Гезат (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Пленных вояк я отправил в Бриндизиум по суше под охраной пращников, которыми командовал Бойд, а сам с лучниками поплыл на либурне. Кормчий погиб, зачем-то спустившись на сушу сразу по прибытии, так что командовать судном пришлось мне. Матросов я загнал под палубу, чтобы кому-нибудь из них не пришли в голову дурные мысли при виде двух квадрирем, которые лежали в дрейфе между островом и входом в бухту. Видимо, командующий помпеянской эскадрой Луций Скрибоний Либон был уверен, что грозные, но не очень быстрые суда устрашат нас, отобьют охоту выходить в море.

Так мы и не собирались выходить, а очень даже наоборот. Я сперва направил либурну к острову. Идти надо было против ветра, парус не поставишь. Отдохнувшие гребцы размеренно работали веслами, опасливо поглядывая на наших лучников, большую часть которых я тоже загнал под палубу, чтобы не вызвали подозрение у экипажей квадрирем и заодно избавили пленных от искушения взбунтоваться. Я предупредил, что в случае чего гребцы и матросы погибнут первыми.

Мы без проблем прошли мимо ближней квадриремы, примерно в кабельтове от нее. Какой-то тип в кольчужном доспехе, но без шлема, скорее всего, центурион, помахал рукой и что-то крикнул, вроде бы поздоровался. Я помахал в ответ и показал жестами, что не слышу. Пришла мысль, что, если бы знал, что так хорошо получится, захватил бы с собой абордажную партию и напал на эту квадрирему. Пока вторая поняла бы, в чем дело, и пришла на помощь, мы бы уже заходили с призом в бухту. Миновав ближнюю и направившись якобы в сторону дальней, вышли на траверз входа в бухту и резко повернули в ту сторону. Мы уже были в паре кабельтовых от безопасного убежища, когда на обеих квадриремах опустили весла в воду. Гребли в нашу сторону не долго. Поняв, что все равно не догонят, выругались, наверное, и опять замерли с закрепленными параллельно воде веслами, напоминающими крылья стрекозы.

Легат Марк Антоний, который сейчас командует войсками в Бриндизиуме, напоминает мне Децима Юния Брута. Он такой же хороший исполнитель, почти полностью лишенный инициативности в делах, и не менее отъявленный сластолюбец, умеющий сделать свою жизнь максимально приятной в любой обстановке, в самых тяжелых условиях. Спартанец из него не получился бы даже под угрозой смертной казни. Он умеет поладить с любым, но при этом имеет кличку «Бык с соломой на рогах». Римляне привязывают к рогам бодливых быков солому или сено, чтобы все видели, что ждет неосторожных, поэтому такую кличку дают мстительным людям, жестко отвечающим на каждую нападку на себя. Двоякость написана и на лице Марка Антония: оно холеное, принадлежащее человеку, который никогда не знал ни в чем недостатка, и при этом кислое, словно, откусив сразу половину лимона, теперь медленно-медленно пережевывает с продолжительными паузами, наслаждаясь каждым оттенком кислоты. Речи его многословны, и потому часто заключительная часть бывает далека от вступительной и даже прямо противоположной. При этом легат отчаянно, как и большинство жителей Средиземноморья, жестикулирует, повернув ладони к слушателю тыльной стороной, будто хочет похвастаться ухоженными ногтями. Злые языки утверждают, что легат возит с собой раба, который только и занимается его ногтями.

Квартировал Марк Антоний в самом лучшем доме города у богатого судовладельца, дела которого из-за блокады замерли. Принял меня в саду, расхаживая по узкой тропинке, выложенной каменной плиткой, темно-серой и светло-серой, в произвольном порядке, между голыми кустами вроде бы роз и еще каких-то цветов, название которых у меня постоянно вылетает из головы, может быть, потому, что они без шипов. Мне приходилось шагать за легатом, выслушивая продолжительные монологи. Когда он доходил до каменного забора высотой метра четыре и разворачивался, я уступал дорогу, отшагивая в кусты и стараясь не попасть в розы. Марк Антоний останавливался, давая мне время сделать это, и замолкал даже на середине фразы, будто говорить мог только на ходу. Руки, повернутые ухоженными ногтями ко мне, тоже замирали.

