Гезат (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Командир в рогатом шлеме в сопровождении двух воинов проехал в мою сторону, сократив дистанцию метров до пятидесяти, остановился и спросил:

— Из какого рода был твой дед?

— Не знаю, — изображая честного, молвил я. — Наверное, он говорил, но я маленький был, запамятовал. Он рассказывал, что его деревня была на берегу озера, поэтому очень любил речную рыбу.

Бессы переглянулись, обменялись тихо репликами, после чего командир задал следующий вопрос:

— Ты служишь у римлян командиром?

— Командую всей конницей Цезаря, — подтвердил я. — За смелость в бою мне дали римское гражданство.

— Говорят, что Цезарь не платит своим воинам, — сказал он.

— Вранье, — спокойно опроверг я. — Иногда бывают задержки — как без этого в такой большой армии?! — зато потом обязательно наградит. Это Помпей распускает о нем слухи, чтобы никто не нанимался на службу. — И в свою очередь повторил первый вопрос: — Вы служите в римской армии или нанялись на время?

— На время, пока Цезаря победим, — сообщил командир бессов.

— Помпей проиграет, — уверенно произнес я. Убеждать не стал, но посоветовал — Когда поймете это, переходите на нашу сторону. Я замолвлю за вас словечко, как за дальних родственников. Чтобы вас не тронули, скажите, что вас позвал на службу Александр Цезарь. Я принял родовое имя своего полководца, так что не забудете.

— Меня зовут Москон, — представился он. — Если будет, как ты говоришь, мы найдем тебя.

— Договорились, — сказал я и вернулся к своим воинам.

То, что нам через час-два придется сражаться друг против друга, ничего не значило. Такова судьба наемника — воевать против вчерашних соратников. Главное — победа и добыча.

Впрочем, повоевать нам не пришлось. Отряд легионеров так и не прибыл. Видимо, Отацилий Красс получил пренеприятное известие, потому что приказал срочно двигаться к городу. Я подумал, что это ловушка, послал Бойда последить за вражеским отрядом. Мой помощник вернулся примерно через час и доложил, что помпеянцы действительно убрались в Лиссус. Позже я узнал, почему.

К утру ветер подутих и море подуспокоилось. Волны были еще высоковаты, и в нормальной ситуации мы бы подождали на берегу, пока станут ниже, но сейчас было не до выпендрежа. Мало ли, что на уме у нашего друга Отацилия Красса?! Быстро погрузившись и столкнув галеру в воду, пошли на север, стараясь держаться поближе к берегу. Если вода в галеру будет прибывать слишком быстро, опять выберемся на сушу. Был еще шанс встретиться с вражеским флотом, погнавшимся за нашим. Тогда тоже будет лучше отбиваться на земле.

Мы прошли пару морских миль и увидели наш флот в бухте, которая, по словам кормчего, имела название Нимфея. Суда были вытянуты на берег, где на холме уже заканчивали сооружать каструм. Шестнадцать вражеских боевых галер, гнавшихся за ними, погибли во время ночного шторма. Часть моряков спасли и взяли в плен наши. Наверное, известие об этом и привезли ночью Отацилию Крассу, из-за чего он благоразумно решил вернуться под защиту крепостных стен.

На следующий день мы сами оказались в Лиссусе. Его жители, имевшие римское гражданство, потребовали, чтобы Отацилий Красс убирался из города, как можно скорее и как можно дальше, и послали гонцов к Марку Антонию с извинениями за поведение коменданта и изъявлением покорности. Поводом послужило то, что данный персонаж вечером поклялся всеми богами, что сохранит сдавшимся в плен жизнь, а утром казнил их, причем не втихаря, а прилюдно, на лугу перед городскими стенами. В прошлую мою эпоху такого не могло быть в принципе. Слово римского военачальника было железно. Нарушить его — стать не то, чтобы нерукопожатым, но запятнать свою репутацию основательно и навсегда. Теперь это не кажется чем-то исключительным. Как мне сказали, в предыдущую гражданскую войну подобных случаев было предостаточно, есть с кого брать пример. И граждан Лиссуса возмутило не столько само клятвопреступничество, а коллективная ответственность, которая могла возникнуть, если не открестятся от Отацилия Красса. Воины должны погибать в бою, это издержки из профессии, но казнить сдавшихся в плен нельзя. За такое будут мстить жестоко: корпоративная солидарность обязывает, иначе кто угодно начнет казнить воинов. Если бы жители Лиссуса не выгнали клятвопреступника, то, еслигород был бы захвачен нами, все мужчины были бы истреблены, независимо от гражданства, а женщины и дети проданы в рабство. Более того, не дожидаясь требования, они дали нам десять арб зерна и сто быков.

