Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси - Юрий Максимилианович Овсянников

утверждения этой мысли повелела выписать золотыми буквами на подножии «Медного всадника»: «Петру Первому Екатерина Вторая». Императрица убеждена, что вместе с городом богатеет каждый из двухсот тысяч его обитателей…

Выгрузив привезенные товары, корабли набивают нутро кожей, пенькой, воском, железом и, приняв на борт пассажиров, вновь уходят на запад, тяжело раздвигая холодные балтийские волны. В один из последних августовских дней 1783 года отплыл курьер в Лондон. Он вез российскому посланнику Симолину важную депешу. Конечно, бумагу можно было отправить почтой через всю Европу, но тогда она ехала бы недель шесть. А море сокращало путь вдвое.

Депеша была срочная. Комитет по музыкальным и зрелищным увеселениям извещал тайного советника Ивана Матвеевича Симолина о непременном желании императрицы пригласить на русскую службу славного дансёра и балетмейстера Шарля Лепика и дансёрку Гертруду Росси. А чтобы утвердилось у них желание отправиться в путь, предложить хорошее жалованье: 4000 и 3000 рублей на год соответственно.

Исполнить веление императрицы следовало неукоснительно. Оно являлось частью замысленного Екатериной плана просвещения и, следовательно, возвеличивания России. Частью столь же важной и обязательной, как закупка огромных собраний картин, рисунков, камей, как дорогостоящая переписка с просвещенными умами Европы.

Посол России во Франции князь Д. А. Голицын в свое время доносил: «…что же касается до рекомендованного мною человека для письменной корреспонденции с Императрицею Нашею Всемилостивейшею Государынею, то рекомендован мною господин Д’Аламбер и что он ученый человек и в состоянии различие делать в достойных сообщениях Ея Императорскому Величеству вещей, в том ответствовать он будет, я думаю, что 1200 ливров довольное для него награждение…» Во имя просвещенности и величия России скупиться не следовало. Политика внешняя всегда требует больших денег.

Экономить удавалось на политике внутренней. Очень часто полновесные рубли Екатерина заменяла красивыми словами, многообещающими посулами и в редких случаях впечатляющими действиями. Действия рождались особыми обстоятельствами. Например, появлением опасных разговоров и нежелательных слухов. Так случилось в году 1765-м.

Еще в июле 1764-го отчаянный поручик Василий Мирович попытался освободить из Шлиссельбургской крепости законного наследника российского престола — Иоанна Антоновича, правнука царя Иоанна Алексеевича. Попытка окончилась плачевно: узника застрелила стража, а неудачливого поручика казнили. К пересудам о таинственной смерти Петра III добавились разговоры о двух новых убийствах. В костер народных суждений подбросили сухих дров, и поползли от окраин к центру зловещие слухи о безродной немке, через кровь захватившей русский престол. Взволнованная Екатерина пишет своему ближайшему советнику Н. И. Панину: «Я опасаюсь, однако, чтобы в таком большом городе, как Петербург, глухие толки не наделали ли бы много несчастных». Личный страх упрятан за благородными и красивыми словами, предназначенными для публичного чтения и для потомков: мудрая мать-государыня радеет о счастье подданных.

Истина очень старая: ребенка можно отвлечь и утешить игрушкой, народ — зрелищами и хлебом. Екатерина эту истину знает хорошо. Вот почему весной 1765 года на пустыре у большой излучины речки Кривуши (будущий Екатерининский канал, ныне канал Грибоедова) сотни плотников, согнанных со всех концов города, начинают ставить огромный балаган для народных увеселений.

Уже много десятилетий пустырь называли Брумберговой площадью — по имени владельца «пильных мельниц», стоявших на краю. Растущий Петербург настойчиво требовал все больше и больше досок, балок, брусьев. Мануфактура процветала, а рачительный хозяин все засыпал и засыпал болотистый пустырь золотистыми опилками, чтобы облегчить дорогу ломовикам.