После чего проходил мимо меня, возобновив речь:

— Так ты говоришь, сможем пополнить свой флот? Это хорошо. Это очень хорошо! Нам нужны галеры, особенно квадриремы. Они очень вместительны. При желании на каждой можно перевезти целую когорту и даже больше. Но ведь у тебя может и не получится. Тогда мы зря потеряем людей, а может быть, и свои галеры. У нас и так мало их. Потеря даже одной нежелательна. Я думаю, нам не стоит рисковать.

— Цезарь всегда прислушивался к моим советам в вопросах, которые касались морских дел, — привожу я последний аргумент.

— Да?! — произнёс удивлено-радостно Марк Антоний, после чего, достигнув домуса, развернулся, подождал, когда я сомну еще один куст, и, оставшись на месте, продолжил насмешливо: — Я был уверен, что он знает всё и ничьих советов не слушает! Хотя в том, что касается вкусной пищи, он всегда спрашивал мое мнение. — Счастливая улыбка на несколько мгновений сгоняет кислоту с его лица. — Ладно, делай, что задумал. Я прикажу, чтобы тебе выделили галеры, лодки и людей, — и опять зашагал по тропинке, теперь уже один.

Захваченная нами либурна была куплена Марком Антонием на нужды армии примерно за треть ее цены. Точнее, именно столько денег он выдал наградными тем, кто участвовал в операции. Плюс проданное купцам по дешевке оружие и доспехи. В итоге я, как командир, получил десятую часть от общей суммы — почти три тысячи денариев. У меня сразу появилось желание захватить квадрирему, а лучше две или три. После нашего дерзкого налета у входа в бухту теперь дежурило сразу пять вражеских судов, так что было, из чего выбирать. Оставалось собрать и оснастить плавсредства и навербовать и обучить людей. Чем я и занялся.

От добровольцев, желавших стать немного богаче, отбоя не было. Труднее дело обстояло с лодками. Я нашел и реквизировал на нужды армии всего десятка четыре. Это были в основном рыбацкие, рассчитанные всего на три-пять человек, и лишь шесть купеческих баркасов десятка на два-три каждый. Для всех по моим указаниям изготовили лестницы с упорами, чтобы могли взобраться на более высокий борт квадриремы, и, вспомнив опыт казаков, фашины из соломы, чтобы прикрывались от вражеских стрел и камней. Я потренировал добровольцев на имевшейся у нас триреме. Во время учений получалось легко и просто.

Операцию начали рано утром. Трофейная либурна, которая одним своим видом должна была разжечь желание отомстить, под моим командованием вышла из бухты и начала маневрировать неподалеку от входа. Якобы мы отрабатывали греблю. Выглядело все вполне правдоподобно, потому что гребцы по большей части были непрофессионалами, набранными из добровольцев, и постоянно сбивались с ритма, цеплялись своими веслами за соседние, из-за чего либурна выписывала на водной глади каракули.

С вражеских судов понаблюдали минут пятнадцать, поняли все так, как нам требовалось, после чего кинулись в атаку. Заметив это, либурна повернула в сторону бухты и начала торопливо и постоянно сбиваясь, грести к ней. Получалось у нас очень плохо. Настолько плохо, что в полукабельтове от входа в бухту первая квадрирема настигла нас. Грамотно пройдя вдоль нашего правого борта, она сломала несколько наших весла и погасила свой ход настолько, что двигалась всего лишь чуть быстрее либурны. Несколько матросов зацепились длинными баграми за наш планширь и принялись подтягиваться. Другие разворачивали в нашу сторону «ворона», рядом с которым стояли легионеры, готовые переправиться на либурну, а у левого борта — стрелки, готовые поразить любого, кто появился на ее палубе, к тому моменту опустевшей.

Я находился в кормовой части трюма либурны возле отверстия для весла, через которое пытался отслеживать обстановку. Обзор был, мягко выражаясь, скверный. Я хорошо видел часть борта квадриремы, вымазанный черной смесью на основе битума, который привозят с Ближнего Востока. В одном месте покрытие было содрано практически до досок, наверное, одним из наших весел, которое неумелые гребцы не успели втянуть внутрь. За что и поплатились. Весла перед тем, как сломаться, хорошенько наломали костей и нанесли ушибов тем, кто их держал, и соседним гребцам — отомстили за свою гибель. Нескольким раненым сейчас оказывали помощь в трюме. Зато слышал я всё прекрасно. Тем более, что звуки знакомые: команды матросам, скрип талей, грохот при ударе клюва «ворона» о палубу, топот ног легионеров, перебегающих на либурну…