Марк Антоний расположился в каструме неподалеку от Лиссуса. Несмотря на то, что шатер был поставлен всего часа два назад, создавалось впечатление, что здесь живут, как минимум, несколько недель. Если в любом жилье Гая Юлия Цезаря, даже в его домусе, всегда легкий бардак, словно только что поселился, то у Марка Антония чистенько, убрано, все разложено и развешено, причем не абы как, а создавая уют и красоту в его понимании последнего слова — эдакий набор милых предметов, словно купленных глуповатой бабой по дешевке у старьевщика и расставленных в ее понимании, что такое тонкий вкус и стиль. И вообще, в наведении порядка в жилье чувствовалась умелая женская рука, и меня не покидало чувство, что то ли кто-то из рабов легата переодетая баба, то ли он сам скрытый трансгендер. Говорят, до того, как в прошлом году Гней Помпей разбил его в Иллирии и захватил все барахлишко проигравшего, шатер Марка Антония был, как бы выразиться точнее, еще более обабленным, хотя мне трудно представить, что такое возможно в принципе. Сейчас под командованием этого, скажем так, женственного человека были три легиона ветеранов, одни легион новобранцев и восемьсот всадников, которыми, как это ни обидно признать, командовал не я.

Отказ свой Марк Антоний выразил в лестной форме:

— Ты командуешь конницей Цезаря, а моей пусть руководит менее опытный префект.

Я не настаивал. Все равно скоро соединимся с главными силами. Да и большую часть отряда составляли иллирийцы, в основном долматы, о боевых качествах которых я не знал ничего, ни хорошего, ни плохого. Они могли оказаться как отважными воинами, так и трусами, а такое лучше знать заранее, чтобы не оказаться среди погибших без толку или струсивших раньше времени.

— У меня для тебя задание особой важности, — предложил взамен Марк Антоний. — Цезарь знает тебя лично, поэтому доберись до него и передай, что мы ждем здесь. Или пусть укажет, куда нам следовать. Между нами находится армия Помпея. Наверняка его отряды патрулируют все дороги, так что можешь взять три турмы всадников.

— Большой отряд будет привлекать внимание. Лучше поеду с двумя своими помощниками и рабом. Якобы мы едем наниматься на службу к Помпею, — предложил я.

— Делай, как считаешь нужным, но доберись до Цезаря, — разрешил легат.

Выехали мы рано утром. Я решил не лезть на рожон, объехать район, где располагались враги. Мне сказали, что выше по течению реки Апсы, которая разделяла армии Гая Юлия Цезаря и Гнея Помпея, есть удобный брод. Туда я и отправился. Несмотря на то, что день базарный, дорога была пуста. Редкий путник, завидев нас, сразу нырял в кусты.

Я уж подумал, что доберемся без происшествий, когда увидел впереди разъезд из восьми всадников. Дорога в этом месте, обогнув холм, проходила между узкими полосами вспаханных полей. Межевые камни делили их на участки-трапеции разного вида. Уверен, что крестьяне, собственники этих полей, не умеют считать, не говоря уже о вычислении площади четырехугольника, но при этом участки примерно равны. Дальше дорога поднималась в ложбину между холмами, поросшими маквисом. На этом подъеме и расположился разъезд. Они уже заворачивали лошадей, собираясь поехать в обратную сторону, когда заметили нас. Подождав и убедившись, что нас всего четверо, поскакали в атаку.

Лук у меня был с натянутой тетивой, поэтому приготовления к боя заняли всего несколько секунд. Гленн тоже быстро перекинул щит со спину вперед и поднял копье, которое ранее лежало перед седлом, лишь придерживал его. Только Бойд оставался спокоен.