Меняю курс - Игнасио Идальго де Сиснерос

Мы все скорбели о гибели Уртуби, но спустя неделю мне позвонил командир одного из участков на линии фронта и сообщил, что со стороны противника к ним пришел крестьянин с ослом, который выдает себя за республиканского летчика. Он показался им подозрительным, и они обратились к нам, чтобы установить его личность.

Это был Уртуби. Он выбросился с парашютом из горящего самолета и приземлился в безлюдной местности. Уже темнело. Ему удалось добраться незамеченным до ближайших гор и укрыться там. Днем он прятался, а ночью шел. В одной деревне раздобыл брюки и еще какую-то одежду, вывешенную для просушки. В этом костюме, ведя за собой нагруженного соломой найденного им осла, Уртуби прошагал через вражескую территорию и вышел к нашим линиям, где его едва не расстреляли как шпиона.

И на этот раз он отказался от отдыха, сразу же приступив к своим обязанностям. Вскоре Уртуби был снова сбит, к счастью над нашей территорией. Он выбросился с парашютом и благополучно приземлился. [361]

В тревожные дни наступления фашистов на Мадрид Уртуби, совершая разведывательный полет на «Ньюпоре», был атакован эскадрильей «Фиатов». Они набросились на одинокий «Ньюпор», как хищные птицы. В этом бою Уртуби сбил один фашистский самолет, был ранен, но продолжал сражаться. Когда иссякли патроны, он догнал ближайший «Фиат» и бросил на него свой самолет. При столкновении самолет Уртуби тоже получил повреждение и упал. На этот раз Уртуби уже не вернулся.

Об этом бое рассказал нам спасшийся на парашюте итальянский летчик со сбитого Уртуби самолета.

Он не находил слов, чтобы выразить свое восхищение храбростью, с какой сражался в неравном бою сбивший его летчик.

Так погиб Уртуби - первый в мире летчик, осуществивший в бою таран{137}. Спустя несколько лет советские летчики с необычайным героизмом использовали этот же прием.

* * *

В связи с угрозой наступления фашистов на Мадрид и трудностями его снабжения правительство решило эвакуировать детей в район Леванта. С первых же дней войны Кони, Конча Прието и жены Гонсалеса Хила, Луиса Бургете, Эрнандеса Франка и некоторые другие взяли на себя обязанность опекать детей-сирот, брошенных монашками. Они отправили их в Аликанте, где ценой огромных усилий оборудовали довольно комфортабельный детский дом.

Я долго не видел Кони, так как не мог выбрать ни одной свободной минуты, чтобы слетать туда. Наконец, воспользовавшись поездкой в Лос-Алькасерес, я на обратном пути несколько уклонился от маршрута и совершил посадку в Аликанте.

Мы были рады увидеться после столь продолжительной разлуки. Нам о многом хотелось поговорить, но мы не знали, с чего начать. Несмотря на трудности, Кони, с присущей ей энергией, развернула в Аликанте бурную деятельность. Естественно, она забросала меня вопросами о том, как идут дела на фронте. Я старался успокоить ее. [362]

За несколько дней до нашей встречи у меня состоялся разговор с министром о необходимости организовать дом отдыха для выходящих из госпиталя летчиков, где они могли бы немного окрепнуть перед возвращением в эскадрильи. Увидев, что в районе Аликанте довольно спокойно, я подумал, что Сан-Хуан - идеальное место для реализации нашего замысла, и предложил Кони оставить детей на попечение других женщин, а самой взяться за устройство дома отдыха для раненых. Кони тотчас согласилась и с такой энергией взялась за работу, что спустя три недели мы имели в Сан-Хуане-де-Аликанте великолепный санаторий со всем необходимым персоналом, включая врача и медицинских сестер.

Хочу рассказать еще о двух моментах, связанных с этой поездкой и оставивших у меня сильное впечатление. Первый - огромное скопление народа в порту Аликанте (думаю, там собралось все население города), бурно, с неописуемым энтузиазмом приветствовавшего экипаж советского парохода «Нева», доставившего продовольствие для Испанской республики. Эта радость объяснялась не только тем, что мы получили продовольствие, в котором так нуждались. Приход этого судна показал: мы не одни, с нами великий советский народ, который хоть и находится далеко, но помнит и поддерживает нас.

Жители Аликанте принесли цветы, и каждый старался лично передать их матросам и капитану. Именно тогда я впервые услыхал приветствия в честь России и увидел на стенах домов Аликанте написанные мелом лозунги: «Да здравствует Советский Союз!», «Да здравствуют русские!»

Другое событие, уже личного характера, удивило и обрадовало меня. Поездка в Аликанте принесла мне столько волнений и впечатлений, что я забыл рассказать Кони о вступлении в коммунистическую партию. Когда я уже собрался на аэродром, она сказала, что хочет кое-что сообщить, но не знает, как я отнесусь к этому. Затем Кони начала серьезно убеждать меня в том, что коммунисты вносят огромный вклад в общую борьбу, они ее лучшие помощники, и, приведя еще массу доводов, приготовилась сообщить о своем вступлении в коммунистическую партию.

Словом, она высказала те мысли, к которым пришел и я.

Остановив поток «агитации и пропаганды», я сказал, что тоже стал коммунистом. На ее лице отразилась смесь удивления [363] и радости. Мы обнялись, взволнованные этим замечательным совпадением.

На обратном пути в Алькала, думая о разговоре с Кони, я пришел к выводу, что наше вступление в коммунистическую партию, решение о котором каждый из нас принял самостоятельно, не являлось случайным, как это может показаться на первый взгляд. Это непременно должно было случиться с людьми, которые хотели выиграть войну и видели, как боролись за победу коммунисты.

* * *

Хочу сказать (без какого-либо намерения заниматься пропагандой) несколько слов о позиции Советского Союза в отношении законного правительства Испании в то время, когда другие страны, даже так называемые демократические, предали республику.

Монархическая Испания никогда не признавала Советский Союз. После провозглашения республики ее руководители продолжали политику игнорирования СССР. Поэтому, когда начался мятеж, Испанская республика не имела с ним дипломатических отношений. Однако, как только республиканское правительство поставило этот вопрос, Советский Союз тотчас пошел ему навстречу. С этого момента он защищал республиканскую Испанию на всех международных конференциях, требуя от представителей капиталистических стран соблюдения принятых по отношению к ней обязательств.

Советский Союз сорвал маску лицемерия с тех, кто проводил политику «невмешательства». Когда стало очевидно, что она играет на руку франкизму, СССР решительно заявил, что выходит из Комитета по невмешательству{138} и будет оказывать республике всестороннюю помощь. Она не заставила себя ждать. Испанский народ чувствовал ее и в тылу, и на фронте. [364]