы сердечно расстались.

* * *

Нашей авиации срочно требовались самолеты. Мы разослали во многие страны людей с приказом купить, не считаясь с ценой, любые типы самолетов. Но все наши усилия оказались напрасны. Правительства «демократических» стран отказались продавать нам оружие, с удовлетворением наблюдая, как фашисты уничтожают свободу в Испании.

Они пустили в ход так называемую политику «невмешательства», запрещавшую продавать оружие обеим воюющим сторонам - и законному правительству суверенного государства, и группе генералов, поднявших мятеж против этого правительства.

Кроме того, что соглашение о «невмешательстве» являлось чудовищным нарушением международного права, оно было бесстыдным фарсом. В то время как фашистские государства (Германия, Италия и Португалия) с первых же дней мятежа, пренебрегая соглашением, непрерывным потоком отправляли Франко оружие и войска, Англия и Франция, ссылаясь на политику «невмешательства», фактически предали республику, создав вокруг нее непроходимое кольцо блокады.