К Николе Летнему, 9 мая, поднялись на этой площади качели, карусели и вместительный «амфитеатр» для театральных представлений. Два раза в неделю добровольцы из ремесленников, подьячих и лавочных сидельцев разыгрывали здесь действа. За содержанием пьес наблюдала полиция. Она же выплачивала актерам каждый раз по полтиннику. Так соблюдались порядок, благонамеренность и народное довольство.

Простой люд охотно кружился на каруселях, смеялся над похождениями Фомы и Ерёмы, но вовсе не забывал погибшего в Шлиссельбурге узника и убиенного императора. И в 1766-м, и в 1777-м, и даже в 1788 году Тайная экспедиция рассматривала дела о «воскресшем» Иоанне Антоновиче. А в 1773 году на берегу реки Яик объявился новый «император Петр III» — Емельян Пугачев, или, как называла его императрица, скрывая свой испуг, — «маркиз де Пугачев». Примечательно, что именно в этот год Екатерина подписала указ «Об учреждении в Санкт-Петербурге публичного Российского театра». Возводить каменное строение поручено придворному архитектору Антонио Ринальди, уроженцу Неаполя. А стоять тому театру указано на Карусельной, бывшей Брумберговой площади там, где качели и балаган.

Верить в проявление потусторонних сил — смешно и наивно, но порой цепь случайностей наводит на странные размышления. Видно, не очень хорошее место выбрала Екатерина для Каменного театра. Сначала со стены возводимого здания упал Ринальди. Расшибся так, что недомогал до самой смерти. Потом на протяжении столетия театр дважды выгорал дотла. Четырежды его перестраивали, не считая разных переделок. В 1811 году после большого пожара свалился с лесов еще один зодчий — Жан Тома де Томон. И умер через два года, так и не встав с постели. Все эти события могли породить у простого обывателя нежелательные размышления о некоторых начинаниях императрицы.

Все же, когда летом 1783 года убрали строительные леса, кирпич, щебень, корыта с известью, когда растащили все, вплоть до малых щепок, посреди площади открылось огромное строение. Массивное и тяжелое, оно возвышалось над всеми окрестными зданиями.

Выступающий с западной стороны театра прямоугольник обозначал парадный вход. По углам стояли Диана с ланью и Латона — мать ее и Аполлона. Большой треугольный фронтон венчал основной массив строения. А над ним белоснежная, из каррарского мрамора, фигура сидящей Минервы — покровительницы поэтов, художников, артистов.

Богиня ликом походила на императрицу. В ясную погоду чудилось: богиня милостиво улыбается, взирая на площадь. Здесь по утрам под дробь барабанов и визг флейт проходила смена гвардейского караула. Воинский артикул — не дамское дело, но свою гвардию императрица любила. Это она помогла Екатерине усесться на трон. В ней служило немало красивых и ловких офицеров. Гвардия укрепляла осознание власти — императорской и женской.

Три раза в неделю по вечерам площадь оживала. Она наполнялась праздничным гулом, скрипом колес, ржанием лошадей и пронзительными криками «Па-ди-и!», «Па-ди-и!». Петербург съезжался в театр.

Армия и Просвещение — два кита, на которых, по мнению императрицы, должна стоять власть. Армия свою мощь доказала в сражениях с турками. Заботу о Просвещении подтверждали Эрмитаж, Большой Каменный театр, недавно подписанный указ «Об учреждении народных училищ». Убедительные доводы разумности и справедливости благополучного царствования.

Создание Большого Каменного театра — только эпизод в грандиозном государственном спектакле, поставленном императрицей. Но, будучи созданным, театр сам невольно стал причиной многих последующих событий в истории российской художественной жизни. Одно из них начинается с появления Комитета для управления театральными зрелищами и музыкой. Комитет приглашает на российскую службу танцоров из Лондона. Знаменитые артисты отправляются в Петербург…

Однако